Лис - Михаил Нисенбаум

мимо него, точнее – он мимо нее. По дороге в Барвиху и накануне ночью Игорь Анисимович несчетное число раз раскладывал свои неоспоримые козыри: он юрист, а не военный, а сейчас эпоха юристов; работа ректора, по сути, министерская работа, где нужно наблюдать и координировать жизнь тысяч людей, которые выполняют разноплановые задачи, в том числе в других городах… У него огромный организаторский опыт, и он делом доказал лояльность президенту.

Именно после победы в Конституционном суде, где Водовзводнов с Арбузовым защищали интересы президента, он и стал на Старой площади своим человеком – во второй раз, уже при новой власти.

На встрече президент был хмур, тяжелое усталое лицо казалось неподвижным и злым. Вместо того чтобы задавать вопросы кандидату в министры, которого он сам же предложил, глава государства сиплым голосом рассуждал о конфликте с Грозным, о коррупции в регионах и о том, что все низшие и средние чины в МВД против реформ. Он даже не спросил Игоря Анисимовича, что тот планирует с этим делать.

Водовзводнов был недоволен собой. Почему? Да потому что нельзя победить там, где боишься собственной победы. Тихий голос твердил Водовзводнову, что должность расстрельная, после нее на пенсию, а то и с позором, и что тогда? Как смотреть в глаза дочерям? С другой стороны, с такими настроениями надо не во власть стремиться, а на печи сидеть. Потому что первая расстрельная должность в государстве – президентская, особенно в наше время.

Зачем же было звать его в Барвиху? Может, он с бодуна, потому и говорил невпопад? Может, завтра-послезавтра придет какой-то вразумительный ответ? Хотя чего уж вразумительнее. Но тогда, знаете ли, должна быть какая-то компенсация и этим ложным надеждам, и подножке, которую кто-то поставил его государственной карьере, и этой бессмысленной поездке. Пробросаетесь, господин товарищ!

Мысль о том, что глава государства у него в должниках, немного успокоила Игоря Анисимовича, и тут он почувствовал, какой холод в салоне «Волги».

– Алеша, закройте окно, – попросил он слабым голосом. – А то простудитесь, кто тогда меня возить будет?

•

Второй раз Юрий Савич вынул шпагу из ножен двадцать седьмого ноября. Судьбе было угодно, чтобы второй раз оказался и последним.

Уже смирились с мушкетерским нарядом в институте. Уже пришлось пошить новые панталоны, так как первая пара пришла в негодность. Уже и в службе судебных приставов на Савича косились только новенькие, тогда как остальные, пусть и с неудовольствием, принимали рыцаря как неизбежное, зато фирменное зло. Начальство при каждом удобном случае ставило на вид, но скорее по инерции, без особой настойчивости.

Разумеется, ожидать повышения по службе Юрию Савичу не приходилось, да и куда прикажете повышать мушкетера – в капитаны королевской гвардии? Не появилось у него и последователей, хотя байки про пристава со шпагой давно гуляли по Москве. Савичем гордились как корпоративной диковинкой и символом сумасшедшей эпохи.

Утром двадцать седьмого ноября выпал пышный снег. Видимость в городе упала, и сквозь праздничное мельтешение там и здесь слышались гудки машин и плоский поскреб лопат по припорошенному асфальту. В этот день Савич с помощником Тураевым в присутствии понятых описывал имущество в коттедже Владимира Васильевича Брякова, бывшего владельца сети игровых автоматов.

Поначалу все шло чинно и печально: хозяин с красными пятнами на лице следил, как приставы заносят в список люстры, картины, компьютер, пылесос, антикварную горку и польский тостер. Иногда Владимир Васильевич пересекал комнату, не обращая внимания на понятых, которые так и сидели, не сняв пальто. То кому-то звонил, то кидался в кресло и замирал, уронив в ладони бедовую круглую голову.

Видно было, что визит приставов он считает признаком временного невезения. Покончили с комнатами, кухней, ванной и прихожей. Тут стало заметно, что Бряков нервничает сильнее.

– Все пометили, кровососы? – просипел он. – Можете освободить помещение?

– У нас имеются сведения о двух автомобилях. Вы их, Владимир Васильевич, где держите? – сдержанно спросил Савич.

– Моя машина в автомастерской. А вторая не моя, а матери моей.

– Давайте осмотрим гараж?

Вот именно в гараж пускать посетителей Бряков почему-то не хотел. Возможно, в последующих событиях сыграло роль и то, что напарник Савича, Альберт Тураев, юноша двадцати лет, проявлял к собственности Владимира Васильевича неслужебное любопытство, давая вслух оценки и комментарии. Мол, у его друга такой же музыкальный центр, «вот понимаю, стату́я так стату́я!». Это было непрофессионально и бестактно. Савич негромко сделал Тураеву замечание, тот притих, но ненадолго.

Когда зашла речь о гараже, Бряков принялся увиливать. Говорил, что можно отложить до другого раза, когда отремонтируют его машину. Что в гараже проблемы со светом. Приставы были непреклонны, и в конце концов он подчинился, повторяя без конца, что его машины там нет. В просторном подземном гараже оказалось три авто и мотоцикл «сузуки». Лампы светили исправно. Разумеется, Савич знал процедуру: описать и сфотографировать само транспортное средство, регистрационный номер, номер двигателя. Потом при необходимости просить владельца открыть салон и багажник. Зачем Тураев самовольно полез в салон «ниссана санни»? Впрочем, даже это неразумное поведение не объясняло вопиющего поведения Брякова.

– Куда ты лезешь, щенок! Руки! Руки, я сказал! – крик прозвучал в гараже, как в пустой бочке.

Никто не успел опомниться, как Бряков отбросил помощника пристава от машины, выхватил из-за пояса пистолет и, ухватив Тураева за плечо, потащил его из гаража, тыча дулом между ребер.

Дальнейшее произошло еще стремительнее. В мгновенье ока у горла Брякова очутилось острие приставленной шпаги.

– Господин Бряков. Будьте любезны отпустить господина Тураева и немедленно положите пистолет на пол, – бесцветно проговорил Савич.

Бряков – мужчина бывалый и решительный, преимуществ у мушкетера не было вовсе. Кроме разве что одного: от ряженого клоуна никто не ждал такой прыти.

– Юр, а пистолет в опись включать будем? – раздался в драматической тишине, прерываемой только яростным дыханием Брякова, голос Тураева.

И все присутствующие – мушкетер, хозяин и понятые – поняли, что Тураев из тех людей, которых жизнь ничему не учит.

•

На другой день Юрия пригласили к старшему судебному приставу. Следовало отчитаться о работе стажера, о котором Савич решил высказаться как о человеке пусть неопытном, но инициативном. Это «но» вроде выставляло Тураева в приятном и выгодном свете, притом что сама по себе инициативность в работе судебных приставов не приветствуется. Пристав не конферансье, а экспромты приводят к эксцессам. И все же Савич не хотел подводить младшего товарища: поработает – пообтешется.

– Значит так, – сказал, не поздоровавшись, старший пристав Зибунов, советник юстиции первого класса, усталый мужчина, который был бы похож на генерала, если бы не старшинские усы. – Поступила жалоба от гражданина Брякова. Не ожидал от тебя такой выходки, Юрий. Раньше весь этот твой маскарад был вроде наше внутреннее дело. Сейчас все вылезет наружу, могут назначить прокурорскую проверку, придется рапортовать высшему начальству.

– Анатолий Максимович,