Муссон - Уилбур Смит

В ту ночь Том почти не спал. Лежа на своем тюфяке (с одного бока Дориан, с другого Гай), он слушал их дыхание и стоны и храп матросов, спавших на палубе.

Он снова переживал каждое мгновение эпизода в кормовой каюте, каждое прикосновение и движение, ее запах и ее пение, когда он ласкал ее, мягкость ее самых укромных частей и их тепло. Он не сможет сдерживаться, когда на следующий день окажется в каюте мастера Уэлша с Каролиной. Хотя все они будут вглядываться в свои грифельные доски и слушать мучительно однообразные монологи мастера Уэлша, он попытается притронуться к ней и подтвердить огромное значение того, что произошло между ними.

Когда наконец она следом за своими писклявыми сестрами вошла в каюту мастера Уэлша, то, не обращая внимания на Тома, сразу подошла к учителю.

— На моем месте свет слишком слабый. Можно я пересяду поближе к Гаю?

— Конечно можете, барышня, — сразу согласился Уэлш, который тоже не устоял перед очарованием Каролины. — Вам следовало раньше сказать, что вам неудобно сидеть рядом с Томом.

Гай охотно подвинулся, освобождая ей место, а Том почувствовал себя униженным и попытался привлечь внимание Каролины, пристально глядя на нее через узкую каюту. Однако Каролина все внимание сосредоточила на грифельной доске и не поднимала головы.

Наконец даже мастер Уэлш заметил странное поведение Тома.

— У тебя морская болезнь? — спросил он. Подобное оскорбительное предположение ошеломило Тома.

— Со мной все в порядке, сэр.

— Тогда повтори, что я сейчас говорил, — предложил мастер Уэлш.

Том задумчиво посмотрел на него и погладил подбородок. Одновременно он под столом пнул Дориана.

Дориан преданно бросился ему на помощь:

— Вы говорили, сэр, что тавтология — это…

— Спасибо, Дориан, — остановил его Уэлш. — Но я спрашиваю твоего брата, а не тебя.

Он неодобрительно посмотрел на Тома. Его всегда раздражало, когда молодой человек с хорошей головой отказывался использовать свои возможности полностью.

— Теперь, после отсрочки, Томас, может, ты объяснишь нам значение этого слова?

— Тавтология — это ненужное, лишнее повторение того, что уже было высказано словом или фразой, — ответил Том.

Уэлш не скрывал разочарования. Он надеялся, что Том продемонстрирует перед остальными свое невежество и устыдится.

— Ты поражаешь меня своей эрудицией, — сдержанно сказал он. — Может, дашь нам пример тавтологии?

— Наставительный наставник? — предположил Том.

— Докучный наставник! — Дориан рассмеялся, и даже Гай поднял голову и улыбнулся.

«Отродье Битти» не поняли ни слова, но увидели, что Уэлш побагровел, а Том сложил руки на груди и торжествующе улыбнулся, догадались, что их идол одержал верх, и радостно захихикали. Только Каролина продолжала писать на доске, даже не подняв головы.

Том был озадачен и обижен. Как будто между ними вообще ничего не произошло! И поскольку его вечные стычки с мастером Уэлшем нисколько ее не заинтересовали, он попытался привлечь ее внимание другими способами.

Когда Каролина выходила на палубу, он пытался превзойти собственные силы и опыт, демонстрируя мастерство и проворство на реях. Повторяя подвиги старших, он бежал по всей рее, подняв руки над головой, к своему месту на лине или скользил без остановки вниз, так что грубая конопляная веревка срывала кожу с ладоней, прежде чем он, стукнув о палубу босыми ногами, приземлялся на палубу рядом с тем местом, где стояла девушка. Она же, едва взглянув на него, отворачивалась.

Как назло, она была мила и любезна с Гаем, Дорианом и даже с мастером Уэлшем. Том, которому медведь на ухо наступил, был исключен из музыкального кружка, и Каролина как будто находила особое удовольствие в обществе Гая.

Они непрерывно перешептывались во время уроков, и Уэлш безуспешно пытался заставить их замолчать. Том протестовал:

— Я решаю задачу по тригонометрии и не могу думать, когда вы трещите как сороки.

Уэлш мстительно улыбнулся.

— Я не уверен, что твои мыслительные процессы ускоряются даже в полной тишине.

При этих словах Каролина звонко рассмеялась и склонилась на плечо Гаю, как будто хотела разделить шутку с ним.

Взгляд, который она бросила на Тома, был злым и насмешливым.

Том и Дориан унаследовали от отца острое зрение, и поэтому их часто отправляли наверх, впередсмотрящими. Тому нравились долгие вахты на марсе, на грот-мачте, — это было единственное место на забитом людьми корабле, где они могли побыть одни. Дориан научился держать язык за зубами, и они могли часами сидеть в дружеском молчании, не мешая друг другу, погружаясь в фантазии и воображаемые картины.

Если прежде Том мечтал о битвах и славе, о диких землях и больших океанах, куда они направлялись, о слонах, китах и огромных обезьянах в туманных горах, которых он так ярко представлял себе по рассказам Аболи и Большого Дэниела, то теперь все его мечты были о Каролине. О ее мягком белом теле, которого он касался, но никогда не видел, о ее взгляде, обращенном к нему с любовью и преданностью, о замечательных вещах, которые он делал с Мэри и другими девушками в деревне и мог бы сделать с нею. Но ему казалось святотатством допускать в мечты о божественной Каролине нечто столь низменное.

Он представлял себе, как спасает ее с корабля, охваченного пламенем и полного пиратов, как с нею на руках прыгает за борт и плывет к белоснежному пляжу или на коралловый остров, где они могли бы быть наедине. Наедине!

Именно эта загвоздка обрывала все его грезы. Как остаться наедине? «Серафим» может проплыть через весь океан, но на его борту они никогда не будут наедине.

Том отчаянно пытался найти на корабле место, где они могли бы хоть несколько минут побыть одни, вдали от взглядов, если он сумеет уговорить ее пойти туда. Что, как он признавал в глубине души, крайне маловероятно.

Есть грузовой трюм, но он заполнен грузом и опечатан Компанией. Есть каюты на корме, но даже самые большие из них не позволяют остаться в одиночестве, потому что забиты людьми. Переборки такие тонкие, что Том слышал, как спорят сестры: в их каюте только одна могла стоять выпрямившись. Двум, чтобы раздеться или одеться, приходилось забираться на койки.

На корабле нет места, где он мог бы излить Каролине свою любовь или поближе познакомиться с ее прелестями. Но воображение не давало ему покоя.

По вечерам, когда позволяла погода, Том и Дориан забирали на камбузе свои чашки и шли на нос, где могли поесть, сидя на палубе в обществе Аболи и иногда Большого Дэниела. А потом они ложились на спину и смотрели в звездное небо.