Путь волшебника - Джон Адамс

Он пошел прямиком к маленькому гальюну посреди главной палубы, но не успел дойти, как гребное колесо сдвинулось с места, с ревом взбивая воду. Слегка наклонившись, судно понесло Роланда Кеттерли и его людей вниз по Миссисипи.

Квентин скользнул за дверь гальюна, притворив ее как можно медленнее и тише. Карта обеспечивала защиту от чужих глаз, но не скрывала звуков.

Он вынул две следующие карты — они лежали наверху колоды, точно там, где и были оставлены. В его пальцах бубновый и червонный валеты слегка изогнулись, как во время игры. С болью в душе Квентин лишался этих карт, особенно печалился по червонной масти, пригодной для исцеления. Но он должен быть уверен: применяемой силы хватит, чтобы ввести в заблуждение владельцев парохода.

Квентин бросил вниз обоих валетов, с трудом подавив стон. Его лицо застыло, уподобившись восковой маске. Бубновая масть вполне могла обеспечить изменение наружности, но не голос и манеру ходить, а без этого обмануть не получится. Вскоре сердце подтвердило: все тело подверглось внешней перемене. Хотя Квентин испытывал отвращение, принимая чужой облик, он не придумал лучшего способа свободно перемещаться на борту парохода.

Когда преображение полностью завершилось, он глянул в зеркало и поразился тому, насколько похож стал на Роланда Кеттерли — человека, которого собирался убить.

Квентин еще помнил большую игру в Тумстоуне. Ему везло как никогда, большинство жетонов возвышалось неровной горкой перед ним. А старик, против которого он играл, с каждой партией злился все пуще. Каждая ушедшая стопка жетонов повергала его все глубже в пучину уныния.

Пьяный от азарта, окруженный женщинами, Квентин хвастался напропалую, показывал карточные фокусы и фокусы с жетонами, заставляя их взлетать, танцевать на столе и исчезать. Красотки охали от восхищения и придвигались поближе. И с каждой похвальбой Квентина все сильнее перекашивало старика.

В конце концов молодой картежник выиграл почти все. Забрал деньги и поднялся в свой номер, оставив дверь открытой в надежде, что кто-нибудь из красоток захочет составить компанию. Но явился незваный гость. Старик.

— Что вам угодно? — спросил Квентин, подумав, что опрометчиво оставил нож рядом с умывальником.

— Мне нужны эти деньги, — ответил старик.

— Я честно их выиграл.

— Не спорю. Но я готов предложить кое-что взамен. Нечто более важное. Нечто более ценное.

— Что может быть важнее, чем деньги?

— Волшебство, — улыбнулся старик.

Поднимаясь по лестнице на верхнюю палубу, Квентин заставлял себя двигаться спокойно и не показывать тревогу. Он давно уяснил: собственные волнение и страх порой приносят больше вреда, чем внешние угрозы. В карточной игре и при показе фокусов ему удавалось обуздывать свои чувства, но то, что происходило сейчас, было чересчур сильным испытанием для нервов.

Шум гребного колеса заглушал болтовню матросов. В воздухе плыл дурманящий гнилостно-сладкий аромат Миссисипи.

На ступеньках он столкнулся с человеком из пароходной команды, который почтительно приподнял шляпу. Квентин ворчливо ответил голосом Роланда, копируя его манеры, которые в прошлом наблюдал много-много раз. Сердце у него учащенно забилось. Но человек прошел мимо, ни о чем не догадываясь.

Квентин надеялся отыскать Роланда на самой верхней палубе, в его апартаментах. Остальные помещения речного парохода, по обыкновению, сдавались за деньги — пассажирам и под перевозку грузов. Но верхняя палуба оставалась личной территорией Роланда, откуда он управлял своей империей. Империей, которая некогда принадлежала отцу Квентина.

Сдерживая дрожь в груди, Квентин поднялся на самый верх. Одна рука скользила вдоль поручней, а пальцы второй зависли наготове над жилетным карманом. Вдруг из каюты вышел бородатый мужчина в белой одежде.

— Ах, вот вы где, мистер Кеттерли! — воскликнул он. — Не могли бы уделить мне пару минут?

Квентин услышал, как стучит пульс в висках.

— Я очень тороплюсь, — ответил он голосом Роланда.

— Ну пожалуйста, — настаивал мужчина. — Речь идет о вашей супруге.

В жилах Квентина заледенела кровь.

— Хорошо, — кивнул он и следом за мужчиной вошел в каюту.

Там, на кровати, укрытая одеялом, лежала мать Квентина с покрытым испариной изнуренным лицом.

— Это очень старое искусство, — сказал старик. — Столь же старое, как и сами карты.

— Но почему именно карты?

— Потому что нужно фокусировать силу. Необходимо средство, чтобы сформировать ее. Я слыхал краем уха, что некоторые люди записывают на бумаге набор слов. Мы же пользуемся картами. Они подходят как нельзя лучше — масти и связанные с ними ранги. А еще их удобно носить с собой. Легко путешествовать.

— Мне кажется, в этом есть доля истины, — согласился Квентин.

— Ты обязан запомнить два основополагающих принципа, — продолжал старик. — Масть карты определяет ее воздействие — черви отвечают за волшебство, связанное с живыми телами, бубны очень полезны для манипуляций с деньгами, для отвода глаз, ну и тому подобное. Ранг карты определяет охват и мощь воздействия. Чем выше ранг, тем сильнее волшебство.

— Тогда почему, — нахмурился Квентин, — не использовать все время карты самого высокого ранга?

— А я разве не упоминал об этом? — злорадно ухмыльнулся старик. — Каждой картой ты можешь походить только раз в жизни.

— Что?

— Что слышал. Карты одноразовые. Израсходуешь колоду — новой не будет.

— Ну ладно. — Квентин уселся на деревянный стул. — Это лишь добавляет азарта игре.

— Что еще подсказать?

— Как я узнаю, для чего использовать каждую карту?

— А! Ты сам увидишь. — Старик нацелил на Квентина указательный палец. — Это очень похоже на фокус. Своего рода игра. Придется сделать ставку и надеяться, что угадал правильно. Через определенное время придет опыт.

— Но к тому времени я потеряю часть карт.

— Это правда, с которой не поспоришь.

Квентин посмотрел на колоду карт, лежащую перед ним.

— А как насчет джокеров? Их тоже можно брать в расчет?

— Конечно. — Старик расплылся в ухмылке. — Но джокеры неуправляемы.

Квентин смотрел на свою мать. Судя по прерывистому дыханию и изможденному виду, она сильно болела. Обычно она выглядела гораздо солиднее. Это когда еще была замужем за его отцом. Прежде чем связалась с Роландом Кеттерли.

Он взял сухую и почти бесплотную руку, легонько пожал ее.

— Как ее самочувствие? — спросил у доктора.

— Признаться, не слишком хорошее, — ответил тот, утерев взмокший лоб рукавом. — Болезнь прогрессирует. Она почти все время в горячке. Единственное, чем я могу облегчить ее страдания, это уколы морфия.

Усилием воли Квентин сдержал слезы. Он не мог позволить себе расплакаться глазами Роланда. Колода оттягивала карман. Пробежав пальцами по торцу, он нашел подходящую карту. Вытащил даму червей трясущимися пальцами. Эта карта могла исцелять. Он сжал покрепче разрисованный картон. Одна мысль — и заклинание сработает. Одна только мысль. Карта мелко дрожала, но не загоралась.

В конце концов Квентин вернул даму в колоду. Сейчас он в двух шагах от Роланда. И от одной карты может зависеть, победит он или погибнет.

К тому же, если подумать, его мать сама выбрала Роланда.

Квентин отвернулся от нее, позволив руке больной женщины упасть на одеяло.

— Делайте все, что в ваших силах, — сказал он врачу, а потом отправился на поиски Роланда.

Свою вину он искупит в огне и крови.

Квентин стер пот со лба. Он только что истратил свою первую карту. Двойка треф создала небольшой огонек и заставила его плясать в воздухе.

— Как я пойму, какой ранг карты надо использовать? Откуда узнаю, сколько времени продержится волшебство и что нужно делать, чтобы выполнить желание?

— Ты и не узнаешь, — покачал головой старик. — Это ведь карты, азартная игра. Иногда — блеф. Но подобно всему, чему научился в жизни, ты научишься раскрывать сущность карт, и тогда все будет получаться.

Подагрической рукой он протянул Квентину новую карту. Бубновую двойку.

— Еще попытка.

Квентин осторожно взял ее, не до конца уверенный, что понимает старика и его побуждения, хотя учился две недели — штудировал книги, рассматривал карты, запоминая историю каждой и связи между ними. Старик просил называть его Хойлом, но вряд ли это было настоящее имя.

Молодой человек взглянул на свою почти полную, но уже початую колоду, лежавшую на столе рубашкой вверх. Только что их было пятьдесят четыре. Теперь пятьдесят три.

— Сколько? — Он поднял глаза на старика.

— Что «сколько»?

— Сколько карт потеряли вы?

— Всего лишь пять. — Учитель моргнул и потупился.