Сын Зевса. В глуби веков. Герой Саламина - Любовь Федоровна Воронкова

самим надо договориться с Фивами, прежде чем они объединятся с Афинами. Так зачем нам эта Амфисса?

– Но амфиктионы поручили нам наказать амфиссейцев, – возразил Антипатр. – Что ты ответишь амфиктионам?

– Но мы же не будем трубить в трубу, что идем в Фокиду, поближе к Беотии, а не к Амфиссе. А кто-нибудь с отрядом пройдет и к Амфиссе – для отвода глаз.

Всем – и военачальникам, и этерам – были известны коварные приемы Филиппа. Силой или обманом – все равно. Лишь бы добиться того, чего ему нужно добиться.

И может быть, только одному Александру не нравилось это. Он был еще очень молод тогда и презирал обманы. Силой, только силой и отвагой следует завоевывать страны, силой войска и талантом полководца.

Но полководцем был не он, а Филипп. Его мнения не спрашивали. Все сделали так, как сказал царь. Небольшой отряд направился к Локрийской Амфиссе, которую поручено было наказать. А главную армию Филипп через Фермопильский проход провел прямо в Фокиду. И здесь, у самой границы Беотии, с ходу захватил и занял крепость Элатею. Элатея стояла на дорогах, которые шли и в Фивы, и в Аттику. Отсюда Филипп мог за один день нагрянуть в Беотию и за три дня – в Афины!

Стояла прекрасная осенняя пора. Землепашцы убирали хлеб, на их маленьких круглых токах слышался мирный шум молотьбы. Веяли горох и пшеницу, подбрасывая лопатами вверх под ветер; сухое облачко пыли и соломы поднималось над желтым полем. Созревал виноград, в лозах уже светились прозрачно-золотые гроздья, наливались соком, подготавливая веселое вино. Серые, серебристые ветки маслин гнулись под тяжестью обильных плодов – масло для еды, масло для светильников, масло для обтирания, чтобы кожа не сохла так сильно под яростным летним солнцем…

Из Элатеи Филипп направил послов в Фивы, в главный город Беотии.

– Сулите беотийцам всяческие выгоды, – приказал он, – уговорите их объединиться с нами против Афин. А если не захотят союза с нами, то пускай пропустят через свою страну наше войско в Аттику.

Войско Филиппа уже в полной боевой готовности стояло на границе.

В Афинах еще ничего не знали. Был вечер. Колонны Акрополя, озаренные красным светом заходящего солнца, торжественно возносились над городом. Вершины гор словно таяли в потемневшей синеве неба. Пахло сухой полынью и камнем стен, отдававших дневное тепло…

Где-то звенела форминга[27]. Из квартала горшечников, которым покровительствовала сама Афина, глухо доносилась песня – заклинание у гончарных печей.

…О, снизойди к нам, Афина! Простри свою руку над печью.

Пусть обожгутся как следует чаши и всякие миски

Да закалятся получше – труд при продаже окупят…

Горожане отдыхали в прохладе сумерек у источников под деревьями или прохаживались по улицам со смехом, с негромкими разговорами.

Вдруг кто-то быстрым шагом прошел в пританею. Те, кто видели этого человека, сразу поняли, что случилось недоброе.

Был тот вечерний час, когда правители города обедали.

– Пританы! – крикнул вестник. – Филипп в Элатее!

Если бы Зевс метнул молнию к ногам афинских правителей, она не поразила бы их сильнее. Они вскочили из-за стола. Многие тотчас поспешили на площадь, где стояли лавчонки торговцев. Пританы своими руками отдирали от палаток деревянные щитки и складывали их посреди площади для костра. К ним на помощь тотчас сбежались встревоженные горожане. И вскоре высокое пламя костров поднялось над городом – сигнал военной тревоги, сигнал грозящей опасности.

Зловеще завыла военная труба. Песни горшечников умолкли.

Встревоженные люди выбегали из домов.

– Что случилось? Что случилось?

– Филипп в Элатее. В трех днях от Афин!

Афинские стратеги с озабоченными лицами поспешно проходили в пританею.

В эту ночь в Афинах не ложились спать. Не спал и сельский народ Афинского государства. Надо быть готовым. Может, придется бежать под защиту городских стен, спасать семью, имущество, гнать скот… Страшен враг, вступивший на их мирную землю!

Наутро, чуть забрезжил рассвет, афинский народ начал собираться на Пниксе. Вскоре явились правители. Они доложили собранию о том, что случилось. Вот тот самый человек, который принес эту весть.

Вестник поднялся на возвышение и кратко сообщил о том, что ему известно: вместо того чтобы идти войной на Локрийскую Амфиссу, Филипп-македонянин захватил крепость Элатею, и войска его в любой час готовы ворваться в Беотию.

Народ загудел. Если Филипп захватит Беотию и Фивы, то вместе с ними двинется на Афины. А Фивы с Афинами в раздоре, они и без войны впустят Филиппа. И тогда Афины будут бессильны противостоять ему… Что делать?..

Глашатай поднял свой жезл с изображением двух змей:

– Именем совета народного собрания, кто желает говорить?

Толпа продолжала тревожно шуметь, но никто не отзывался на этот призыв. Глашатай повторил:

– Кто желает говорить?

А когда он еще и в третий раз обратился с этим к народу, из толпы выступил Демосфен:

– Буду говорить я.

Демосфен, как всегда, знал, что надо сказать. Особенно о Филиппе. С того самого дня, как мир услышал имя Филиппа, Демосфен следил за действиями македонского царя и с первых же его шагов понимал, чего тот добивается.

Демосфен несколько успокоил афинян:

– Те, кто слишком тревожится, считая фиванцев сторонниками Филиппа, не знают настоящего положения дел; будь это действительно так, я уверен, мы бы уже слышали сейчас не о том, что он в Элатее, а о том, что он у наших границ!..

Но, сам глубоко встревоженный, Демосфен со всей страстью стал доказывать, что афинянам надо добиваться союза с Фивами, надо забыть прежние несогласия – ведь и царь Филипп ищет союза с фиванцами. И если Афины сейчас не позаботятся о Фивах и не помогут им противостоять Филиппу, тогда Фивы будут в его власти, должны будут действовать ему в угоду. Надо позаботиться о Фивах – они в опасности. Надо привести все войско к Элевсину, чтобы фиванцы видели, что Афины готовы к борьбе. Надо немедленно направить в Фивы послов и предложить им помощь.

Так и сделали, как сказал Демосфен. Гражданское ополчение Афин вооружилось и двинулось к границе, в Элевсин. А в Фивы направили послов. Демосфен, сознавая всю важность того, что происходит, сам возглавил посольство.

Но когда афиняне пришли в Фивы, там уже сидели послы Филиппа. И вместе с ними были послы его союзников – фессалийцев.

Демосфен сразу увидел, что в Фивах ему придется тяжело. Послы Филиппа держались уверенно, с веселым видом разговаривали друг с другом и с хозяевами-фиванцами, принимавшими их. Демосфен уловил, что речь идет у них о том, как Филипп