Эквилибрист. Путь силы - Михаил Катюричев

– Да как сказать. Хуже, чем я надеялся, но лучше, чем могло бы быть. Там сейчас такая каша, что половины старых связей теперь не найти, а с остальными и не знаешь как разговаривать. Политическая обстановка меняется быстрее, чем ты об этом узнаешь. Ходят упорные слухи о восстановлении ордена Несущих Свет. Мрак, в общем. Я, между прочим, так и не понимаю, почему ты отказался передать весточку хоть кому-нибудь из знакомых. Хотя бы этой девушке – ней-Самлунг, кажется? Мне было бы не сложно. Это не к архимагу на прием пробиваться.

– А зачем? – Перед отъездом Элли действительно меня доставал с этими письмами. – В Эранию я уже не вернусь, так чего бередить девочке душу? Чем быстрее она меня забудет, тем лучше. Найдет себе хорошего парня, замуж выйдет, детей нарожает.

– Замуж она пока не вышла.

– Ты ее видел, что ли?

– Мельком. Поговорить не удалось, но браслета точно нет, это я разглядел.

– Жаль.

– Ладно, давай спать. Надеюсь, дождь не пойдет. А завтра мы уже будем ночевать в приличной таверне на Аршанском тракте.

Ливень застал нас в дороге. Кожаный плащ с капюшоном, который я в последнее время носил не снимая (даже крылышки нашил, как на ученической мантии), спасал ситуацию, но все равно приятного было мало. В харчевню у дороги мы ввалились промокшие и злые. Зал набит битком – никто не спешит выходить на улицу в такую погоду. Впрочем, поймав мой взгляд, двое путников тут же освободили нам столик в углу. Даже магию применять не пришлось. Репутация, однако.

Тарелка мяса с овощами и кружка с подогретым вином несколько улучшили мое настроение.

– Мэтр, вот скажи мне, неужели обязательно было убивать тех разбойников? – Тон у Элли какой-то недовольный.

– Каких?

– Тех трех несчастных крестьян. Не ты ли говорил: «Демонстрация магии иногда помогает лучше, чем ее применение»? Зачем было убивать несчастных, которые просто пытались добыть пропитание для своих семей? Тем более так… кроваво. Ты вообще слышал о ценности человеческой жизни?

– Четырнадцать серебряных. – Именно такую компенсацию потребовал фрайхер за убийство простолюдина.

– Что? – недоуменно переспросил Эл.

– Цена человеческой жизни – четырнадцать серебряных монет. Элеандор, ты действительно думаешь, что демонстрация бы помогла? Нет, нам-то несомненно. Но, добежав до деревни и поменяв штаны, эти «несчастные крестьяне» снова бы вышли на большую дорогу. И ограбили еще кого-нибудь. Или тебе все равно, лишь бы не тебя?

– Да не в этом дело! – горячится Хольтс. – Просто та легкость, с которой ты лишаешь людей жизни, – это ненормально! Ты натянул маску бездушного убийцы и не замечаешь, как она постепенно становится твоим лицом! Ты больше похож на вымороженный камень пустошей, чем на человека. Ты, даже убивая, эмоций не испытываешь, я уже не говорю про какие-либо добрые чувства! Вот и наши дружинники тебя не любят за твое презрительное высокомерие. Ты относишься к ним не лучше, чем к дерьму под ногами!

– Ты преувеличиваешь…

– Да? Скажи мне, когда ты общался хоть с кем-нибудь из них не по делу? Просто за кружечкой винца в праздник?

– Господи, Элли, да о чем мне с ними разговаривать? У них же всех мыслей: жратва, выпивка и девки!

– Вот об этом я и говорю. Вспомни, что тебя так бесило в дворянах и магах Эрании. Да ты сам превратился точно в такое же чудовище, презирающее всех, кто слабее, привыкшее к раболепству по отношению к своей персоне и готовое убить любого, кто осмелится сказать хоть слово против!

– Эл, ты вот на меня уже минут десять орешь, хорошо хоть на русском, – и ничего. И вообще уж ты-то знаешь обо мне больше остальных…

– Ну да, сейчас ты вспомнишь про ту девчонку, Вэл. «Ах как же я страдал!», да? Вот только вспомни – ты ведь не девчонку оплакивал. Силу ты свою оплакивал, злился, что не можешь отомстить! Переиграли тебя, унизили. Ах как больно и обидно!

А вот это уже низко.

– Эл, что ты вообще взъелся? Тебе отказал тот голубоглазый мальчик, с которым ты шушукался на входе? И ты теперь вымещаешь обиду на мне?

– Ты пытаешься меня оскорбить, чтобы перевести разговор на другую тему? Нет, тот мальчик мне не отказал. Я умею общаться с людьми по-доброму. Мне нет нужды насиловать своих любовников в пыточной камере!

– Да мне в общем-то тоже. Что бы ты ни думал, все мои женщины отдавались добровольно.

– Да? А почему тогда ни одна из них не вышла из твоих подвалов? Как они умерли, а?

– Быстро!

Ни черта я не буду тебе рассказывать, Элли. У меня до сих пор иногда встают перед мысленным взором карие глаза Тайи. Я ведь действительно договаривался по-хорошему и готов был подарить свободу любой из купленных рабынь, если бы хоть одна смогла родить мне ребенка. Не то чтобы он был мне так уж позарез нужен… Все начиналось как простой эксперимент. Кто же знал, что первая же девушка так разбередит мое сердце?

Тайя, карие глаза, горящие внутренним светом, водопад русых волос, к которым так приятно было прикасаться. Хрупкое чудо, неведомо как попавшее в этот жестокий мир. Ты ведь искренне жалела меня и хотела сделать счастливым. Твоя любовь согревала меня почти месяц. И когда у нас все-таки получилось, ты была счастлива.

Агония длилась почти шесть часов. Легкая боль, на которую поначалу даже внимания не обратили, теперь терзала тело. Глаза стали красными от лопнувших сосудов, роскошные волосы слиплись от пота. Пришлось привязать к спинке кровати руки, которыми ты пыталась расцарапать живот. Унять боль обычными средствами не получалось, а применять магию я опасался. Наконец все затихло. Чуда не случилось.

Снова повторить эксперимент я решился не скоро и уже не спрашивал имен. Образец номер два, образец номер три. Попытки как-то помочь не приводили ни к чему. Максимальное время жизни – полтора месяца. Мы с Даугаром даже провели вскрытие последнего образца. Все внутренние органы, не только матка, были словно разъедены кислотой. Просто дыра с рваными краями истончившейся ткани. После этого я признал тщетность попыток и никогда больше не заглядывал в ряды, где торговали «рабынями постели». Но Элеандору незачем об этом знать.

– Дарри, так ведь нельзя жить! Без любви, без друзей! – все никак не уймется.

Встаю из-за стола. Зал как-то опустел. Даже трактирщик за стойкой держится поближе к выходу на кухню, пытаясь стать маленьким и незаметным.

– Элеандор Хольтс, был один человек, которого я считал другом. Я даже позволил ему заглянуть под ту самую маску бездушного черного мага. И только что он использовал это, чтобы уязвить меня как можно больнее.

Ухожу в комнату. Последнее слово за мной.

За завтраком мы не разговариваем. Всю дорогу до замка фрайхера Сфорца – тоже. Я размышляю. Конечно, Эл пытался просто вывести меня из равновесия. Разозлить. Но если вдуматься в его слова и попытаться взглянуть на вещи с этой точки зрения, то действительно становится не по себе. Нет, маска бездушного чудовища весьма хороша, но, похоже, я пропустил тот момент, когда она стала прирастать к лицу. Ведь, в самом деле, еще не так давно, встретив подобное самодовольное ничтожество, я бы в рожу ему побрезговал плюнуть. А теперь я сам выгляжу в чужих глазах ничуть не лучше. Хотя по большому-то счету Элли неправ. Я вовсе не ненавижу людей. И даже к своим жертвам не испытываю ничего, кроме научного интереса. Да и не было подобных экспериментов в последнее время. А насчет презрения к ценности человеческой жизни – так люди и сами ее не ценят ни на грош. Что-то я начал сам перед собой оправдываться. Подсознательное чувство вины? Как там: «Если твоя душа болит, значит, она у тебя еще есть»? А у меня что болит? И болит ли вообще? Нужно как-нибудь сесть и обдумать это. Но позже. А то, задумавшись, не заметил, как мы въехали в ворота цитадели Сфорца. Все, прочь посторонние мысли. Работаем.

Глава 22

Барон Сфорца вел себя нагло, явно нарываясь на драку. Видимо, рассчитывал на поддержку брата – одного из сильнейших магов в вольных землях. Лион Змей (я видел его на приеме, он тогда спорил со Скромником) стоял чуть позади трона. Кстати, на гербе Сфорца изображена закрученная спиралью черная гадюка. Говорят, герб вполне соответствует характеру этой семейки.

Элеандор, пребывая в плохом настроении после ссоры, тоже отступать не собирался. И понятно – предметом спора являлись шесть тысяч золотых, которые фрайхер утаил от своего давнего компаньона Германа Хольца. За такой куш стоит подраться. Попытки юлить и обманывать результата не принесли (мы с Элли постоянно держали мысленную связь – ссора ссорой, но дело есть дело), и в воздухе все явственнее пахло дракой.

Моя сила была наготове. Это, конечно, невежливо, но ситуация уже давно вышла за рамки этикета. Что интересно, Змей – маг природы, но при этом входит в большую пятерку. Бить нужно быстро и наверняка, а Элли настаивает на бескровном варианте. Только вывести из строя. К тому же рядом ощущается присутствие еще одного мага. Кажется, у Баргойла есть свой менталист, хотя попыток проникновения я пока не чувствую.