Кавказец - Константин Калбазов

Слева – кобура с другим пистолетом, расположенная наискось, так чтобы можно было выхватить оружие правой рукой. Конечно, кавалерийские пистолеты выглядят несколько громоздко и даже где-то комично, но расположены удобно и движений не стесняют. Далее подсумок с толстыми войлочными пыжами. Для скорой стрельбы в них необходимости нет, но когда оружие находится стволами вниз, да еще его регулярно трясет, то незафиксированный патрон очень даже может вывалиться. Пыж исключает такую возможность. И наконец, далее всего расположен средних размеров кинжал. Что совсем уж никак не отвечает местным канонам, предписывающим носить клинок на животе, но Сергей предпочитал делать по-своему.

Шашка пристегнута к седлу, потому как ходить с ней было неудобно. Одно дело, когда он выходил в город, тогда да, нарушать форму одежды не рекомендовалось. Но при вот таких выездах он предпочитал безбожно нарушать устав. Через луку седла перекинут ремень штуцера. В седельных кобурах пара кавалерийских пистолетов. К сожалению, хотя и капсюльные, но все же гладкоствольные. В седельной сумке – дополнительный запас патронов, капсюлей, прочая мелочь.

Кроме означенного оружия, у него были четыре метательных ножа. С этими он вообще никогда не расставался и скрытно носил в рукавах сюртука. Словом, что и говорить, вооружен он был на славу, и не заметить этого было просто невозможно. Остальные мужчины тоже были при оружии, все же не в сказку попали. Но настолько серьезно никто не снаряжался. Сабля или кинжал да пара пистолетов. Туристы, одним словом.

– А вас, я смотрю, вообще ничего не пугает. Хорошо, хотя бы прихватили с собой уставную саблю, – покачав головой, не поддержал веселья компании Шейранов.

А Темляков… Темляков был готов прибить на месте и своего старшего товарища, благодаря которому оказался в смешном положении, и поэта, решившего его высмеять, и… Нет, на нее у него рука не поднялась бы в любом случае. Но ему было крайне обидно, что над колкостью смеется и Арина Ивановна.

Вообще-то Сергею Федоровичу было абсолютно наплевать на поручика Лермонтова и его острый язык. Мало того, он нашел бы способы унять желание Арины непременно бывать в обществе своего кумира. Да хотя бы указать тому же Севастьяну, дворовому Весниных. Тот пользовался таким доверием своего господина, что мог вообще посадить молодых под замок. Он, кстати, намекнул об этом Темлякову, мол, если не управляетесь, барин, то только скажите.

Но как выяснилось, это ни в коей мере не укладывалось в планы Перегудова. Продюсер с самого начала рассчитывал на появление поэта в Пятигорске. Ведь в той или иной мере, но события повторялись из слоя в слой. Да, отличия имелись, и порой значительные, однако шанс на то, что можно будет застать дуэль Лермонтова, был достаточно велик.

И вот поэт приехал в город. Как, впрочем, и ожидалось, человеком он оказался ершистым и всячески искал неприятности на одно место. Может быть, он и не сознавал, что делает, а вел себя так, как, собственно, и ведут себя многие звезды, заносчиво и с неподражаемым самомнением. А он был звездой, внезапно вспыхнувшей на небосводе русской литературы.

Для того чтобы отснять материал, касающийся последних дней поэта, вовсе не нужен был кукловод. Для этого достаточно было зарядить самого поэта и основное его окружение. Но Перегудов не занимался изучением истории, его интересовало шоу. То, что заденет зрителей и заставит их следить за происходящим на экране, затаив дыхание.

Коль скоро гибель Лермонтова – всем хорошо известный факт, то нужно привнести в ситуацию немного интриги. Тогда исчезнет предопределенность событий и происходящее вызовет самый живой интерес – удастся поэту избегнуть гибели или нет? И вот тут нужен был человек, способный повлиять на происходящее. Человек, который хотел бы это сделать, идя к заранее намеченной цели.

Признаться, Шейранов сильно сомневался относительно здравомыслия Антона. Да, Лермонтов – великий поэт и где-то и в немалой степени задирист по жизни, но он не трус, мало того, он отличный боец, что неоднократно доказывал в бою. А значит, у него достанет и духу, чтобы встать против своего противника, и умения, чтобы стать предельно опасным. Сергею же надлежало не более как ранить поэта, причем не смертельно. Каково!?

Как бы то ни было, но Перегудов решил спасти жизнь поэту. И сделать это предстояло Шейранову, имевшему преимущество во владении приемами рукопашного боя. Вообще-то резонно. Лермонтов, конечно, имеет боевой опыт, но противопоставить связке шашка – рукопашный бой ему практически нечего. Остается только сделать так, чтобы Михаил Юрьевич сам вызвал Темлякова на дуэль, ведь только в этом случае у Сергея будет право выбора оружия.

Ну и как этого добиться? Попытаться вывести подпоручика из себя в ходе словесной перепалки и пикировки? Даже не смешно. Лермонтова ему не переплюнуть, сколько он ни старайся, и последние дни, проведенные вместе, лишний раз подтверждали это. Правда, время все же было, потому что благодаря появлению в их компании Темлякова поэт отчего-то набросился именно на него.

Возможно, причина заключалась в том, что благодаря известному событию по степени популярности молодой подпоручик стоял чуть не в одном ряду с прибывшим поэтом. Разумеется, эта слава временная и уже скоро значительно померкнет, но именно сейчас и в данном обществе Сергей Григорьевич вполне выдерживал конкуренцию. Впрочем, очень может быть, что своей популярностью он был обязан тем, кто откровенно недолюбливал заносчивого и самовлюбленного Лермонтова.

Другая причина крылась в Арине Ивановне, на которую обратил свое внимание поэт. К нескрываемому ее удовольствию, он оказывал ей всяческие знаки внимания. Сомнительно, чтобы Михаил Юрьевич собирался на ней жениться. Хотя, чем черт не шутит, пока бог спит. Ведь его явно раздражало то, что она постоянно в компании Темлякова. Или это опять в нем играло самолюбие, что тоже очень может быть.

Иными словами, для того чтобы найти причину и вызвать Лермонтова на дуэль, особого труда не требовалось. Но тогда выбор оружия останется за Лермонтовым, и скорее всего это будут традиционные пистолеты. Подвергать же опасности своего подопечного, доверив его судьбу жребию, Шейранов не мог. Остается только откровенное оскорбление, которое Лермонтов не смог бы стерпеть…

– Отчего же меня что-то должно пугать? – подбоченившись, поинтересовался Лермонтов, с превосходством глядя на человека, посмевшего соперничать с ним в популярности.

– Ну, хотя бы оттого, что в плену у горцев несладко, а наша компания весьма лакомый кусочек для их нападения. Вам ли не знать об этом, ведь вы, подобно вашему кумиру Пушкину, воспели пленение русского горцами. Хм. Очень похоже воспели, сюжет весьма схож, если не сказать больше.

– Пушкин – великий русский поэт всех времен, и у него есть чему поучиться.

– Или безбожно содрать его сочинение, слегка переделав. Впрочем, не только в поэзии, но и в прозе, уж очень ваш Печорин похож на Онегина.

– Вы называете меня вором? – прищурив глаза, буквально прошипел Лермонтов.

– Помилуйте, я этого не говорил. Вы не вор, нет. Вы простой подражатель, вырвавшийся из тени своего кумира только благодаря скандальному сочинению. Тот, кого на волне ссылки на Кавказ объявили наследником Пушкина в литературе.

– Я требую, чтобы вы извинились, – уставив в Темлякова мрачный взгляд, глухо произнес поэт.

– За что? За то, что сказал правду в лицо заносчивому, мнительному и пресыщенному всеобщим вниманием типу? Даже не подумаю.

– Сергей Григорьевич, немедленно извинитесь! – воскликнула Арина Ивановна.

«И ты Брут». Сергею Федоровичу было искренне жаль Темлякова, сильно переживавшего по поводу ее вмешательства. Ну что ты будешь делать с этими влюбленными? Для Шейранова ее заступничество было в порядке вещей, а вот для его подопечного – ударом в спину. Ведь до появления этого писаки у него с Ариной все шло самым наилучшим образом, а тут вдруг все пошло прахом, и сейчас скорее всего безвозвратно. Уж кто-кто, а он понимал, что его второе «я» не отступит и не отвернет.

– Арина Ивановна, прошу прощения, но вынужден буду просить вас и Виктора Ивановича вернуться домой, – проигнорировав пылкое требование девушки, ровным тоном произнес Сергей. – К сожалению, мои планы изменились, и я не могу вас сопровождать на этой прогулке.

– Вы не можете…

– Сударыня, прошу вас.

Он мог. И это знал каждый из присутствующих здесь. Причина крылась в решении батюшки молодых людей, который на время своего отсутствия назначил Темлякова их опекуном. Да, не официально, да, это не давало ему полноты власти над ними, да, они могли его ослушаться. Вот только подобное неповиновение могло быть для них чревато, потому как родитель вскоре вернется, и чью он займет сторону, сомнений не было никаких.

И вообще не стоило усугублять и без того щекотливую ситуацию. Севастьян слегка поерзал на своем месте возницы. Оно вроде и ничего особенного, но Арина сразу сообразила, что верный слуга не станет дожидаться возвращения батюшки. А уж он-то пользовался куда большим доверием Ивана Петровича.