Беглая - Лика Семенова

Я подошла к кровати, покрутила в пальцах туфлю, недоумевая от высоты тонкого каблука, увенчанного массивной набойкой. Поставила на пол и примерила. Туфли были впору и казались даже удобными… если бы не каблук. Никогда в жизни не носила таких. Самая ходовая обувь на Эйдене — грубые ботинки с бронированным мысом. На случай, чтобы внезапно сорвавшийся камень не отдавил пальцы.

Но я, все же, обулась. Лучше, уж, хотя бы такие туфли, чем ходить босой. Но, сделав пару шагов, я, кажется, поняла, почему мне принесли именно их. Далеко уйти на таких каблуках было просто невозможно, а набойки издавали громкий звук, будто сообщали всем, что я иду.

Я присела на кровать, нервно постукивала каблуком по полу, слушая грохот. Выходит, Саркар боится побега? Других вариантов я не видела. И точно помнила, что на его Тени подобной обуви не было. Но, если он боится, значит, такая возможность существует… Существует! Кажется, ему невдомек, что эти идиотские туфли можно просто снять. Сердце заколотилось, даже настроение поднялось. Похолодевшими руками я стала разворачивать ткань. Обнаружила черный балахон с длинными широкими рукавами и огромным капюшоном, больше похожим на колпак с прорезью для глаз, надежно закрывающий все лицо. Послушно надела. Не важно, что это: их глупая традиция или блажь этого ублюдка. Сомнений не осталось — мне позволят отсюда выйти… И главное — не зевать. И я не прозеваю! Один раз уже ошиблась.

Я вздрогнула всем телом, услышав шаги. На этот раз это был коренастый асторец, которого Саркар тогда назвал Селасом. Но это появление меня удивило. Мне показалось, что этот Селас имеет отношение скорее к его охране, и уж точно никак не должен заниматься женщинами.

Тот окинул меня беглым взглядом и тут же отвернулся:

— Надень капюшон.

Я не спорила, выполнила беспрекословно. Селас кивнул куда-то в сторону:

— Иди за мной.

Я не заставила просить дважды, но идти было не так просто. Я так сосредоточилась на туфлях, что даже не обратила внимания, как мы оказались в коридоре, пройдя сквозь стену. Я ничего не чувствовала, кроме собственных ног. Каждый шаг знаменовался оглушительным звоном и давался так тяжело, что порой я держалась за стены коридоров. Мой провожатый видел это, но не делал ни малейшей попытки меня поддержать. Он даже не смотрел на меня, и мне показалось, что он не смотрит по одной причине — ему запретили. Может, после того, как он невольно увидел меня голую на полу? И теперь мои туфли приобретали особый смысл — он слышал мое присутствие. Как и остальные, которые расступались и отводили взгляды. Им запретили на меня смотреть… Или они знали, что нужно отводить глаза, при звуке этих туфель.

Я повернулась к Селасу:

— Что это за планета?

Он проигнорировал вопрос.

— Я не имею права это знать?

— Ты знаешь ровно столько, сколько нужно.

Он не станет отвечать… Я оступилась, и чтобы не упасть, ухватилась за его руку. Удержалась, но заметила, что асторец отстранился. А у меня исчезли последние сомнения — он увидел то, чего не должен был видеть. Меня и его драгоценного господина. Значит, даже если я побегу… он не будет иметь права схватить меня!

Мы, наконец, достигли лифта, спустились на нижний ярус этого корабля-небоскреба. Сердце бешено плясало, руки похолодели. Я готовилась в нужную секунду сбросить туфли и бежать прочь. Знать бы, какое на этой планете время суток… Впрочем, все это показалось такой мелочью. Вскоре я стала улавливать, что воздух становился другим, а это значило, что выход совсем близко.

Селас свернул на одном из поворотов, и мы вошли в грузовой отсек. Кажется, грузовые порты были открыты, и тут чувствовалось незамкнутое пространство. На транспортере стояли гравитационные багажные ящики, суетились рабочие. Мы шли вдоль этой вереницы, и я уже почти чувствовала ветер. Вдруг асторец остановился, кивнул двум служанкам, стоящим в отдалении. Те открыли один из вертикальных ящиков, и я увидела, что он был занят одним-единственным мягким стулом.

Селас кивнул:

— Садись.

Я опешила:

— Что? В ящик?

— Садись.

Я озиралась в поисках выхода, покачала головой:

— Нет! Я пойду сама!

К счастью, я была почти уверена, что он не посмеет затолкать меня силой. Но асторец был предусмотрителен. Он кивнул девушкам, те без колебаний, в четыре руки, сунули меня в багажный ящик и захлопнули дверцу.

19

Здесь была кромешная темнота. Настолько черная, что приходилось касаться стула, на котором я сидела, чтобы сохранить равновесие. И полное отсутствие звуков. Первые мгновения захлестывала паника, что я попросту задохнусь. Но едва я почувствовала плавное движение этой коробки, тут же ощутила приток свежего воздуха. Влажного и густого. Ароматного. Так не похожего на сухой бесцветный воздух Эйдена. Если в багажном ящике не стояли какие-то фильтры, то на этой планете, судя по запаху, должна быть богатая флора и много воды. Впрочем, разве теперь это имело значение, если меня станут транспортировать, как багаж: от тюрьмы до тюрьмы.

Неожиданно чернота вокруг начала блекнуть, сереть, и я уже вполне отчетливо могла видеть собственные руки и стены своего крошечного узилища. Свет мягко сочился из узкой щели прямо над головой. Я поспешно стянула капюшон и жадно вдохнула полной грудью. Стало намного легче. Но это было лишь сиюминутное чувство, которое я хотела задержать, как можно дольше. Потому что совсем скоро страх неизвестности захлестнет с головой. Я начну трезветь от ударившего в голову адреналина, который едва не заставил наделать глупостей.

Я горько усмехнулась. Теперь даже не верилось, что всего несколько минут назад я, действительно, надеялась на побег. Я, похоже, отупела от страха и отчаяния. Потеряла рассудок. Рассуждала с совершенно детской наивностью. Побег… разумеется — ведь это так просто на незнакомой планете! Будто сбежать от старой няньки на садовой дорожке. Забиться в пышные кусты или укрыться на балкончике павильона. И хохотать, давясь и прикрываясь ладошкой, наблюдая, как она мечется, подобрав розовые юбки.

Я тряхнула головой — сама не понимала, откуда лезли эти образы. Но они были такими осязаемыми, реальными, красочными. От них веяло теплом. Вероятно, я хотела найти покой в своих видениях, почувствовать себя в том саду. Но это было трусостью, попыткой укрыться от реальности. А что было не трусостью?

По большому счету, я прекрасно осознавала, что меня ждет в ближайшее время. Как минимум, участь подстилки. Может быть, уже сегодня, если вновь не произойдет какое-то чудо. И это понимание шпарило в