Пансион искусных фавориток. Борьба за жизнь - Екатерина Богданова

— Я могу идти? — спросила излишне сухо, но теплых чувств к этой женщине совсем не осталось. Восхищение пропало так же внезапно, как и появилось. Теперь я понимала, почему Возрен Шестой отказался от жены — он ее боялся! Боялся и не понимал. Возможно, десятилетия, проведенные в монастыре, наложили свой отпечаток, но, видимо королева, уже тогда, будучи наделенной магией, была слишком сильна, чтобы оставить ее в опасной близости от трона.

— Иди, девочка. Следующая наша встреча докажет тебе, что я была во всем права. — Женщина опять отвернулась к окну и стала кормить с руки топчущегося на подоконнике голубя.

Я повернулась к двери, но была остановлена восклицанием.

— Хотя постой! Ты слишком юна и делаешь поспешные выводы. Лучше подстраховаться, — проговорила королева, подходя ко мне. В следующее мгновение она вскинула руки и схватила меня за голову, сдавливая виски. — Повелеваю тебе, рот твой будет запечатан. Никогда — ни словом, ни делом ты не поведаешь никому об услышанном от меня. Знай и храни.

В глазах на мгновение потемнело, королева-мать отступила, отпустив мою голову, и ласково произнесла:

— Беги, милая. У тебя еще столько дел перед отбытием.

На ватных ногах я покинула мало походящую на келью комнату опальной, но далеко не лишившейся власти королевы-матери. Кто бы мог подумать, что за ангельскими внешностью и голосом скрывается такая прагматичная, властолюбивая душа. Королева могла сколько угодно прикрываться благими намерениями и заботой о людях, но это не меняло того факта, что она банально жаждет занять трон.

А через фавориток намеревается держать под контролем своих многочисленных внуков? Глупо это. А ее величество далеко не глупа, значит, пансионерки нужны ей для чего-то другого. Плохо, что я не знаю, чему, помимо искусства обольщения, обучают девушек на последнем курсе. Может быть, удастся поговорить с кем-нибудь из выпускниц? Хотя вечером я покину Возрению, а еще нужно постараться встретиться с сестрой и присутствовать на официальной церемонии по случаю отбытия посольства. Столько вопросов, и совершенно нет времени, чтобы получить ответы.

Юлона встретила меня воодушевленно-возбужденной улыбкой.

— Ну что? Она правда необычайная?! — радостно воскликнула девушка.

— Уж необычайная, так необычайная, — горько усмехнулась я. — Тебе здесь нравится?

— Очень! Все такие добрые, спокойные и не указывают, как себя вести и что делать. Мне очень повезло попасть сюда, — заверила меня Юл. Похоже, ее королева-мать в подробности своей подпольной деятельности не посвятила. Или запудрила мозги наивной Юлоне настолько, что девушка поверила во всю эту высокопарную чушь про спасение народа Возрении. Но, как я ни старалась, а спросить подругу об этом не смогла. Рот просто не желал открываться, чтобы задать нужный вопрос. А против магии я была бессильна. Очередная ниточка, с помощью которой кукловоды управляют своими куклами, оплела меня с ног до головы, и вырваться уже не представлялось возможным. А значит, я буду продолжать начатую не мной игру, отправлюсь в Наминайскую империю и стану той, кем меня хотят видеть кукловоды. Смогу ли вырваться и сыграть по своим правилам, покажет время. Только время на моей стороне, оно и рассудит, кто игрок, а кто игрушка.

Попрощавшись с пустившей слезу Юлоной, поспешила покинуть обитель коварной королевы-матери. Во дворце уже наверняка обнаружили мое исчезновение, и теперь придется объяснять Мордоку причину визита в монастырь. Про королеву-мать я по понятным причинам рассказать не сумею, потому что просто физически не могу произнести про нее ни слова. Значит, придется опять лгать и изворачиваться. А лгать я научилась не настолько хорошо, чтобы обмануть советника тайной канцелярии. Но особых причин для тревоги в этом я не видела. Что он мне сделает? Партия разыграна, и я в любом случае покину Возрению уже через несколько часов, можно немного и пренебречь расположением тайного советника. На территорию Наминайской империи его власть не распространяется.

Объяснять никому ничего не пришлось. Советник ожидал меня у моих покоев, в компании своих рыжеволосых подчиненных. Фрейлины были необычно спокойны и молчаливы.

— Ваше высочество, наконец-то вы вернулись! — воскликнул Мордок. — Что ж вы скрыли ото всех столь важные и достойные уважения планы? Ну да ничего, я уже исправил эту оплошность, и весь двор в курсе, что их принцесса провела ночь, преклонив колени и молясь за свой народ. Люди жаждут увидеть вас в последний раз перед отбытием в дальние края.

Провела ночь, преклонив колени? Воображению советника можно было только позавидовать. Теперь в храмах и монастырях отбоя от желающих повторить подвиг принцессы не будет. А уж о пожертвованиях и говорить нечего. Только вот Мордок не подумал о том, что нерелигиозные маги посчитают меня недалекой представительницей суеверного народа. Возрения всегда преклонялась перед богиней, и, в отличие от наминайцев, возренийцы люди верующие. В Наминайской же империи царит одна богиня — магия. Или как раз этого советник и добивался? Моя отправка с послами — дело уже решенное и теперь можно выставить меня глупой куклой? Но, судя по словам посла Айи, в роли жеманной глупышки я вряд ли привлеку внимание не то что императора, но даже придворного садовника. Логику многих поступков главы тайной канцелярии мне так и не удалось постичь. А спрашивать не было ни желания, ни времени.

— Я утомилась и желаю побыть одна, прогуляться по саду, — проговорила, проходя мимо Мордока и фрейлин к дверям своих покоев. — Авройя, за мной, — приказала напоследок и скрылась за дверью.

— Я пришлю за вами через три часа, — безапелляционно проговорил Мордок и в точности повторил мой маневр, скомандовав сестрицам «за мной» и гордо удалившись.

Я не совсем поняла, зачем советник приходил и чего добился своим визитом. Но одно было ясно: он знает обо всем, что происходит во дворце. Глупо было надеяться, что Мордок не узнает о визите в монастырь. Однако у меня осталось всего три часа на то, чтобы встретиться с сестрой и проститься как с ней, так и с прошлой жизнью. А потом начнется очередной фарс, по окончании которого я покину родину. И еще теплилась в душе надежда узнать хоть что-нибудь о судьбах фавориток.

— Сегодня я буду позировать в своей гостиной, — сказала Авройе. — Распорядись, чтобы портретистку доставили сюда. У нас слишком мало времени, так что пусть поторопятся.

К прибытию Виколлы принцесса Саминкара уже была готова позировать.

Викки сделала немного неуклюжий реверанс — не часто она встречалась с высокопоставленными особами, — осмотрелась и растерянно произнесла:

— А как же свет? И цветок?

— Мади, сходи за слугами, нужно передвинуть кушетку, — распорядилась я. — А ты, Авройя, сбегай за белой лилией.

— Так кушетка легкая, я и сама передвину, — возразила камеристка.

— Не перечь мне! Женщина не должна выполнять мужскую работу, — строго осекла я ее. — Иди!

И мы с сестрой остались одни. Как только за Мадолией закрылась дверь, я тут же подскочила и крепко обняла Виколлу.

— Я сегодня отбываю в Наминайскую империю, — прошептала, глотая слезы. — Возможно, мы больше не увидимся. Знай, я люблю тебя и никогда не забуду, сестренка.

Викки только обнимала меня и гладила по спине.

— Ты справишься, — прошептала она, разрывая объятия. — Я буду молиться за тебя, малышка.

Я отвернулась, чтобы не показывать сестре, что плачу. И вовремя — дверь открылась, впуская камеристку и двоих слуг в королевских ливреях.

— Эту кушетку поставьте вот сюда, — начала распоряжаться быстро взявшая себя в руки Викки. — Нет, разверните вот так, параллельно окну.

За спиной кто-то копошился, что-то передвигали, а я стояла у окна, в которое лился яркий солнечный свет, и украдкой вытирала глаза. Знала, что будет тяжело проститься с единственным во всем мире близким человеком, но не думала, что не смогу сдержаться. Сейчас же осознала, что я всего лишь девочка, ребенок, не желающий расставаться с иллюзией о счастливой жизни рядом с теми, кого люблю, и кто любит меня. Меня лишили детства, но это не помешало выжить маленькой испуганной девочке, забившейся в глубину вынужденно повзрослевшего сознания.

К тому моменту, когда портретистка была готова приступить к работе, принцесса уже величественно восседала на кушетке, храня отрешенно-задумчивое выражение лица.

Через час портрет был закончен. Взглянув на работу сестры, я чуть вновь не прослезилась. Каждый штрих в этом портрете был пропитан любовью и нежностью. Казалось, сестра вложила частичку своей души в этот портрет, и с него на меня смотрела настоящая принцесса, прекрасная и трогательная, но в то же время невероятно сильная и смелая. Неужели Виколла видит меня вот такой? Я себя такой не чувствовала.