Последний свидетель - Сергей Гайдуков

После этого она направилась домой, где открывавшая дверь мать никак не могла взять в толк, почему дочь стоит на пороге одна, в грязной одежде и без багажа. Потом явился отец, недовольный тем, что битый час впустую прождал Наташу на вокзале.

Но она все объяснила. Сначала отец, а потом мать отправились на боковую, а Наташа пошла в душ. Перед этим, в своей маленькой комнате, которую раньше приходилось делить со старшей сестрой, она сняла джинсы и вытащила из карманов несколько пятидесятидолларовых бумажек, которые взяла из сумки. На пробу.

Джинсы она бросила в таз для грязного белья, и струи горячей воды, обмывавшие ее тело, развеселили ее. Она беззвучно, чтобы не разбудить родителей, смеялась, терла розовой губкой в форме утенка свой плоский живот, маленькие крепкие груди, узкие бедра, которых пальцы мужчины касались пока лишь через ткань.

Она вылезла из ванной, завязала полотенце на голове чалмой и посмотрелась в зеркало, увидев там восхитительное тело юной девушки. Девушки, которую ждало восхитительное будущее. Теперь, когда прошедшая ночь обернулась таким сюрпризом, жизнь казалась прекрасной.

И она легла в постель с желанием проснуться как можно раньше, потому что ее ждало множество важных и тайных дел.

4

Утром следующего дня, когда Наташа Селиванова еще нежилась в постели, а Джума нервно ерзал на нарах в ожидании решения своей участи, на стол Бондарева легли листы факсовых сообщений.

Девушку, ехавшую с Шустровым, звали Селиванова Н. И. Ехала она в Новоудельск.

Майор из Новоудельского УВД вошел в кабинет и положил на стол книгу в зеленом переплете.

— Это что? — спросил Бондарев.

— "Унесенные ветром", — сообщил майор. — Книга подписана. — Он раскрыл том и прочитал: — Селиванова Наташа.

— Откуда это?

— Так ведь сумку ее нашли.

— В сумке была одна только книга?

— Остальное не представляет интереса. Еда. Туалетные принадлежности. Одежда.

— Одежда женская или мужская?

— Женская, — ответил майор и добавил: — Конечно, женская.

— А вот раз «конечно», то сегодня же найди адрес этой Селивановой. И отнеси ей сумку. Скажешь, что нашли в поезде, прочитали имя на книге... Понятно?

— Отдать сумку и?.. — вопросительно посмотрел майор.

— И все. Можешь задать пару вопросов насчет происшествия в поезде. Что видела? Почему бросила сумку? Но она вряд ли скажет что-нибудь дельное. Тогда повернешься и уйдешь.

— Понял.

— Только прежде чем туда пойти, установишь наблюдение за домом. А после установи постоянное наблюдение за этой Селивановой. Двадцать четыре часа в сутки.

— Понял. Думаете, она как-то связана...

— Пока не знаю. Сейчас три основные заботы — Селиванова, красный «Крайслер» и Шустров. Двое последних будут стараться не светиться. Но в Степном Шустров отметился в обменном пункте — менял доллары на рубли. Очень может быть, что деньги у него уже кончились. Тогда он снова будет вынужден менять деньги. Вывод ясен?

— Во все обменные пункты дать фотографии?

— Да. И чтобы лучше смотрели, напиши, что это известный налетчик. Который сначала присматривается к месту, где лежат деньги, а потом громит его. Пусть у этих девочек в окошках проснется чувство страха. А насчет красного «Крайслера» — передай описание на заправочные станции, в ГАИ. Только пусть не пытаются сами задерживать. Братская могила в Новоудельске — это не лучший итог розыскных мероприятий.

Адрес Натальи Селивановой был легко получен через паспортный стол. Оказалось, что это девушка шестнадцати лет от роду, живет с отцом и матерью в своем доме по улице Садовой, дом двадцать шесть. Отец — слесарь на автобазе, мать — продавец в универмаге. Все просто и банально.

Бондарев собрался подремать с полчасика прямо за письменным столом, когда майор вернулся. Его лицо выглядело растерянным.

— Пропало тело, — с порога сказал майор. — Из морга. Того типа, что был убит ночью... И никто ничего не заметил.

— Вам это кажется странным? — спросил Бондарев, прищурившись.

— В моей практике это первый случай...

— А в моей — не первый. И хочу дать вам совет — пока все это не кончится, ничему не удивляйтесь. Может быть, до сих пор вашему городу везло, и в него не заносило таких людей. Но везение кончилось. Эти люди здесь. Они будут решать свои задачи и не станут обращать внимания на условности и правила приличия. Так что будьте готовы...

— Я должен ответить «всегда готов»? — иронически посмотрел на Бондарева майор.

— Вы можете послать меня к черту. Только это ничего не изменит. Не я причина ваших несчастий. Причина в том, что железная дорога проходит через ваш город и что некто Шустров выбрал именно это направление... А вслед за Шустровым и компания в красном джипе. И я. Скованные одной цепью. — Он усмехнулся. — И как ни странно, но из всех троих я в самом выгодном положении. Я знаю, что происходит. Они знают только часть. Шустров знает, что за ним идут казахи, но не знает, что мы тоже у него на хвосте. Казахи не знают, что у Шустрова больше нет сумки с деньгами.

— Еще бы найти того человека, который знает, где сумка, — мечтательно произнес майор.

— А еще бы человека, который бы все про всех знал. Кто сказал бы, где находится Шустров, где сидят казахи, у кого деньги и при чем тут Селиванова. Хотите познакомиться с таким человеком, майор? — спросил Бондарев.

— Не отказался бы.

— А я отказался бы. — Бондарев откинулся на спинку кресла.

5

В конце долгого летнего дня облака на западном крае неба стали красными, словно пропитались кровью. Солнце, как полноправный хозяин здешних мест, уходило медленно и с достоинством. Всего на несколько часов даровало оно природе и людям освобождение от палящего гнета, чтобы затем вернуться и жечь, палить, иссушая любые проявления растительности, вгоняя в тревожный сон животных и пробуждая странные унылые мысли и у людей, тщетно пытавшихся укрыться от его лучей под крышами домов — жар проникал сквозь окна, трубы, двери, и не было от него спасения.

В этот час в степи, откуда Новоудельск казался выстроенным на песке макетом, молча сидели трое. «Крайслер» с выключенным двигателем стоял невдалеке. Прорывавшееся сквозь облака солнце тускло отсвечивало от металлических частей машины, но игра солнца с металлом тонула в столбе дыма, поднимавшемся от продолговатой ямы, вокруг которой сидели трое.

Малыш раскачивался взад-вперед, будто находился в трансе. Глаза его неотрывно смотрели в яму, хотя дым ел глаза, и по его круглым гладким щекам катились слезы. Странноглазый на этот раз не оправдывал данного Джумой прозвища. Его глаза были прикрыты веками. Он скрестил руки на груди, неловко выбросив вперед левую ногу, перебинтованную в колене. Синяя тряпка, служившая бинтом, пропиталась кровью.

Третий, водитель джипа, в руках держал выключенный плеер. Рядом лежала длинная сухая ветка, от которой он периодически отламывал куски и подбрасывал в огонь, не давая ему угаснуть.

Они не боялись, что уходящий в небо столб дыма привлечет к ним внимание. Они вообще ничего не боялись, потому что не имели такого права. В отличие от остальных участников гонки эти трое не обладали правом выбора. Они не могли махнуть рукой и вернуться назад с пустыми руками. Их приняли бы дома только в том случае, если бы они вернули пропавшие деньги. Любой ценой. Даже если бы из четверых вернулся лишь один.

Не выполнивших задание дома не ждали. В этом случае неудачникам грозила смерть от рук своих же друзей. А семьи ждал позор. Ни то ни другое не устраивало воинов из клана Сарыбая. Поэтому у них не было выбора — только дорога, только поиск и только удача.

Одному из них поиск уже стоил жизни. Пуля Шустрова пригвоздила его к грязному полу плацкартного вагона. Это была смерть в бою, и потому трое оставшихся не могли оставить мертвого друга в морге, откуда открывалась одна дорога — к бесславному захоронению в дальнем углу Новоудельского кладбища, где высились неухоженные заросшие холмики — могилы бродяг и людей, которых некому было хоронить.

Теперь убитый нашел достойное пристанище — огонь пожирал его тело, а слитая с дымом душа взлетела на небо. Когда пламя совершило свое очистительное дело и в яме остался обгоревший скелет с пистолетом «ТТ» на грудине, трое поднялись и забросали покойника землей, чтобы ни люди, ни звери не нашли это место в степи.

Долг был отдан, и теперь троим предстояло пуститься прежним путем. Путем поиска и отмщения. Ничто на свете не могло их удержать на этой дороге.

Музыкант сел за руль, Малыш — рядом. Странноглазый втащил свою раненую ногу и лег на заднее сиденье. Джип, постепенно набирая скорость, двинулся к Новоудельску.

6

Качели негромко поскрипывали. Алик похлопал ладонью по креплению и заметил по-хозяйски:

— Смазать не мешает.

— На них никто не катается, — сказала Наташа. — Поэтому отец и не смазывает.