Собчачья прохиндиада - Юрий Шутов

Собчаку сперва я не хотел говорить о полученных от Никитина сведениях. Они лежали, скорее, в области анализа, чем факта, но, памятуя о нашем уговоре ничего не скрывать, дабы не "затоваривались камни за пазухой", как-то между делом, по пути, в общих чертах обрисовал эту встречу. Собчак, не дослушав до конца, запальчиво возразил:

— По этому Олейнику выходит, что Крамарев сотоварищи руководит ими же созданной самой сильной бандой в городе, а вот адвокат Шмидт, который недавно был у меня, очень Крамарева расхваливал. А уж Шмидт-то должен знать, кто в городе бандит, а кто нет.

У меня тоже не вызывала сомнений осведомленность адвоката Шмидта в этом вопросе, но про себя я отметил, что фамилию Олейника, не упоминавшуюся мною в разговоре, Собчак назвал по памяти правильно и без малейшего затруднения.

Больше «патрон» к разговору на эту тему со мной никогда не возвращался но, как я заметил, утверждение Крамарева в должности начальника ГУВД пошло быстрым темпом.

Кто знает, может, именно так и срослась банная идея Собчака, пожелавшего иметь собственную террогруппу, с ее реальным воплощением в жизни.

Собчак себя старался никогда не обманывать, поэтому, отдавая отчет в нестойкости политической симпатии народа, пусть сперва даже самой жаркой, но имеющей обыкновение меняться весьма причудливо, убеждал всех, что пока он у власти, социальная справедливость и основные задачи правоохранительных органов должны заключаться лишь в охране его имущества, его прав и всех его сбережений Иуды, понимая под свободой совести свободу быть бессовестным. Вот почему, выяснив, что собой представляет Крамарев, Он приложил максимум усилий, как и его московский коллега Попов с Мурашевым8, чтобы протащить в кресло начальника ГУВД обладателя именно тех личных качеств, которые позарез были нужны Собчаку. Так был сделан первый шаг к рождению в городе собчачьей Фемиды, повенчанной с цербером, но разведенной с законом, оголтело мстительной и глухой.

Теперь на повестку дня вставала задача безоговорочного подчинения горсуда, УКГБ и горпрокуратуры во главе с трусоватым но не поддающимся давлению Собчака, принципиальным и честным Д. Веревкиным, которого «патрон» уже начал обкладывать нужными людьми. Помню, как-то возвратившись из очередной поездки в Москву, Собчак по дороге из аэропорта рассказал мне, что Комитет госбезопасности представил в прокуратуру СССР обширный материал о взяточничестве заместителя прокурора города Е. Шарыгина, в связи с чем собираются из столицы прислать комиссию. Однако, выяснив, что эта проверка при любом ее исходе не пошатнет положения самого Веревкина, «патрон» пообещал сделать все возможное, чтобы укрыть Шарыгина от возмездия закона, о чем тот должен будет всегда помнить.

Весь дальнейший ход событий показал: подручные, похожие на Шарыгина, «патрону» были крайне нужны, а вместе с рекрутируемым им на пост прокурора города Большаковым вполне могли в перспективе справиться с задачами, поставленными Собчаком перед этой организацией.

— Неплохой будет тандем! — Порой удовлетворенно-злорадно похмыкивал, прикидывая будущее, «патрон».

Некоторое время спустя стало известно, что в чекиста Олейника всадили несколько пуль прямо перед дверью квартиры, где он жил. Функционирующему оперативно-розыскному бюро (ОРБ ГУВД) совместно с горпрокуратурой было поручено найти убийц, обнаружить которых они, разумеется, не смогли…

Глава 6

Свет не убедит слепых, как слова глухих…

К нам приезжает чета Рейганов. То есть вовсе не к нам. Просто Рональд, перестав быть президентом Америки, слоняется по белу свету, хозяйски приглядывая и оглядывая города с туземцами бывшего соцлагеря — плод разрушительных трудов своих, ведая при этом о заокеанских планах, а поэтому зная, что всех нас ждет впереди. Его всюду принимают, как раньше Горбачева. Радости при встречах с ним у представителей фланирующих «демократизаторов» нет предела.

С утра в день объявленного прилета экс-президента в Мариинском дворце царило необычайное оживление. На случай, если Рейган захочет заглянуть к «патрону», в чем все были уверены, даже на каминной полке в приемной поставили вазу, очень напоминавшую по форме берцовую кость взрослого человека с тремя еле втиснутыми в нее гвоздиками. Из голубой гостиной кем-то впопыхах был выставлен старинный, вероятно, еще николаевских времен, диван "мечта клопа" со множеством очень удобных щелей и всяких выступов. Чуть раньше оттуда же пропала сиротливо стоявшая много лет в углу, неизвестно как, когда и зачем оказавшаяся в этом архаическом зале роскошная козетка. Эта антикварная вещь, не стул, не качалка и не диванчик старинного типа, непостижимым образом уцелевшая после всех войн, погромов и революций, была враз унесена в неведомое свежим ветром, гонимым «перестройщиками». Подобный предмет мебельных гарнитуров давно минувших дней спроектировали, вероятно, по специальному заказу, как необходимый атрибут для стремительной реализации сюжетов пылких великосветских романов, ибо поза, принимаемая решившими этой козеткой воспользоваться, вне сексуальной жизни и в быту не применяется.

Собчак находился в приподнятом настроении и душном новом пиджаке цвета передельного чугуна вкупе с мрачными, точно канализационные трубы, брюками фасона, укоренившегося при принце Уэльском. Сам принц, сделавшись королем, давно помер, а установленная им мода усилиями разнонациональных закройщиков обессмертила его имя, родив искусство одевать официальную публику в обезличенные штаны, поблескивавшие на «патроне» стрелками, словно они были только что из швальни. Венчали этот праздничный наряд для свидания с Рейганом пестрый галстук — верный эталон цыганских товаров универсального базара, который «патрон» попросил меня перевязать по причине собственного неумения, да длинные, почти до колен, новые, голубоватого отлива носки в полоску расцветки, именовавшейся в старину "сон разбойника"; их он охотно демонстрировал, сидя заложив ногу за ногу, в штиблетах коксо-торфяного оттенка.

Следует отметить: к обновам одежи и желанию принарядиться Собчак тянулся не по возрасту пылко. Однако даже после того, как его скрытый доход достиг возможности покупать суперкаталожные вещи, он все равно первое время умудрялся создавать такие «изысканные» по вкусу ансамбли, что невольно возникало впечатление о прошлых материальных проблемах, заставивших проходить всю жизнь в единственном костюме без выбора, с несменяемым галстуком либо вообще безо всего, в одной лишь традиционной академической шапочке с вручную пришитым профессорским козырьком от солнца.