Москва, слезам не верит - Наталина Белова

с несчастным видом сказал Кайлин, потирая бровь и уставившись на полицейских. — Ребята, я больше не играю. Да и зря я вообще всё это затеил...

— Истос, — вдруг неожиданно сказал Шон. — Мама.

Мы втроём быстро и слажено соскользнули вниз по ступенькам, опустив головы ниже уровня толпы. Я мельком увидел маму из-за спин, она стояла на нашем крыльце, крепко сложив руки под грудью, буравя улицу пронзительным взглядом, словно твёрдо знала, что во всей этой свистопляске виноват я и уж он-то со мной поквитается так, что мало не покажется. Отец стоял позади неё, вытаскивая из пачки сигарету и с безучастным видом озирая светосоппротивление.

В доме послышался шум. Один из экспертов вышел на крыльцо, показывая большим пальцем через плечо, и отмочил какую-то остроту. Полицейские заржали как лошади. Эксперт отпер фургон, порылся внутри и взбежал по лестнице с ломиком на перевес.

— Если он поковыряет там этой штукой, вся развалюха ему не уши рухнет, — сказал Шон.

Кайлин продолжал ерзать, словно ступенька обжигала ему зад:

— А что будет, если они ничего не найдут?

— Тогда наш Франциас попадёт в немилость, — сказал Шон. — За то, что оторвал всех от работы. Вот тогда будет досада.

— Спасибо за проявленную заботу, — сказал я. — Я как-нибудь переживу.

— Ага, переживаешь. Как всегда. Что они ищут?

— Может, сам у них и спросишь?

Из дома двенадцать, потирая голову и еле передвигая ноги, вышел косматый студент в футболке Nissan — он явно был чем-то недоволен.

— Ну и че случилось?

— Заходи в дом, — сказал я.

— Это наше крыльцо.

Глава 20

Я показал ему своё личное удостоверение.

— Ну нихрена себе, — сказал он и, согнувшись под рукой тяжестью вселенной несправедливости, потащился назад в общетижите.

— Вот это правильно. Начинай его запугивать, — сказал Шон, но уже по направленной инерции. Я щурился от закатного солнца, он смотрел на дом семнадцать.

Глубокий низкий грохот пушечным залпом прокатился по улице, отражаясь от домов и разносясь по Либркинг, — на пол рухнула бетонная плита. Ивландия вздрогнула и тихонько вскрикнула. Калли Хёрн поплотнее запихнула кардиган, а затем перекрестилась.

На мгновение я почувствовал, как воздух вокруг меня задрожал. Будто выплеснулся наружу как электрический разряд, рождённый глубоко в чреве дома семнадцать. Голоса экспертов поднялись, а затем стихли, полицейские оглянулись на дверь, толпа качнулась вперёд, над крышами сошлись тёмные тучи.

Кайлин за моей спиной что-то пробормотал. Я разобрал своё имя. Оказалось, мы уже не на ногах и он положил ладонь мне на руку.

— Отвали, от меня — сказал я.

— Франциас...

В доме кто-то коротко пролаял приказ. Мне стало совсем наплевать, узнают ли люди, что я мент.

— Ты оставайся тут, — сказал я.

Ограждение сторожил полицейский с пухлым телосложением.

— Проходи мил человек, — сказал мне он; судя по акценту, родом он был из этой деревеньки. — Тут то, и смотреть не на что.

Я показал ему своё удостоверение, он прочитал, шевеля губами. На лестнице внутри дома раздались шаги в подвальном окне промелькнуло чьё-то лицо. Где-то Мистер Дайтли что-то кричал, но его голос звучал издалека и замедленно, словно доносился через длинную металлическую трубу.