Бойня - Владимир Ераносян

Хадисы пророка и суры из Корана толпа оставила богословам. Она вышла на улицы предельно возбужденной. Адепты воинственного джамаата раздавали молодым оружие. И снова «Аллах велик!» зазвучал боевым кличем тех, кто не позволил родным сыновьям убитого прочесть в тишине и скорби погребальную молитву. Оба сына муллы не могли скрыть слез от своего бессилия. Они призывали самого Всевышнего в свидетели и просили у него помощи, напоминая Всемилостивому о том, что имам никогда не пожелал бы, чтоб его бренное тело, словно оккультные мощи, таскали по улице злобные фанатики, возбуждая черную ненависть. Он никогда не призывал к насилию.

Переговорщик, делегированный губернаторшей и возомнивший себя специалистом в контрпропаганде, пытался остановить бунт какими-то казенными словами. Он то и дело повторял, что уголовное дело об убийстве муллы уже заведено и преступники понесут неотвратимое наказание, что власти не имеют намерения прикрывать националистов, чему были десятки показательных примеров. В ответ полетели камни.

Несколько дней назад менты взяли подозреваемых по делу о громкой расправе над четырьмя ни в чем не повинными людьми, включая женщину с ребенком. Арестованных скинхедов держали в «Крестах» недолго, а потом кто-то распустил слух об их освобождении под подписку о невыезде за недоказанностью их причастности к зверскому убийству и отсутствием улик. Сперва взбунтовалась азербайджанская диаспора, ее лидеры прознали, что отцом одного из подозреваемых является милиционер. Азербайджанцев поддержали другие мусульманские анклавы. Тут и понеслось. А потом еще и муллу убили. Таким же топором.

На этот раз у подозреваемых имелось стопроцентное алиби, но акция протеста масштабировалась настолько, что радикалы противоборствующих сторон завопили о баррикадах. Пресса подливала масла в огонь, пытаясь проводить неуместные аналогии с жасминовой революцией в Тунисе и свержением режима Мубарака в Египте. Журналисты соревновались в эрудиции, не вспоминая, что Россия – страна в большей степени православная. Улицы Питера в эти дни словно опровергали аксиому. Толпы кавказцев и азиатов подобно снежному кому превращались в неудержимую лавину…

Муджтахид Бен Али вновь наблюдал за демонстрацией мусульманского гнева со стороны, словно бесстрастный полководец. Услужливые лакеи из молодых послушников для лучшего обозрения провели его в башню минарета, дабы он взирал на развитие событий с места муэдзина и взывал к небесам о помощи через суру «Ясин». Провокацию инспирировал именно он, и его верные мюриды сейчас направляли исламский гнев в правильное русло, сняв запрет «харам» на все, что считалось недозволенным у законопослушных магометан.

Но даже они не знали, что конкретно замыслил верховный муршид запрещенного джамаата, когда повязал пояс шахида на своего избранника и приказал ему идти впереди всех со знаменем ислама, на котором золотыми нитями было вышито слово «Джихад». «Священная война» не распознает провинность конкретного человека, зато видит вину целого народа. Если и пострадает невинный, то не напрасно, а в назидание. Если умрет дитя, то, значит, не стать ему воином в стане врага! Война! Бен Али наблюдал за бесчинствами с упоением фататика. Он почти добился своего. Почти. Детонатор сработает от звонка мобильного телефона и взорвет доселе беспечный мир, разбросав окровавленные гроздья гнева из Петербурга на всю страну. Муршид позвонит «избраннику» тогда, когда наступит самый удобный момент.

Был день. Менты не сдавались. С противоположной стороны стала группками собираться петербуржская молодежь – кто в фанатских шарфах, кто в вязаных шапках с прорезями для глаз. С этой стороны сегодня преобладали вовсе не вымпелы футбольных клубов, а националистические стяги. На сей раз количественное превосходство мусульман было подавляющим. Однако менты были вооружены на порядок лучше. А молодчики с кастетами, битами и финками предлагали им помощь в разгоне «черных». Чего и хотел муджтахид…

Бен Али ждал. Сегодня он не молился и не воздавал хвалу Аллаху, а лишь нервно перебирал четки из 99 бусинок по числу имен Всевышнего. Сейчас он не вспоминал ни одного из Его имен, и тем более имени Милосердный. Бен Али лишь смотрел вниз, выискивая затерявшееся в толпе знамя – ориентир, по которому муршид определял местоположение человека-бомбы. Никому не будет пощады. Ни своим, ни чужим. Заряд пластида, эквивалентный десяти килограммам тротила, начиненный металлическими шариками и болтами, возвестит о начале религиозной войны!

Молодчики уже дрались с мусульманами. Менты пустили в ход дубинки, пытаясь утихомирить пыл и тех и других, но, как всегда, сами попали «под раздачу». Щиты и дубинки уже не помогали. Наигранно скорбные переносчики тела муллы-мученика уже включились в бойню, бросив труп на брусчатку. Его бы растоптала толпа, если б не сыновья. Они подобрались к отцу сквозь хаос и давку и уже уносили тело с поля брани.

Появились первые раненые. На булыжники и асфальт полилась первая кровь. Бен Али искал знамя. Но, похоже, шахид его выронил. Где же этот несмышленый мальчик, искусно, с помощью изобретательной софистики и наркотика превращенный шейхом в безропотного, повинующегося зомби? В эпицентре ли хаоса или на фланге, где скопление народа не так значительно и жертв будет недостаточно?

«Почему медлит муршид? Ведь я уже готов!» – терзался в исступленном ожидании молодой юноша, избравший смерть ради чужой идеи. Он не хотел признаваться себе в разочаровании. Он желал только одного: чтобы все быстрее закончилось. Для него в первую очередь. Он уже не размышлял о том, оправдает ли он возложенные на него надежды учителя. Он боялся передумать, смалодушничать в последний момент. «Лекарство» уже не действовало. Человеческие сомнения и психологическое напряжение достигли апогея и нивелировали воздействие наркотика. Но почему не звонит телефон? Когда завершится это испытание? И он унесется в обещанный рай, где тишина и покой, где Джебраил накроет его своим крылом и походатайствует перед Аллахом о смягчении участи заблудшего…

Шахид открыл пальто, и зоркий подполковник Бабушкин увидел пояс смертника. Глаза человека-бомбы, тощего и напуганного, бегали в растерянности. Мент сразу оценил обстановку. Смертник в толпе. Все перемешалось. Менты, фанаты, мусульмане. Взрыв разнесет все в клочья и зальет кровью улицу. Надо что-то делать и делать быстро! Жена, доча, простите! Что был таким ретроградом, что не брал взятки, что иногда злоупотреблял водкой и пивом. Что не исполнил мечту роднули и не свозил дочу в Париж, где она хотела попрактиковаться в разговорном французском. Для Парижа нужны шенген и евро… Что был русским ментом! Прощай, заслуженная пенсия! Прощай, немытая Россия! Любимая страна, где люди должны жить, а не умирать и где кое-кому приходится умереть, чтобы жили другие.

– Эх, товарищ генерал! Говоришь, не отпустишь меня на пенсию?! – вырвал два щита из рук сослуживцев Бабушкин. – Не обойтись, говоришь, без Сереги Бабушкина?! И то верно! Знаю, что так. Поэтому и не спорю никогда! И ведь ни от одной командировки не отказался! В госпиталях и лазаретах не отлеживался. Не косил от «горячих точек» и братанов не подставлял! Но на пенсию все-таки уйду!

Бабушкин разбежался, сбил шахида с ног, накрыл его двумя щитами и собственным телом…

Бен Али понимал, что медлить больше нельзя. Он надеялся, что «бомба» там, где ей надлежит быть. В самом центре людского моря. И он позвонил.

Взрыв прогремел, но это был удар не той мощи, что ожидал муджтахид. Ударную силу что-то сдержало. Что-то такое же большое и не менее мощное. Непробиваемое, как черепаший панцирь. Бен Али не мог понять, в чем дело, почему толпа замерла, почему начала расступаться… И почему взрыв не прогремел сокрушительной и яркой вспышкой подобно грандиозному новогоднему фейерверку, возвещающему о начале великого праздника?! Что произошло?

На перекрестке, в эпицентре бойни, валялись в снегу и грязи куски человеческих тел. Два изуродованных до неузнаваемости трупа – подорвавшего себя шахида, внутренности которого вывалились на всеобщее обозрение, и предотвратившего теракт мента на щите и в каске с закрытым забралом. А рядом распластался еще один труп. Без головы. Хотя наличие в этой голове примитивного серого вещества вовсе не означало, что при жизни его хозяин обладал головой…

Случай – псевдоним Провидения. Один из бронещитов, что использовал мент для подавления мощи взрыва, отлетел бумерангом и снес голову одному из хулиганов. По невероятному стечению обстоятельств гильотина Случая, сотого имени Бога, опустилась не на шею невинно осужденного, но отсекла голову тому самому злодею. Недавно этот злоумышленник со своими дружками устроил массовую резню в одной петербургской квартире, где были лишены жизни люди разных национальностей, чей праздник и чья жизнь были прерваны несправедливой и жестокой казнью. Щит обернулся топором. Тем самым, что был занесен над матерью и оборвал пока еще не успевшую стать грешной жизнь ребенка, который, может, и не любил заниматься музыкой, но очень любил играть.