Агрессия - Конрад Лоренц

Подозрение, что здесь замешана ритуализация, превращается в уверенность, когда мы видим, как танцующий самец при своих "загах" временами, кажется, совершенно забывает, что они сексуально мотивированы и должны указывать точно на гнездо.

Вместо этого он рисует вокруг самки очень красивый и правильный зубчатый венец, в котором каждый "зиг" направлен точно в сторону самки, а каждый "заг" - точно от нее. Как ни очевидна относительная слабость новой координации движений, стремящейся превратить "зиги" и "заги" в ритмический "зигзаг", - она может, однако, решающим образом определить регулярность последовательных проявлений обеих главных мотиваций. Вторая важная функция, которую ритуализованная координация может, очевидно, выполнять, даже будучи очень слабой в других отношениях, - это изменение направления неритуализованных движений, лежавших в основе ритуала и происходивших из других побуждений. Примеры этого мы уже видели при обсуждении классического образца ритуала, а именно - при натравливании селезня уткой.

7. ПОВЕДЕНЧЕСКИЕ АНАЛОГИИ МОРАЛИ Не убий.

Пятая заповедь В 5-й главе, где речь шла о процессе ритуализации, я старался показать, как этот процесс, причины которого все еще весьма загадочны, создает совершенно новые инстинкты, диктующие организму свои собственные "Ты должен..." так же категорично, как и любой из, казалось бы, единовластных "больших" инстинктов голода, страха или любви. В предыдущей 6-й главе я пытался решить еще более трудную задачу: коротко и доступно показать, как происходит взаимодействие между различными автономными инстинктами, каким общим правилам подчиняются эти взаимодействия, и какими способами можно - несмотря на все сложности получить некоторое представление о структуре взаимодействий в таком поведении, которое определяется несколькими соперничающими побуждениями.

Я тешу себя надеждой, быть может обманчивой, что решить предыдущие задачи мне удалось, и что я могу не только обобщить сказанное в двух последних главах, но и применить полученные в них результаты к вопросу, которым мы займемся теперь:

каким образом ритуал выполняет поистине невыполнимую задачу удерживает внутривидовую агрессию от всех проявлений, которые могли бы серьезно повредить сохранению вида, но при этом не выключает ее функций, необходимых для сохранения вида! Часть предыдущей фразы, выделенная курсивом, уже отвечает на вопрос, - он кажется очевидным, но вытекает из совершеннейшего непонимания сущности агрессии, - почему у тех животных, для которых тесная совместная жизнь является преимуществом, агрессия попросту не запрещена? Именно потому, что ее функции, рассмотренные нами в 3-й главе, необходимы!

Решение проблем, возникающих таким образом перед обоими конструкторами эволюции, достигается всегда одним и тем же способом. Полезный, необходимый инстинкт - вообще остается неизменным; но для особых случаев, где его проявление было бы вредно, вводится специально созданный механизм торможения. И здесь снова культурно-историческое развитие народов происходит аналогичным образом; именно потому важнейшие требования Моисеевых и всех прочих скрижалей - это не предписания, а запреты. Нам еще придется подробнее говорить о том, о чем здесь лишь предварительно упомянем: передаваемые традицией и привычно выполняемые табу имеют какое-то отношение к разумной морали - в понимании Иммануила Канта - разве что у вдохновенного законодателя, но никак не у его верующих последователей. Как врожденные механизмы и ритуалы, препятствующие асоциальному поведению животных, так и человеческие табу определяют поведение, аналогичное истинно моральному лишь с функциональной точки зрения; во всем остальном оно так же далеко от морали, как животное от человека! Но даже постигая сущность этих движущих мотивов, нельзя не восхищаться снова и снова при виде работы физиологических механизмов, которые побуждают животных к самоотверженному поведению, направленному на благо сообщества, как это предписывают нам, людям, законы морали.

Впечатляющий пример такого поведения, аналогичного человеческой морали, являют так называемые турнирные бои. Вся их организация направлена на то, чтобы выполнить важнейшую задачу поединка - определить, кто сильнее, - не причинив серьезного вреда более слабому. Поскольку рыцарский турнир или спортивное состязание имеют ту же цель, то все турнирные бои неизбежно производят даже на знающих людей впечатление "рыцарственности", или "спортивного благородства".

Среди цихлид есть вид, Cichlasoma biocellatum, который именно из-за этого приобрел свое название, широко распространенное у американских любителей: у них эта рыбка называется "Джек Дэмпси" по имени боксера, чемпиона мира, который прославился своим безупречным поведением на ринге.

О турнирных боях рыб и, в частности, о процессах ритуализации, которые привели к ним от первоначальных подлинных боев, мы знаем довольно много. Почти у всех костистых рыб настоящей схватке предшествуют угрожающие позы, которые, как уже говорилось, всегда вытекают из конфликта между стремлениями напасть и бежать.

Среди этих поз особенно заметна как специальный ритуал так называемая демонстрация развернутого бока, которая первоначально наверняка возникла за счет того, что рыба под влиянием испуга отворачивается от противника и одновременно, готовясь к бегству, разворачивает вертикальные плавники. Но поскольку при этих движениях противнику предъявляется контур тела максимально возможных размеров, то из них - путем мимического утрирования при добавочных изменениях морфологии плавников - смогла развиться та впечатляющая демонстрация развернутого бока, которую знают все аквариумисты, да и не только они, по сиамским бойцовым рыбкам и по другим популярным породам рыб.

В тесной связи с угрозой развернутым боком у костистых рыб возник очень широко распространенный запугивающий жест - так называемый удар хвостом. Из позиции развернутого бока рыба, напрягая все тело и далеко оттопыривая хвостовой плавник, производит сильный удар хвостом в сторону противника. Хотя сам удар до противника не доходит, но рецепторы давления на его боковой линии воспринимают волну, сила которой, очевидно, сообщает ему о величине и боеспособности его соперника, так же как и размеры контура, видимого при демонстрации развернутого бока.

Другая форма угрозы возникла у многих окуневых и у других костистых рыб из заторможенного страхом фронтального удара. В исходной позиции для броска вперед оба противника изгибают свои тела, словно напряженные S-образные пружины, и медленно плывут друг другу навстречу, как можно сильнее топорща жаберные крышки.

Это соответствует разворачиванию плавников при угрозе боком, поскольку увеличивает контур тела, видимый противником. Из фронтальной угрозы у очень многих рыб иногда получается, что оба противника одновременно хватают друг друга за пасть, но - в соответствии с конфликтной ситуацией, из которой возникла сама фронтальная угроза, - они всегда делают это не резко, не ударом, а словно колеблясь, заторможенно. Из этой формы борьбы у некоторых - и у лабиринтовых рыб, лишь отдаленно примыкающих к большой группе окуневых, и у цихлид, типичных представителей окуневых, - возникла интереснейшая ритуализованная борьба, при которой оба соперника в самом буквальном смысле слова "меряются силами", не причиняя друг другу вреда. Они хватают друг друга за челюсть - а у всех видов, для которых характерен этот способ турнирного боя, челюсть покрыта толстым, трудноуязвимым слоем кожи - и тянут изо всех сил. Так возникает состязание, очень похожее на старую борьбу на поясах у швейцарских крестьян, которое может продолжаться по нескольку часов, если встречаются равные противники. У двух в точности равных по силе самцов красивого синего вида широколобых окуньков мы запротоколировали однажды такой поединок, длившийся с 8.30 утра до 2.30 пополудни.

За этим "перетягиванием пасти" - у некоторых видов это, скорее, "переталкивание", потому что рыбы не тянут, а толкают друг друга, - через какое-то время, очень разное для разных видов, следует настоящая схватка, при которой рыбы уже без каких-либо запретов стремятся бить друг друга по незащищенным бокам, чтобы нанести противнику по возможности серьезный урон.

Таким образом, препятствующий кровопролитию "турнир" угроз и следующая непосредственно за ним прикидка сил первоначально наверняка были лишь прелюдией к настоящей "мужей истребляющей битве". Однако такой обстоятельный пролог уже выполняет крайне важную задачу, поскольку дает возможность более слабому сопернику своевременно отказаться от безнадежной борьбы. Именно так и выполняется в большинстве случаев важнейшая видосохраняющая функция поединка - выбор сильнейшего, - без того чтобы один из соперников был принесен в жертву или даже хотя бы поранен. Лишь в тех редких случаях, когда бойцы совершенно равны по силе, к решению приходится идти кровавым путем.