Сталин перед судом пигмеев - Юрий Емельянов

По мере же разрастания арестов в стране широко распространилась шпиономания, в ходе которой множество людей сводили личные счеты со своими конкурентами под видом разоблачения. «врагов народа». Выдающийся летчик М.М. Громов вспоминал: «Аресты происходили потому, что авиаконструкторы писали доносы друг на друга, каждый восхвалял свой самолет и топил другого». Подобные обвинения выдвигали многие люди против своих коллег и в других отраслях науки, техники и промышленного производства. Сотрудник органов безопасности тех лет и личный охранник Сталина А. Рыбин вспоминал: «Осмысливая в разведывательном отделе следственные дела на репрессированных в тридцатые годы, мы пришли к печальному выводу, что в создании этих злосчастных дел участвовали миллионы людей. Психоз буквально охватил всех. Почти каждый усердствовал в поисках врагов народа. Доносами о вражеских происках или пособниках различных разведок люди сами топили друг друга».

Полностью игнорируя исторический контекст, а также сложности противоречивых социальных и политических процессов, которые породили массовые репрессии 30-х годов и нарушения законности, Хрущев сваливал вину за них исключительно на Сталина. Подменяя серьезный анализ эмоциями, Хрущев зачитывал отчаянные письма бывших видных советских руководителей, которые подвергались пыткам и издевательствам следователей. Эти строки сопровождались замечаниями Хрущева, из которых следовало, что в их мучениях был виноват исключительно Сталин. Хрущев утверждал: «Он сам был Главным Прокурором во всех этих делах».

Обвинения в адрес Сталина позволяли Хрущеву скрыть свой значительный вклад в репрессии. Уже в начале июля 1937 года Н.С. Хрущев сумел, по словам историка Юрия Жукова, «подозрительно быстро разыскать и «учесть» в Московской области, а затем и настаивать на приговоре к расстрелу либо к высылке 41 305 «бывших кулаков» и «уголовников». В.М. Поляков, секретарь Военной коллегии Верховного суда СССР, рассказал, что «в 1937 году Хрущев ежедневно звонил в московское управление НКВД и спрашивал, как идут аресты. «Москва — Столица, — по-отечески напоминал Никита Сергеевич, — ей негоже отставать от Калуги или от Рязани». Оказавшись в 1938 году на Украине, Хрущев послал жалобу Сталину: «Украина ежемесячно посылает 17–18 тысяч репрессированных, а Москва утверждает не более 2–3 тысяч. Прошу принять срочные меры».

Хотя добрая половина доклада была посвящена репрессиям, в которых обвинялся Сталин, Хрущев попытался доказать порочность всей государственной деятельности Сталина. Особое внимание он уделил критике действий Сталина в период подготовки и ходе войны. Хрущев говорил: «Во время и после войны Сталин выдвинул тезис, что та трагедия, которую перенес наш народ в первый период войны, была результатом неожиданного нападения на Советский Союз». Хрущев так «доказывал» «абсурдность» утверждений Сталина: «… Это совсем не верно. Как только Гитлер пришел к власти в Германии, он поставил себе задачу уничтожить коммунизм. Фашисты открыто говорили об этом, не скрывая своих планов. Чтобы добиться этой агрессивной цели, они создавали всяческие пакты и блоки. Например, пресловутую ось Берлин — Рим — Токио. Многие факты из довоенного периода ясно показывают, что Гитлер готовился вовсю, чтобы начать войну против Советского государства, и что он сосредоточил у советских границ «крупные воинские, в том числе танковые соединения».

Хрущев создавал впечатление о том, что Сталин не замечал этих действий Гитлера и его союзников. Хрущев ни слова не сказал об усилиях по созданию системы коллективной безопасности, предпринятых СССР с 1933 года. Он не сказал ничего о срыве этих усилий западными державами, которые пошли на подписание Мюнхенского соглашения в надежде направить агрессию Германии против СССР. Хрущев ни слова не сказал о действиях Сталина на международной арене в последние предвоенные годы, включавшие подписание договоров о ненападении с Германией 1939 года, о дружбе и ненападении с Югославией 1941 года, о нейтралитете с Японией 1941 года. Эти соглашения позволили оттянуть время нападения Германии и ослабить гитлеровскую коалицию стран, выступивших против СССР в июне 1941 года.

Зато Хрущев подробно рассказал о письме Черчилля, которое тот направил Сталину в начале апреля 1941 года. В этом письме Черчилль сообщал Сталину о том, что на западной границе СССР сосредотачиваются немецкие войска. Хрущев уверял, что Сталин не придал никакого значения этому письму. Последующие исследования, проведенные западными историками (например, Луи Килцером), свидетельствовали о том, что предупреждение Черчилля носило столь неопределенный характер, а желание Черчилля спровоцировать германо-советскую войну было столь явным, что посол Великобритании в СССР Криппс несколько дней отказывался передать это письмо советскому правительству.

Хрущев ссылался и на сообщение военного атташе из Берлина от 6 мая 1941 года, в котором говорилось, что 14 мая 1941 года Германия собирается начать нападение на СССР. И опять Хрущев обвинял Сталина в том, что он игнорировал это и подобные ему предупреждения. Оценивая эти заявления, Молотов позже говорил: «Когда я был Предсовнаркома, у меня полдня ежедневно уходило на чтение донесений разведки. Чего там только нё было, какие сроки не назывались! И если бы мы поддались, война могла начаться гораздо раньше». Видный разведчик Судоплатов позже обращал внимание на то, что хотя многие разведчики сообщали о сроках нападения, они не могли точно назвать направление главного удара немецких войск, а поэтому их информация не позволяла Красной Армии сосредоточить свои силы в нужном месте.

Хрущев уверял, что благодаря бездействию Сталина перед войной страна оказалась не готовой к нападению Германии. Хрущев утверждал: «Если бы наша промышленность была вовремя и соответственным образом мобилизована для работы на нужды армии, наши потери во время войны были бы гораздо меньше. Однако такая мобилизация не была начата вовремя».

Хрущев игнорировал то обстоятельство, что свой курс на ускоренное развитие промышленности, предложенный им партии и стране в конце 20-х годов, Сталин объяснял, прежде всего, необходимостью создания мощного оборонного потенциала. Еще в феврале 1931 года Сталин заявил: «Мы отстали от передовых стран на 50 100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». В значительной степени задача, поставленная Сталиным, была выполнена к середине 1941 года. Огромное отставание нашей страны от держав Запада в оборонной промышленности было во многом преодолено. Вплоть до середины 1941 года страна напрягала силы для того, чтобы сравняться с Германией по оборонному потенциалу. Вспоминая эти годы, Молотов говорил: «Прирост военной промышленности в предвоенные годы у нас был такой, что больше было бы невозможно! Перед войной народ был в колоссальном напряжении. «Давай, давай!» А если нет — из партии или арестовывают. Можно ли народ, или партию, или армию, или даже близких держать так год или два в напряжении? Нет».

Хрущев умалчивал о тех оборонительных мероприятиях на западной границе, которые были осуществлены в последние предвоенные месяцы. По свидетельству A.M. Василевского, «с середины мая 1941 года по директивам Генерального штаба началось передвижение ряда армий — всего до 28 дивизий — из внутренних округов в приграничные, положив тем самым начало к выполнению плана сосредоточения и развертывания советских войск на западных границах». В своем закрытом выступлении 5 мая 1941 года перед выпускниками военных академий Сталин прямо предупредил о неизбежности войны с гитлеровской Германией и необходимости готовиться к этой войне.

Хрущев уверял: «Накануне вторжения гитлеровской армии на территорию Советского Союза один немецкий гражданин перешел границу Советского Союза и заявил, что немецкие армии получили приказ начать военные действия против Советского Союза в ночь на 21 июня в 3 часа ночи. Об этом Немедленно было сообщено Сталину, однако и на это он не обратил никакого внимания».

Однако еще весной 1945 года Хрущев рассказал гостившему в Киеве Миловану Джиласу, что 21 июня Сталин лично позвонил Хрущеву и сообщил ему о вероятности нападения немцев на следующий день. Судя по воспоминаниям генерала армии И.В. Тюленева, аналогичное предупреждение сделал Сталин 21 июня и ему, так как он тогда командовал Московским военным округом. Как писал в своих воспоминаниях маршал Г.К. Жуков, после появления перебежчика 21 июня по распоряжению Сталина была подготовлена директива, требовавшая от пограничных войск «быть в полной боевой готовности, встретить возможный удар немцев или их союзников».

Н.С. Хрущев в своем докладе утверждал: «Было бы неправильным забывать, что после первых серьезных поражений Сталин думал, что наступил конец. В одной из своих речей, произнесенных в те дни, он сказал: «Все, что создал Ленин, мы потеряли навсегда». После этого, в течение долгого времени Сталин фактически не руководил военными действиями, прекратив делать что-либо вообще». Этот хрущевский миф рухнул лишь после того, как достоянием гласности стала тетрадь с указанием посетителей сталинского кабинета. Из ее содержания стало ясно, что с раннего утра 22 июня по 28 июня Сталин в течение недели подолгу находился у себя на рабочем месте в Кремле.