Люди Ковра - Терри Пратчетт

Кареус вел Снибрила к казармам за пределами Императорского города, и в конце концов они нашли стол под открытым небом, за которым перед горой бумаг сидел тощий маленький дьюмайи. Гонцы подходили и брали со стола некоторые бумаги, а другие приносили кипы новых. Чиновник выглядел обеспокоенным.

— Да? — спросил он.

— Я, — начал было говорить сержант.

— Не знаю случая, чтобы люди вваливались сюда, — сказал чиновник. — Я думаю, что у вас нет бумаг, так ведь? Нет? Конечно, нет.

Маленький человечек раздраженно зашуршал своими бумагами.

— Они предполагают, что я должен поддерживать порядок, но как я могу его поддерживать — вы представляете, что именно так надо управлять армией? Ну, ладно, ваше имя и звание, имя и звание…

Сержант вскинул руку. С минуту Снибрил думал, что он собирается ударить тощего человечка, но вместо этого он отдал ему честь.

— Сержант Кареус, Пятнадцатый легион, — сказал он. — Мы оказались за пределами города, те из нас, кто остался в живых. Понимаете? Мне нужно разрешение на размещение в казармах. Мы сражались…

— Пятнадцатый легион, Пятнадцатый легион, — сказал тощий человечек, шелестя бумагами.

— Нас вызвали сюда, — сказал Кареус. — К нам прислали гонца. Приказали немедленно вернуться в Уэйр. Мы должны сражаться главным образом с…

— Здесь произошло много перемен, — сказал ворошитель бумаг.

В тоне его голоса прозвучало нечто такое, что подействовало на Снибрила почти так же, как приближения Фрэя.

— Что за перемены? — спросил он быстро. Человечек бросил на него взгляд.

— Кто это? — спросил он подозрительно. — Мне он кажется немного неотесанным.

— Послушай, — сказал Кареус терпеливо. — Мы прошли весь этот путь сюда потому, что…

— О, так это касается Фрэя, — ответил тощий человечек. — Все улажено. И заключен договор.

— Договор? С Фрэем? — спросил Снибрил.

— Мирный договор с моулами, конечно. Разве ты ничего не знаешь?

Снибрил разинул рот. Кареус схватил его за руку.

— О, — сказал он громко и отчетливо. — Ну, не славно ли? Больше мы тебя не побеспокоим. Пошли, Снибрил…

— Но!

— Я уверен, что у этого господина масса работы со всеми этими бумагами, — сказал сержант.

— Почему ты это сделал? — спросил Снибрил, когда сержант поспешно увел его.

— Потому что, если мы хотим выяснить, в чем тут дело, то нам это не удастся, даже если мы заставим этого маленького писца съесть всю его бумагу, — сказал Кареус. — Мы некоторое время пошныряем вокруг и кое-что разведаем, поймем, в чем тут ложь, выясним, что происходит, — и, возможно, позже мы сможем вернуться и заставим его сожрать всю эту гору бумаги.

— Я даже и не видел, чтобы здесь было много других солдат! — сказал Снибрил.

— Всего несколько часовых, — согласился Кареус — и они поспешили на улицу.

— Остальные легионы еще не прибыли, — сказал Снибрил.

— А ты думаешь, они прибудут? — спросил Кареус.

— Что ты хочешь этим сказать? На что намекаешь?

— Мы встретили тебя и этих маленьких человечков. Если бы не встретили, я не думаю, что мы выстояли бы, — сказал Кареус мрачно.

— Ты хочешь сказать… что мы, — это все, кто остался?

— Это возможно.

А нас меньше тысячи, подумал Снибрил. Как это можно заключать мирный договор с моулами? Они способны только уничтожать. И как может быть, что они здесь заключают договоры?

Армия расположилась бивуаком среди ворсинок. Как сказал один из дефтминов, трудно было чувствовать себя уютно в стане врагов, особенно, если оказалось, что они на твоей стороне. Но, говоря это, он, по крайней мере, улыбнулся.

Пока они разбивались на группы и собирали среди ворсинок дрова для костров, они набрели на поунов.

Их была дюжина. Поуны умели легко скрываться в Ковре. Они были такими большими. Люди воображают, что легче спрятать нечто маленькое, но почти так же легко скрыть то, что слишком велико, чтобы его заметить. Поуны были похожи на холмы, если не считать того, что они жевали жвачку и время от времени срыгивали. Все они повернули головы, чтобы взглянуть на тех, кто их обнаружил, срыгнули и, отвернувшись, стали смотреть в другую сторону.

Они выглядели так, будто им дали приказ дожидаться кого-то.

Вывеска рядом с лавкой сообщала «Лекарь», а это подразумевало, что лавкой владел некий доморощенный химик, который мог давать вам травы и разные другие снадобья, пока не полегчает, или, по крайней мере, пока ваше состояние не перестанет ухудшаться.

Лекаря звали Аулглас. Он что-то тихонько бубнил про себя, работая в задней комнате. Он открыл какой-то новый тип синего пуха, который теперь старался размолоть. Вероятно, пух годился как снадобье от какой-нибудь болезни. И он собирался опробовать его на людях и пробовать до тех пор, пока не выяснит, что из этого выйдет.

Рука коснулась его плеча.

— Гммм? — сказал он.

Он обернулся. Посмотрел поверх очков, сделанных из двух кружков тщательно отполированного застывшего лака.

— Писмайр? — сказал он.

— Говори потише! Мы пришли через заднюю дверь, — ответил Писмайр.

— Даю голову на отсечение, я так и подумал, — сказал Аулглас. — Не беспокойся, в лавке никого нет. — Он посмотрел мимо старика, за его спину, на Гларка, Бейна и Брокандо.

— Клянусь честью, — сказал он снова. — После стольких лет! А? Ну… добро пожаловать. Мой дом — ваш дом, — внезапно его брови сошлись, и лицо приняло озабоченное выражение, — хотя это только в переносном смысле, понимаешь, потому что, как бы я ни восхищался твоим бескомпромиссным подходом и прямотой твоих взглядов, я не мог бы уступить тебе своего дома; он у меня единственный, и поэтому мои слова следует понимать только как изъявление доброжелательного отношения…

У Аулгласа явно возникли некоторые трудности: он никак не мог закончить фразу. Гларк потрепал Писмайра по плечу.

— Он тоже философ, да? — спросил Гларк.

— Можно сказать и так. Или нет? — заметил Писмайр. — Гм, Аулглас, премного благодарен…

Лекарь оставил борьбу со своей витиеватой фразой и улыбнулся.

— Нам нужна пища, — сказал Писмайр. — А больше всего…

— Нам нужна информация, — сказал Бейн. — Что здесь происходит?

— И что вы предпочитаете в первую очередь? — спросил Аулглас.

— Пищу, — ответил Гларк. Остальные воззрились на него.

— Ну, мне казалось, он смотрел на меня, когда он об этом спрашивал, — пояснил Гларк.

— Чувствуйте себя как дома, — сказал Аулглас. — Хотя, конечно, когда я говорю «дом», я не имею в виду именно…

— Да, да — премного благодарны, — сказал Писмайр. Аулглас засуетился у буфета. Гларк воззрился на горшочки и кувшины, загромождавшие заднюю комнату. У некоторых из них поверхность была блестящей и отражала в себе то, что было вокруг.

— Аулглас и я, — сказал Писмайр, — вместе учились в школе, а потом Аулглас решил отправиться изучать Ковер. Из чего он сотворен. Свойства разного типа ворсинок. Редких и необычных животных. И тому подобное.

— А Писмайр решил изучать людей, — сказал Аулглас, вытаскивая каравай хлеба и масло. — И был приговорен к смертной казни за то, что назвал последнего Императора… как ты его назвал?

— Ну, он это заслужил, — отозвался Писмайр. — Он не давал мне ни копейки на то, чтобы сохранить библиотеку. Все книги превращались в труху. В конце концов, ведь это была моя работа — следить за библиотекой. Это — знания. Он сказал, что нам не нужны старые книги и что мы знаем все, что нам требуется знать. Я пытался доказать ему, что цивилизация нуждается в книгах, если мы хотим установить обоснованный и опирающийся на полную информацию обмен точками зрения.

— Я пытался вспомнить, как ты его назвал.

— Невежественным сибаритом, у которого мозгов меньше, чем у мясного пирога, — ответил Писмайр.

— Какая гадость — приговорить человека к смертной казни всего лишь за это, — сказал Гларк и положил каравай на свою тарелку. Он не переставал оглядываться на горшочек за своей спиной. В нем было что-то живое и волосатое.

— По правде говоря, он был приговорен к смерти за то, что извинился, — заметил Аулглас.

— Как же можно приговорить человека к смерти за то, что он извинился?

— Он сказал, что сожалеет, но по здравом размышлении пришел к выводу, что у Императора все-таки достаточно разумения, а именно, столько же, сколько у пирога с мясом, — сказал Аулглас. — И потому ему пришлось пуститься в бега.

— На собственных ногах, — гордо сказал Писмайр.

— Ты оскорбил Императора? — сказал Брокандо. — Почему же ты не сказал об этом? Я и не знал, что ты знаменит.

— И точен, — добавил Бейн. — Отец Таргона был позором Империи.

— Где же ты скрывался все эти годы? — спросил Аулглас, вытаскивая стул. — Конечно, когда я говорю «скрывался», то не имею в виду…

— О, в маленьком местечке, о котором никто и не слыхивал, — сказал Писмайр.