Вельяминовы. Время бури. Книга вторая - Нелли Шульман

Мэтью разъезжал по Америке, читал научные журналы, собирал сведения об ученых, которые могли быть полезны военному ведомству. В Форте Ливенворт он близко сошелся со слушателем колледжа, майором Лесли Гровсом, военным инженером. Гровс тоже собирался поступать в академию генерального штаба. Они обедали, удили рыбу, на реке Миссури, и занимались стрельбой, в тире.

В столице Мэтью ходил в свой спортивный клуб. На ринге они с мистером Сержем, русским инженером, говорили мало. У Мэтью были и другие партнеры для спарринга, не стоило привлекать излишнее внимание предпочтением одного человека. В холщовой сумке Мэтью, рядом с теннисными туфлями, полотенцем и мылом, обычно лежал неподписанный, запечатанный конверт. Он заходил в душевую, оставляя сумку в шкафчике. У мистера Сержа имелся дубликат ключа. По дороге домой Мэтью забирал из сумки конверт, с наличными деньгами, в купюрах мелкой деноминации.

Он открыл несколько депозитных счетов, в Нью-Йорке, в Бостоне, и Лос-Анджелесе. На текущем счету капитана Горовица, в столице, ничто не могло вызвать подозрений. Туда, военное министерство перечисляло его оклад.

Новую квартиру Мэтью обставил довольно скромно. Он поменял модель форда, но машину капитан Горовиц купил в рассрочку. Костюмы он шил, у портного и расплачивался наличными деньгами.

В столице, к Мэтью два раза в неделю приходила уборщица, рекомендованная мистером Сержем. Мэтью подозревал, что женщина работает в русском посольстве. Она была молчаливой, и во время визитов ничего не говорила. Капитан Горовиц подозревал, что она и не знала английского языка. Мэтью понял, что женщина его немного старше. Ей, судя по всему, шел четвертый десяток. Фигура у нее была отменной, и все остальные качества, как весело думал Мэтью, тоже не оставляли желать ничего лучшего. Уборщица проводила у него три часа. Времени, чтобы привести в порядок пустую квартиру, хватало с лихвой. Имени женщины Мэтью не знал. Откровенно говоря, оно капитана не интересовало. Даже больше, чем визиты уборщицы, ему нравились письма из банков, с ежемесячными отчетами. Мэтью полюбил конверты с эмблемами. Ему было приятно смотреть на состояние своего баланса.

Капитан Горовиц хорошо знал Нью-Йорк. Подростком он часто гостил у дяди Хаима. Мэтью помнил дорогу к синагоге, адрес которой он нашел в последнем, полученном от мистера Сержа конверте, с деньгами. Во время спарринга, русский объяснил, что в Нью-Йорк приезжает новый руководитель. Он хотел познакомиться с Мэтью лично. В письме указывался и пароль, с отзывом.

Для всех Мэтью сейчас находился в горах Адирондак, в двухнедельном отпуске. После выполнения задания, он, действительно, намеревался отправиться на север. Мэтью приехал в Нью-Йорк окольными путями, через Балтимор и Филадельфию. Он остановился в Нижнем Ист-Сайде, в кошерном пансионе, где жили молодые клерки и студенты. Мэтью ничем от них не отличался. Он взял сюда старые костюмы, не желая мозолить глаза английским твидом, и рубашками ирландского льна. Мэтью напоминал себе об осторожности:

– Мне надо преуспеть в своем деле, – думал капитан Горовиц, – мне доверяют, и будут доверять. Потом… – он, в общем, не задумывался о будущем, однако предполагал, что держава, на которую он работал, о нем позаботится.

Его ждали в пятницу, на утренней молитве, в синагоге Бейт-а-Мидраш-а-Гадоль. Согласно правилам, Мэтью не стал завтракать. Он выпил по дороге чашку кофе, в кошерной булочной Йоны Шиммеля. В квартале пока проснулись только мужчины. Они стояли в очереди к прилавку, в федорах и кипах, с зажатыми под мышкой портфелями. Здесь не было преуспевающих чиновников, и адвокатов, с которыми Мэтью молился в Вашингтоне. В Нижнем Ист-Сайде жили мелкие клерки, ремесленники, ученики ешив, раввины, и уличные торговцы.

На всю булочную, упоительно, пахло книшами, пирожками с кашей и картошкой. В медных, огромных котлах томили борщ, для ланча. Мэтью сказал себе:

– Можно пригласить его позавтракать. Надо же, в синагоге со мной встречается. Значит, коммунисты не все забыли… – зайдя в большой, наполненный людьми молитвенный зал, Мэтью прикоснулся пальцами к мезузе. В записке от мистера Сержа говорилось, что ему надо устроиться в третьем ряду справа. Скинув пиджак, он закатал левый рукав рубашки, шепча благословение. Он накладывал тфилин, когда рядом раздался шорох. Человек пробормотал «Амен». Незнакомец поинтересовался, на идиш: «Можно будет потом у вас одолжить тфилин?»

У него были черные, в чуть заметной седине волосы, веселые карие глаза и шрам на подбородке. Мэтью знал идиш. Он рос вместе с кузенами Горовицами, те свободно владели языком.

– Разумеется, – улыбнулся Мэтью, – это мицва, заповедь. Сосед протянул крепкую руку:

– Мистер Нахум. Нахум бен Исаак. Рад встрече.

Они опустились на деревянную, вытертую до блеска скамью. Кантор, из переднего ряда, запел утренние благословения.

– Благословен Ты, Господь, наш Бог, Царь Вселенной открывающий глаза слепым… – община ответила «Амен». Слыша знакомые с детства слова, Эйтингон ласково подумал:

– Прав был Сокол покойный. Хороший мальчик. Мы его не оставим, никогда. Он наш человек, советский. За ним вся страна… – он шепнул:

– После молитвы сходим, позавтракаем… – капитан Горовиц кивнул. Голос кантора взлетел вверх, к бронзовым дверям Ковчега Завета. Эйтингон, удовлетворенно, закрыл глаза.

В маленькой комнатке, на потертом ковре, играли лучи заходящего солнца. За открытым окном виднелась черная, чугунная, пожарная лестница. Вечер был теплым, со двора звенели голоса детей:

– Nelly Kelly loved baseball games,Knew the players, knew all their names.You could see her there ev’ry day,Shout «Hurray»When they’d play.Her boyfriend by the name of JoeSaid, «To Coney Isle, dear, let’s go»,Then Nelly started to fret and pout,And to him, I heard her shout…

О кирпичную стену пансиона ударился мяч. Мальчишка, возмущенно, закричал: «Играйте по правилам!». Пошевелившись, Тони осторожно посмотрела на часы. Хронометр, вместе со скомканной юбкой, жакетом, и порванной, шелковой блузкой, валялся на полу.

Приподняв растрепанную голову с подушки, Тони скосила глаза направо. Он спал, улыбаясь во сне. Длинные, каштановые ресницы дрожали, лицо покрывал ровный загар. На крепкой шее Тони заметила свежий синяк. Девушка усмехнулась: «У меня тоже достанет, я уверена». Перед зеркалом, в скромной ванной, она решила: «Завтра, на интервью с Джульеттой, надену джемпер, с высоким воротом». Тихо умывшись, Тони подобрала с ковра его рубашку. Накинув на плечи прохладный, пахнущий сандалом лен, она присела на подоконник, за шторой.

Во дворе дети играли в бейсбол. У забора, рядом с курятником, девочки, возились с куклами. Тони услышала квохтанье птиц. С улицы доносились звуки машин и свист газетчика:

– Последние известия! Президент Рузвельт открыл мост Золотые Ворота, в Сан-Франциско! В Чикаго полиция расстреляла десять забастовщиков! Завтра миссис Симпсон венчается с герцогом Виндзорским!

Миссис Симпсон в Америке считали, чуть ли не национальной героиней. О европейских новостях в Нижнем Ист-Сайде было не услышать, но Тони знала, что премьер-министром Британии стал Чемберлен:

– Папа его терпеть не мог, – вспомнила Тони. Девушка твердо сказала себе:

– Я напишу из Барселоны, чтобы они не волновались. Хорошо, что в Нью-Йорке меня никто не увидел. Не хватало на дядю Хаима наткнуться. Меир и Мэтью, скорее всего, в Вашингтоне сидят. Здесь опасности нет… – пансион, куда ее привез Петр, помещался в дешевом квартале. Тони и не предполагала, что юноша живет в «Плазе».

Он стал ее целовать еще в такси. Он шептал:

– Я скучал по тебе, скучал. Я здесь переводчиком, с нашей делегацией, с дипломатами… – Тони не поверила ни одному его слову. Незаметно улыбаясь, она отвечала на поцелуи:

– Он мне нужен. Не здесь, а в России. Он, несомненно, чекист… – Тони даже закрыла глаза, так это было хорошо. Она понимала, что Петр мог увидеть ее фото в анархистских газетах, в Испании. Когда такси стояло в пробке, она оторвалась от его губ:

– Я тебе должна что-то сказать… – Тони сделала вид, что порвала с анархистами, с ПОУМ, с поддержкой Троцкого:

– Я ошибалась, – она покраснела, – я была молода. Я читала работы Ленина, Петр. Товарищ Сталин истинный коммунист… – его лазоревые глаза были туманными, счастливыми. Он стоял на коленях, целуя ее ноги, не обращая внимания на таксиста. Тони напомнила себе:

– Надо еще раз поговорить с ним, позже, когда он в себя придет. Он, сейчас, кажется, ничего не понимает… – Петр, действительно, не понимал. Он видел Тонечку, снившуюся ему в Испании. У нее были гладкие, теплые, стройные ноги, маленькая грудь под шелком блузы, белокурые, пахнущие лавандой волосы. Захлопнув дверь номера, Петр прижал ее к стене:

– Тонечка, моя Тонечка… Я люблю тебя, люблю… – Воронов не рисковал.