Призраки солнечного ветра (СИ) - Александрова Дилара

Бледные ладони прикоснулись к поверхности входного люка. Теплый. Прошла пара часов с тех пор, как Артифа начала приводить корабль в чувство. Хотя искусственный интеллект дал добро на выход из бывшего отдела гидропоники, Медея мялась около входа, каждые пять минут проверяя, не стал ли металл снова ледяным. В помещении не нашлось ни одного костюма для выхода в безвоздушное пространство. Однако, даже если бы они и были, то вряд ли сохранились в рабочем состоянии. Приходилось рисковать, преодолевая свою врожденную трусость. С которой, впрочем, девушка боролась с периодическими успехами. Страх, голод и желание разбудить остальных помогли в этом благостном начинании. Убедившись, что работающие капсулы герметичны, Медея глубоко вдохнула, зажмурилась и вышла за пределы отсека.

Люк, тяжело скрипя, грузно отодвинулся вправо. К сожалению, заев на полпути. Впрочем, этого вполне хватило, чтобы пролезть в образовавшейся проем. Подбодренная наличием атмосферы снаружи, девушка переступила через порог.

Впереди, на много метров вокруг распространилась чернота. Что-то похожее на копоть покрывало решетчатый пол, перила уходящей вниз лестницы и ближайшие стены. Густая плотная масса запачкала пальцы сразу, как только Медея прикоснулась к ней. Дрожь прошла по телу. Здесь побывало Пламя. Оно опалило окружающее, кое-где расплавив и металл. Среди всей этой черноты ярким пятном белизны выделялся кусок ткани, висевший в нескольких метрах от входа.

Бледные пальцы прикоснулись к гладкой поверхности плотной туники из прочного самоочищающегося материала. За эти столетия он успел порваться и кое-где истлеть, но все еще можно было отчетливо разобрать черный крест на белом фоне. Тело Эсхекиаля Каэрдевра в экзоскелете висело в метре от пола, пронзенное широкой костью какой-то твари. Девушка смотрела на иссушенную, кое-где потерявшую плоть мумию и не чувствовала, как крупные слезы катятся по щекам. Она думала, что готова к этому. Почему же так больно?

Тяжелые пинки обрушились на опаленную часть монстра. Настолько плотную и прочную, что та даже не двинулась с места. Девушка плакала и толкала что-то похожее на острую конечность, пытаясь освободить отца из векового плена. От тряски шея крестоносца треснула. Будучи не скован экипировкой, его оголенный череп рухнул вниз. Глухо ударившись о пол, он не раскололся, а прокатился по полу метра полтора и остановился. Девушка кинулась за ним. Запнувшись, упала. Оказавшись лицом к лицу с прошлым, она подтолкнула к себе голову Эсхекиаля и прикоснулась лбом к его лбу.

Триста девяносто один год назад развернулась кровавая бойня с заранее известным финалом. Монстры заполонили все уровни корабля, убивая людей одного за другим. Эсхекиаль не успевал передвигаться по обширной площади и проявлять сектор за сектором. Некоторые из проявленных пришельцев отличались такими размерами, агрессивностью и живучестью, что «красные» не могли к ним даже приблизиться. Когда стало понятно, что дело плохо, крестоносец отдал приказ выжившим укрыться за щитами верхних ярусов. Сам же решил выжать из себя все, что мог. Медея помнила, как бежала по стальному коридору вместе с остальными бойцами. Как им отрезали путь наверх полчища тварей и вспышку Пламени такой силы, что потеряла сознание. Дальше — темнота. Девушка не спрашивала себя, как отец смог найти ее среди всего этого хаоса и смерти. Проявители обладали способностями и посерьезней. Медея спрашивала, почему именно она. Не кроется ли несправедливость в том, что ее жизнь оказалась ценней любой той, что прервалась почти четыреста лет назад? В последний момент привязанность встала над всеми принципами, вынеся приговор остальным. Храмовник до конца защищал вход в отсек и всех тех, кто спал внутри между жизнью и смертью.

Лежа на холодном решетчатом полу девушка поняла, что не имеет душевных сил двигаться дальше.

Отодрать руками дверку шкафа с резервами корабельного лазарета оказалось не так просто. Открывающий механизм давно приказал долго жить. Большинство тревожных опасений, к сожалению, подтвердились. Автоматические ампулы-шприцы с адренофиртом можно было выбросить, потому что внутри давно образовались кристаллы. Теперь они представляли собой не более, чем стеклянные пробирки с камнями внутри. Кассеты с нано-ботами просто разваливались в руках, и не имело даже смысла смотреть процент активных единиц. Остальное тоже превратилось в мусор: истлевшие, разложившиеся упаковки лекарств, барахло медицинской кибернетики и чудес фармацевтических достижений. Тут же стояло портативное устройство для фильтрации крови, так же превратившееся в полный хлам. Надежды на то, что в медицинском отсеке осталось хоть что-то полезное, мгновенно испарились. Если тут дела обстояли не лучшим образом, то что говорить о местах, совсем лишенных минимально допустимых температурных условий для хранения хрупких приборов?

Рискуя повторно впасть в депрессию, Медея активно шарила в поисках хоть чего-то полезного. Несколько упаковок армейских пластырей слегка спасли ситуацию. Основа их базировалась на продуктах полиэтилена, так что в функциональных возможностях сомневаться не приходилось. Возможно, их дезинфицирующие свойства уже были ни к черту, зато стянуть рану на руке Ашеры вполне могли.

Из-за сбоя в логическом модуле корабля порядок побудок сбился. Вместо того, чтобы приводить в чувство людей по списку передачи руководящих полномочий, искусственный интеллект принялся выполнять простейший логический алгоритм. Капсулы отключались справа налево, начиная с самой первой. Медея оказалась единственной, кому удалось проснуться. Две неиспользованные изначально капсулы, в которые поместили девушек, отделяли остальных от неминуемой гибели. Их оставили пустыми только потому, что они подвергались неоднократному ремонту, и ведущий инженер сомневался в их полной надежности.

— Ашера Гловшессинг, — поморщилась девушка, будто съела кусочек лимона. — Гадина.

Искренняя радость от того, что она не одна в этом пустом космосе, омрачалась осознанием, что тот, кто составит ей компанию — надменная зазнайка-задира. С которой у нее обоюдоострое, мягко говоря, не переваривание.

Острое желание оставить все как есть и не будить никаких нежелательных личностей разбилось о банальное отсутствие выбора. У Медеи очень плохо обстояли дела с физикой. И, как следствие, с техникой. Починить все то бесчисленное, что нуждалось в неотложном внимании, она уж точно бы не смогла. С этой задачей прекрасно бы справилась Ашера, несколько лет проучившаяся на инженерных курсах. В первый год полета, когда половина экипажа погибла, рук стало не хватать. Впрочем, как и специалистов. Выживших распределили по необходимым направлениям. Ашера, будучи личностью целеустремленной, в своем начинании преуспела.

Глядя на безмятежное, испачканное грязью лицо, Медея высказала объекту своей неприязни многое, что накопилось у нее на душе. Она припомнила все, от начала и до конца: как та зажимала ее к стенке и выворачивала руки, как совершенно безосновательно обзывала обидным прозвищем «тихоня», и как постоянно жаловалась Эсхекиалю на ее косяки. Вспомнились и постоянные высмеивания перед всеми за незнание физики. Даже перед Эуридидом…

В каждое обидное прозвище, в каждое воспоминание Медея вкладывала не только прошлую боль, но и настоящую. Слова лились сами собой. И когда фантазия с не очень обширными знаниями ругательств начали иссякать, вдруг пришла какая-то внутренняя легкость. С последними звуками грудь приподнялась в глубоком выдохе облегчения. Улыбка засветилась на бледном лице.

— Ну что, пора просыпаться, — закончила свою тираду Медея и на секунду задумалась. — Визгопряха…

На мгновение воцарилась тишина. Безмолвные трупы составили ей компанию. Бардак, царивший в помещении, создавал ощущение полного хаоса. Неизбежной безысходности. Запыленные прозрачные сосуды и склянки, казалось, валялись везде: от пола до полок под самым потолком. Серые, облупившиеся стены испачкались многовековым налетом пыли и грязи, с которыми не справилась даже двойная фильтрация воздуха. Фиксирующие ниши, предназначенные для сохранения семян, медикаментов и остальных полезных инструментов во время путешествия превратились просто в зияющие дыры в стенах. Только металлические столы, в обилии расставленные вдоль этих самых стен, не потеряли былой формы.