Лицом к лицу - Эллери Куин

– Послушайте, Маггер, – сказал инспектор. – Ведь вы можете круто погореть на этом деле. Судите сами: Спотти знал что-то, что – по его словам – могло помочь мисс Спейнер. И он собирался получить за это целую тысячу долларов. Вы знали, о чем идет речь. Поэтому у вас были все основания убрать Спотти с дороги. В случае его смерти вы выступили бы на сцену и завладели бы этой тысячей один. И нам не составит большого труда приписать этот удар перочинным ножиком вам.

– Чего, мне?! Пришить Спотти? – В безжизненных глазах появились проблески сознания, – Моего кореша?!

– Только не надо мне плести байки про своего обожаемого кореша! Да ваш брат за солидный куш родную маму угрохает!

– Да он был мне.., ну, вроде брата! Да кого хошь спросите!

– Слушай меня! Либо ты сунул ему этот ножик – а если нет, то мы все равно пришьем тебе это дело, – либо ты поджидал, пока Спотти обделает дельце, и собирался потребовать свою долю. Или то, или другое. На выбор.

Маггер вытер тыльной стороной волосатой ручищи грязную жижу под носом. Оглянулся вокруг, но встретил только враждебные лица. Глубоко вздохнул.

– О'кей, – пробормотал он. – Значитца, я ждал, как Спотти обтяпает дельце. А потом взял бы свою половину. Спотти уж не стал бы со мною жаться. Мы же приятели с ним были. Я не вру.

– В чем заключалась информация, которую хотел продать Спотти? – снова спросил инспектор Куин.

Было уже почти 6.00 утра, когда бродяга сумел наконец изложить суть интересующих полицию сведений. И то только после того, как сержант Велли сообщил кое-что ценное из своих собственных сведений. А именно: Маггер был условно осужден за одно ограбление. Пара слов участковому офицеру о его отказе помочь полиции – и он опять за решеткой. Так пообещал Велли. Маггер не стал обсуждать вероятность осуществления его обещаний. Он предпочел расколоться сразу же.

Просто для проформы сержант проверил версию о его причастности к убийству Спотти. Как оказалось, Маггер оказался чист. Его алиби подтвердили два буфетчика в районе Баузри. Он не отходил от стойки с полпервого дня до часу ночи. (А между часом и тремя, резонно предположили они, он занимался теми делами, которые и стяжали ему его кличку).

Его железное алиби только усилило ценность показаний по поводу Лоретты Спейнер. Хотя инспектор Куин все равно сомневался, чтобы адвокат принял на ура свидетельство со стороны такого не вызывающего доверия очевидца, как Маггер. Последнее, что оставалось нашим друзьям сделать в это утро, – незаметно переправить тушу еще не совсем пришедшего в себя Маггера в надежный отель и запереть в номере, приставив часового.

Как сказал Эллери:

– Тот, кто убил Спотти, мог также положить глаз и на Маггера. Надо сохранить его живым, по крайней мере пока он не даст показаний в суде.

И он с Харри отправился с сознанием исполненного долга вздремнуть наконец пару часов. Эллери завернулся в привычный уютный халат и сунул ноги в восхитительнейшие домашние тапочки. Ворочаясь потом с боку на бок на мягкой перине, он подумал, что тайна убийцы тоже как бы повернулась немного вокруг своей оси и теперь можно разглядеть уже половину его лица. Но если получится наконец повернуть его уже на три четверти, это будет большой удачей!

ЧАСТЬ ІІІ

ТРИ ЧЕТВЕРТИ

Выражение лица – это портрет души,

А глаза – ее главные свидетели.

Глава 30

Как был уверен в себе адвокат, убежденный, что безо всяких веских доказательств – одним лишь красноречием – смягчит участь своей клиентки! Однако при этом Юри Френкель что-то уж очень рьяно ухватился за соломинку, протянутую ему появлением неожиданного свидетеля!

– Естественно, что положительное свидетельство защиты сильнее простого отсутствия отрицательных свидетельств обвинения, – разглагольствовал адвокат. – Особенно для суда присяжных…

– А почему бы просто не обратиться с просьбой отменить процесс? – спросил его Эллери. – Новые обстоятельства дела… И тогда вообще суд присяжных может не понадобиться.

– Мистер Херман на это не пойдет, – уверенно заявил Френкель. – Не такова репутация моего свидетеля защиты. Это у нас вообще слабое место. Прокурор набросится на Маггера как нищий на рождественского гуся, на благотворительном обеде. Ощиплет, как миленького!

– Но почему мы должны ограничивать наше меню одним этим гусем!

– А что нам еще остается?

– Будем полагаться на Лоретту, Вы же не передумали повлиять на чувства судей?

– Посмотрим… Все зависит от того, как обернутся дела с Маггером, – очень осторожно произнес адвокат, – Вы уверены, что он не потребует никакой компенсации за свои показания? Каких-нибудь обещании, или сразу платы наличными.., или что-нибудь вроде этого?

– Уверен.

– Но отчего же он вдруг так жаждет помочь правосудию? Что-то на него непохоже.

– Во время допроса ему тактично намекнули, что если он не будет сотрудничать с полицией, то ему придется отправиться за решетку. Он условно осужден.

– Значит, на него надавила именно полиция? А не кто-то из заинтересованных в оправдании лиц?

– Нет. Именно полиция.

Френкель был доволен.

Районный прокурор выполнял свои сложные обязанности без обычного воодушевления. Эллери решил, что не столько само дело не по душе Херману, сколько свидетели. За исключением официальных лиц – инспектора Куина и сержанта Велли – все, призванные прояснить обстоятельства случившегося, были или вообще настроены враждебно, или симпатизировали защите. Карлос Армандо, Харри Берк, Роберта Вест, сам Эллери получили повестки в суд. Все они готовились скорее к перекрестному допросу, чем к простым показаниям, под присягой.

К тому моменту, когда представитель государственного обвинения закончил предварительное чтение дела, районный прокурор уже вчерне набросал обвинительное заключение против Лоретты Спейнер. Она была последней, кто оставался наедине с Глори Гидр до смерти певицы. Время ее ухода из квартиры Глори, ее прогулки по Центральному парку и возвращения домой зафиксировано лишь с ее слов, ничем не подкрепленных. Кольт 38 калибра, выстрел из которого оборвал жизнь Глори, был обнаружен в шкафу подсудимой, в принадлежащей ей шляпной коробке. Она является основной наследницей значительного состояния. Убитая пренебрегала (районный прокурор употребил слово «не интересовалась») своей племянницей, когда та была еще ребенком. Ясно намекалось, что мотивом преступления могла явиться как алчность, так и ненависть. Или оба чувства вместе.

Впечатление на присяжных было произведено. Они старательно избегали смотреть в сторону белокурой, почти детской фигурки на скамье подсудимых.

Френкель принялся обрабатывать Маггера. Перед судом предстал совсем не тот Маггер, каким его в последний раз видели друзья Лоретты. Его переодели в вычищенный, выглаженный костюм, белоснежную рубашку с темным строгим галстуком и начищенные до блеска ботинки. Он был выбрит до синевы и абсолютно трезв. Маггер напоминал слесаря-водопроводчика, наработавшегося на неделю и приодевшегося для воскресного похода в церковь. ( – Я уверен, что Херман не преминет попенять нам, что специально приукрасили свидетеля, – встревожено прошептал адвокат Эллери. – Но ему понадобится слишком долго распинаться на эту тему, чтобы преодолеть то благоприятное зрительное впечатление, которое производит на присяжных наш Маггер в своем новом обличье. Я лично думаю, что Херману придется изрядно попотеть. И сам он тоже об этом догадывается. Взгляните только на его нос!) Ноздри районного прокурора напряженно раздувались и опадали, как будто старой судейской ищейке не удавалось, несмотря на богатый опыт, взять нужный след.

Неожиданно оказалось, что Маггера зовут Куртис Перри Хэтвей. Френкель быстро вытянул из мистера Хэтвея сообщение, что «иногда» его зовут Маггер.

(– Зачем вы спросили об этом? – недоумевал позже Эллери. – Затем, – отвечал адвокат, – что иначе об этом спросил бы сам Херман. И обрушил бы на наши головы поток обвинений.., или грязи, на выбор.)

– Каким образом вы получили ваше прозвище, мистер Хэтвей?

– Еще мальцом я играл в бейсбол, упал и разбил себе нос, – серьезно отвечал Маггер. – Вот и сделалась у меня такая жуткая морда, значитца. Ну я и начал всякие разные рожи корчить, как клоуны там или детишки кривляются. Уж больно мне стыдно было за свою физиономию. Вот они и стали дразнить меня Маггером. Чего я кривляюсь, значитца.

(– О, Господи Боже мой! Что он несет! – тихо простонал Харри Берк.)

– Сейчас, мистер Хэтвей, – провозгласил Юри Френкель, – вас приведут к присяге в качестве свидетеля защиты, важного свидетеля. Я даже осмелюсь утверждать – наиважнейшего И мы должны полностью разъяснить суду и присяжным заседателям: кто вы и какое отношение имеете к происходящему. Чтобы никто потом не смог заявить, что мы постарались скрыть или исказить факты…