Царевна-лягушка для герпетолога - Оксана Токарева

горбу еще дом притащил. Вот ведь тогда вы дел с ним натворили! Сами не заметили, а оно вона, когда пришлось расхлебывать.

Про какие дела толковал сварливый колдун, я спрашивать не стала, по поводу отсутствия скатерти-самобранки тоже почти не расстроилась. То ли еще время не пришло, то ли она, как и ковер-самолет, просто досужий вымысел.

— Изволь, дедушка, — поясно поклонилась я старому ворчуну, подхватывая два ведра и выбегая на улицу.

Интересно, а есть ли тут колодец? Или придется воду из речки носить? Впрочем, я почти не удивилась, когда, выйдя из той же двери наружу, вместо сумрачного леса увидела окруженный частоколом широкий двор, в глубине которого стояла покосившаяся банька, а на другой стороне примостился колодец. Над верхушками отступивших от избы метров на сто корабельных сосен занимался закат, а на бревнах частокола что-то белело, и я была не уверена, что это старые горшки или тыквы.

Баба Фрося для какого-то очередного выступления научила меня воду коромыслом носить, и тренировалась я не только с пустой бадьей. Поэтому, когда я вплыла в горницу, мерно покачивая бедрами, чтобы под ноги не плескало, дед Овтай одобрительно кивнул, поглаживая долгую бороду:

— Малость откормить да в рубаху с поневой обрядить — совсем выйдет павой.

— Да есть у нее понева, и рубаха покосная имеется, — не выдержав, встал на мою защиту Левушка. — Просто через лес в штанах удобнее. И никакие это не мужские порты. Наши мещерские да мокшанские бабы исстари тоже порты под рубахой носили.

— Смотри как разошелся, — усмехнулся в усы дед Овтай. — Сам вижу, что хороша, а ты такую девку чуть не упустил. Я бы ее не то что в невестки взял, дудочку-нуделку свою вместо тебя, белобрысого, отдал. Только зачем ей дудочка, когда она крылья за спиной чувствует даже в вашем каменном мешке? Это ты, бескрылый, все бредни своей матери слушал, будто я ее мужа сгубил. Она бы, вместо того чтобы мазней заниматься да оклады от патины отчищать, за вами, неслухами, лучше смотрела. Ее муж десять лет потратил, чтобы выползня проклятого пленить, а из-за вашего озорства этот гад не только вырвался, но и силу какую обрел! Да и ты тоже хорош! Имел бы сейчас духов-помощников, не пришлось бы за реку Смородину непосвященных тащить.

Хотя мне не терпелось узнать, в чем таком когда-то провинились Лева и мой брат, я молчала, наводя в горнице порядок, пока Иван и Лева кололи дрова и разводили огонь в печи. Благо метла, совок и ветошь отыскались на привычных местах, а запыленные миски и горшки, словно в сказке про Федору, так и просились мне в руки.

Когда дед Овтай вслед за Левой вышел во двор поглядеть, как там его помощники управились с баней, ко мне подошел Иван. Посмотрел, как трещат в топке хорошо просушенные сосновые поленья, а потом осторожным шепотком спросил:

— Я правильно понял, что этот старый шаман умер лет сто назад? И мы сейчас в его домовине хозяйничаем и через нее хотим, как попаданцы, на тот свет пройти?

— Какие ж мы попаданцы, когда сами премся? — перекинув косу за спину, пожала я плечами. — И по поводу хозяйства не самовольничаем. Дед Овтай нас попросил. Да и прибраться тут не грех. Ты же тоже помогаешь нам с мамой порядок наводить, когда приезжаем к дедушке на кладбище. А баба Фрося и другие деревенские еще и оставляют угощение.

— Не знаю насчет угощения, — покачал головой Иван, — но этот пращур, пока мы с Левой дрова кололи, странно принюхивался. Я хоть это ваше народное творчество не проходил, знаю, чем питается ходячая нежить.

— Боишься? — беззлобно поддел друга вернувшийся Левушка.

— За вас с сестрой переживаю, — отбил удар Иван. — К тому же, если меня тут съедят, кто Василису вытащит? Если она вообще еще жива, и ее имеет смысл возвращать.

— Василиса не упырь и не зомби, — посерьезнев, пояснил Левушка. — Бессмертный ее, бедную, живой в навь утащил. А что касается местных, то дед нас, конечно, не тронет, чего не скажешь об остальных, особенно тех, которые из темной части исподнего мира лезут. Поэтому чем скорее мы управимся с баней, тем будет для нас же безопаснее, — добавил он, увлекая друга во двор и оставляя меня наедине с вернувшимся вслед за ним дедом Овтаем.

Пройдясь по горнице, старик придирчиво проверил результаты моих трудов. Интересно, он опять другим зрением видит? Или по звукам и запахам ориентируется? А пыль и грязь находит на ощупь?

— Вижу, с веником и совком ты шустра, — подметая седой бородой стол, кивнул мне дед Овтай. — Только чистотой сыт не будешь. Кашу хоть, птаха певчая, варить умеешь?

— Умею, дедушка, — поклонилась я, чувствуя себя героиней сказки «Морозко». — Только нам твой внук припасов никаких брать не велел. Если скажешь, из чего — мигом приготовлю.

Дед Овтай чуть заметно повел нависшей над слепым глазом кустистой бровью, и на полке открылся короб, из которого пахнуло жутким духом застарелой плесени. Я еле подавила рвотный спазм и на глаз зачерпнула деревянным совком непонятного цвета склизкую крупу, напоминавшую те образцы зерновых, которые отец и его коллеги находили в древних городищах и захоронениях. О том, как мы будем есть это ведьмино варево, и что нам об этом скажет пищеварительная система, я старалась не думать. Если эта каша нас сделает на шаг ближе к Василисе, я съем ее и не подавлюсь.

К тому времени, когда варево закипело, из бани вернулись обряженные в посконные рубахи и домотканые порты Левушка и Иван. Пахло от ребят какими-то травами и можжевельником. Мне даже стало легче дышать. При этом сами они, и не подумав скривиться, принюхивались к моей стряпне с таким видом, будто учуяли что-то аппетитное.

— А девице красной хоть оставили водицы? — проводил парней в горницу дед Овтай. — Такую косищу промыть — никаких дров не хватит.

— Все оставили, дедушка, — заверил его Левушка. — И девице, и баннику твоему. Совсем он у тебя заскучал.

— А он подсматривать не станет? — забеспокоилась я, соображая, как отвадить банника и во что переодеться.

— Пусть только попробует, охальник, — беззлобно погрозил кому-то дед Овтай.

С банником я так и не встретилась. Видно, получив новый веник и шайку с водой, он наводил чистоту, спрятавшись в закутке под печкой. Поэтому я тоже залезла на полок повыше и не успокоилась, пока крепкий можжевеловый веник не превратился в размокшую мочалку, а на боках не появились красные разводы. После затхлой избы и каши с плесенью живой горячий дух парной меня бодрил.