Шалом - Артур Клинов

Начало ее составляли два длинных и также симметричных здания, образовывавших вместе глубокое каменное ущелье. У подножия ущелья возле ночных магазинов сновали подвыпившие малолетки, разгульного вида девицы, старухи, привокзальные нищие и прочий пестрый народец. Он как-то слабо сочетался с окружающим его пафосным стилем и скорее походил на вторжение варваров на виа, пияцци и паллацио Древнего Рима. Проходя мимо очередного гастронома, у витрины которого клубилась компания подвыпивших гуннов, Андрэ решил, что явиться в гости с пустыми руками было бы не совсем правильно, и направился ко входу.

Войдя в высокий, тускло освещенный зал с громоздкими коринфскими колоннами, насквозь пропитанный едким сладковато-горьким бакалейным запахом, Андрэ уткнулся в коротко стриженый затылок длинной очереди, выстроившейся в винный отдел.

Очередь двигалась медленно, поэтому, рассмотрев снизу доверху содержимое прилавка, он уже начал было со скуки изучать морщинистую шею мужика перед ним, как вдруг почувствовал на себе пристальный и неприятный взгляд. Поначалу он не придал этому особого значения и попробовал было развлечь себя еще и большими разлапистыми ушами, но странное ощущение не проходило. Некто, стоявший сзади, буквально сверлил его взглядом. Какое-то странное беспокойство начинало охватывать Андрэ. Постояв еще пару минут, он, наконец, не выдержал и обернулся…

Четырнадцать глаз молча, в упор смотрели на него. «Тьфу! Идиоты! – буркнул он про себя, повернувшись обратно. – Пялились бы лучше на прилавок! Вон, сколько вкусного для вас приготовлено!» Очередь по-прежнему еле шевелилась. Молодая продавщица, отпускавшая товар, видимо, так увяла за день, что теперь двигалась как в полусне. Кроме бакалейной горечи в магазине воняло еще какой-то гнилью. В глубине зала маялся также слегка подвявший за день милиционер и с провинциальной скукой в глазах посматривал то на потертый мозаичный пол, то на него. В какой-то момент Андрэ захотелось все кинуть, развернуться да уйти, но теперь жаль было покидать очередь, больше половины которой он уже простоял.

Неприятное ощущение не проходило, напротив, оно с каждой минутой росло, увеличивалось, все сильнее затягивая его в бермудский треугольник непонятной тревоги. Казалось, в этих Бермудах было нечто большее, чем просто сумма четырнадцати сверливших его любопытных глаз. Среди них явно присутствовали те два особенных, которые и вызывали это мерзкое чувство. Андрэ почти затылком ощущал, как они буравили его злыми экстрасенсорными дрелями, пытаясь проникнуть внутрь его Шелома.

Не выдержав, он обернулся еще раз. Теперь на него смотрели уже двадцать три пьяных глаза. Какой-то мужик с забинтованной головой одноглазо пялился на него из хвоста очереди. Андрэ начал всматриваться в лица гуннов, стоявших за ним. Рядом шатался подвыпивший дед, за ним три пацана, тетка с высоким шиньоном, еще один крепко поддавший мужик, старуха, за ней ветеран, две девицы, еще один дед и, конечно, он сразу вычислил его – мерзкий тип в сером костюме. Он единственный не отвел взгляда, когда Андрэ посмотрел на него, но продолжал сверлить его неприятными злыми глазами.

«Фу, гнусный тип! Почему он так смотрит на меня? И почему он в сером костюме? – встревожился Андрэ. – Он не похож на этих гуннов. И почему они все молчат? Мерзкая тишина. И этот одноглазый туда же. Одной линзой, но все равно пялится. Чертовщина какая-то! Фу! Ну и воняет же здесь!»

Находиться в магазине становилось все нестерпимей. Но когда в хвост очереди пристроились два хмельных пацана и один из них громко рявкнул: «Смотри, на хуй, кайзер!», нервы Андрэ сдали, и Валенрод вдруг прорычал:

– Что пялитесь, собаки! Живого кайзера не видели?

Дамба молчания в зале тут же рухнула и все стоявшие в очереди вдруг залаяли, загалдели, затявкали, затрещали двумя десятками шипящих, свистящих, пьяных, трезвых и с хрипотцой голосов:

– У нас в дурдоме один тоже себя кайзером называл! Только он говорил – я, бля, Отто фон Бисмарк!

– Так он и есть из дурдома! Что, не видите? Выпустили из «Новинок» на пару дней погулять!

– А я бы таких без намордника не выпускал!

– Нет! Он не из дурдома! Это клоун из цирка!

– А что? Прикольный пацан!

– Мы таких прикольных в свое время расстреливали!

– Да, Сталина на них нет! Распустились сволочи!

– Ва-абшчэ ахранели! Уже у фашистских касках по городу ходюць! А ад них тут кажды чатверты пагиб!

– Это они тут в столицах ходят! У нас в Марьиной Горке мигом рога бы обломали!

– Да какой он фашист! Это футбольный фанат! Они любят такие каски рогатые надевать!

– Знаем мы этих фанатов! Вон недавно в Москве на Черкизовском рынке бойню устроили! Пятнадцать азербайджанцев замочили!

– А я возле стадиона живу! Так на днях во дворе наволочки повесила, а их какие-то козлы рогатые утащили!

– Сейчас надо все на сигнализацию ставить! А лучше еще и ток подвести! Чтоб подошел, только цап – и брык на землю!

– У нас на даче один так и сделал. Чтоб банки с огурцами не украли, так он оставил на столе бутылку гарэлки, какого-то дусту туда подсыпал и в Минск. Три гадюки в окно залезли, выпили и брык на землю. Восемь лет дали!

– А я б его оправдал! Так и надо этому змию Гарэлычу! Нужно, как в Китае, сделать: украл – чтоб руку сразу отрубили!

– Это не в Китае, а в Турции!

– Нет! В Турции вора в чан с дерьмом сажают. А над ним янычара! И раз в минуту этот янычар над чаном саблей взмахивает! Если не успел в дерьмо с головой нырнуть, то он её и сносит на хрен!

– Правильна Батька делае, што гэтых варуг ганяе! А то совсем обнаглели! Вон что сегодня на Октябрскай устроили! Мятеж настояшчы! Даже Прашпект перакрыли! ОМОН тры часа не мог разагнать!

– А ты, старый хрыч, заткнись! Из-за таких, как ты, сами в чане с дерьмом сидим!

– Это кто тут собака?

– А что ж они хотели, эти торгаши? Спекулянтские рожи! Пусть идут на завод работать! На тракторный! Или в колхоз! Мало их ОМОН сегодня дубасил!

– Да-да! Жулье! Правильно их Батька называет – вшивые блохи! А этот в каске тоже ихний! Сразу видно, бэнэ-эфовец! Они все в таких касках ходють!

– Вшивых блох не существует в природе! Где вы видели, чтоб блоха еще и вшивая была?

– Да точно! Это Америка им такие каски выдает! Чтоб они по всему свету ездили и страну нашу позорили! Эти еще хуже спекулянтов! А главный у них – Позняк!

– Нет, это кого он тут собакой назвал!

– Если вошь на блоху залезет, вот и будет тебе вшивая блоха! Ха-ха-ха!

– А вот недавно в «Комсомолке» писали, что в Москве крысы-людоеды завелись! Размером со свинью, и живут в метро! Так они, говорят, уже трех машинистов и двадцать пассажиров сожрали! Представляете, вот такущих размеров и злые-презлые!

– Да, да, я про это слышал! Говорят, туда под землю целую дивизию снайперов отправили, чтоб крыс этих истребить! Но ничего пока сделать не могут! Им тоже всем такие каски выдали! Потому что эти крысы сами первые на людей прыгают! Представляете, он идет по туннелю, а эта свинья на него сверху прыг! Потому им не простые, а каски со шприцами на конце выдали, чтоб крысы на них как на шампур нанизывались!

– Если там завелись, то скоро и у нас объявятся! Все крысы к нам из Москвы ползут!

– Может, и этот из Москвы? К нам приехал по обмену опытом!

– Эй! Вы брать что-нибудь будете?

– Бутылку «Белой Руси» и два сырка «Дружба»!

Кинув бутылку в рюкзак, Андрэ вышел из магазина. Последняя фраза, которую он еще слышал: «Нет, я не понял! Это кого он собакой назвал?» – принадлежала одноглазому, который, стоя в оцепенении, будто изумленный, вглядывался единственной линзой в некую невидимую точку. Только тип в сером костюме все это время молчал. У выхода взгляд Андрэ снова пересекся с его глазами, от которых повеяло чем-то настолько зловещим, что маленькие блохастые вши и резвые вшистые блохи пробежали по его коже.

На улице он повернул на Свердлова и направился в сторону площади Ленина. Странный тяжелый взгляд не давал покоя. Чувство тревоги не проходило. Ему казалось, что колючие глазки по-прежнему наблюдают за ним.

Не дойдя до площади, он свернул на улицу Маркса, прошел метров двести и обернулся. Вокруг было темно и довольно пустынно. На террасе у кафе «Грюнвальд» сидели редкие посетители, из ресторана Дворца шашек и шахмат доносилась музыка, несколько парочек прогуливались под липами, два пьяных мужика вышли из «Трактира», но в целом все было спокойно.

Через пару минут он обернулся опять. Особых перемен Андрэ не заметил, лишь метрах в двухстах показались две мужские фигуры, которые шли в его сторону.

«Черт знает что такое! Опять паранойя!» – закралось сомнение в голову, но все же он решил свернуть на более многолюдную улицу. На углу Комсомольской он вышел на бульвар и двинулся в сторону Проспекта. Здесь было гораздо оживленнее. На скамейках у памятника Дзержинскому сидели шумные компании молодых людей, которые потягивали пиво из больших пластиковых бутылок. Временами бульвар оглашал их веселый языческий рогот.