Дипломатия Симона Боливара - Анатолий Глинкин

Не это ли враждебно-настороженное отношение со стороны крупных земельных собственников и рабовладельцев не позволило первой освободительной экспедиции добиться успеха? К тому же в рядах патриотов недоставало единства. Пиар и Бермудес бросили вызов авторитету Боливара как главнокомандующего.

Испанцы застали врасплох отряд Боливара в Окумаре и разгромили его наголову. В их руки попали вооружение и боеприпасы, с таким трудом собранные в Лос-Кайосе. Вскоре после поражения Боливар, покинутый почти всеми, был вынужден вернуться на Гаити. На него обрушилась волна критики и обвинений со всех сторон. Он тяжело переживал неудачу, но не предавался отчаянию. «Неужели все потеряно и мне не суждено возглавить моих соотечественников в войне за независимость?… Нет! Если Петион вновь протянет мне руку дружбы, я возвращусь на континент и еще покажу себя!»[113] Дальнейшие события подтвердили, что вера в свои силы, в свое призвание может творить чудеса. Боливару пришлось второй раз обратиться за помощью к Петиону. Направляя президенту Гаити свою просьбу, он стремится убедить его, как, впрочем, и себя самого, в том, что, несмотря на поражение, первая освободительная экспедиция всколыхнула континент. «Мы показали великий пример Южной Америке, и ему последуют все народы, которые сражаются за свою независимость»,[114] — уверял Боливар. Петион вновь поверил Боливару и оказал ему поддержку в организации новой освободительной экспедиции. Возможно, такую политику подсказала президенту Гаити интуиция, о которой он упоминал в ответном письме Боливару, направленном 7 сентября 1816 г. В следующий раз, уверял Петион Боливара, судьба может оказаться благосклонной к нему. «По крайней мере, у меня есть такое предчувствие»,[115] — писал президент Гаити. Неоценимую помощь Боливару оказал Брион, также предоставивший в его распоряжение денежные средства, оружие, корабли. Когда в 1821 году Бриона не станет, Освободитель скажет: «Все сердца Колумбии сохранят навечно благодарную память об адмирале».[116]

Подготовка второй освободительной экспедиции близилась к завершению. В это время из Венесуэлы пришли обнадеживающие известия. Командиры партизанских отрядов Пиар и Арисменди, продолжавшие сражаться против испанцев, обратились к Боливару с призывом возглавить освободительную борьбу на континенте в качестве верховного руководителя. Боливар не колебался ни минуты. 21 декабря 1816 г. вторая освободительная экспедиция снялась с якоря и взяла курс на Венесуэлу.

После краткой остановки на острове Маргарита, почти полностью освобожденном от испанцев отрядами Арисменди, Боливар направился в Барселону, надеясь соединиться с отрядом Мак-Грегора, действовавшим в этом районе, а затем развернуть наступление на Каракас. Однако дорогу на столицу ему преградили превосходящие силы испанцев. После неудачных столкновений с ними Боливару пришлось отступить.

Трудности всегда подстегивали Боливара. И на этот раз он нашел удачное решение, кардинально изменив стратегию борьбы. Его новый план был прост, и в этом заключалось его главное преимущество. Противник значительно превосходил силами. Лишить его этого козыря можно было только за счет быстроты и маневренности при всемерном использовании фактора внезапности. Поэтому необходимо сначала освободить долину реки Ориноко, где испанцы не смогли прочно закрепиться, затем вырваться на оперативные просторы Новой Гранады, укрепить освободительную армию и государственную власть и только после этого обрушиться всеми силами на оплот испанцев в центральной части Венесуэлы. Освобождение Каракаса должно увенчать победную освободительную кампанию, а не быть ее началом. Такое решение не было открытием Боливара. Новые принципы ведения войны, созданные эпохой буржуазных революций, новая стратегия и тактика гениально использовались уже Наполеоном. Новаторство Боливара заключалось в искусном применении этого опыта к специфическим условиям испанской Америки.

Для начала предстояло объединить под общим знаменем всех патриотов. Прибыв на родину, Боливар обнародовал несколько воззваний к жителям Венесуэлы, в которых изложил свои цели и призвал народ встать в ряды борцов против Испании. «Во главе с товарищами по оружию я вернулся, чтобы разорвать опутывающие вас цепи. В Венесуэле больше не будет рабов. Все граждане станут равны перед законом. Жестокая Испания больше не будет господствовать на наших территориях. Отныне и навсегда мы будем свободными, равными и независимыми».[117] Вслед за этим из Барселоны Боливар обратился также к командирам партизанских отрядов во всех частях страны с призывом забыть о разногласиях и обидах, наладить сотрудничество и развернуть совместные военные действия против угнетателей. Для решения этой ключевой в достижении победы задачи Боливар мобилизует всю свою энергию, приобретенный политический и военный опыт. Единство, единство и еще раз единство — другого пути к победе нет. Шаг за шагом Боливар добивается поставленной цели. Сначала произошло примирение с Бермудесом и Мариньо. Затем Пиар, а позднее и вожак свободолюбивых льянерос Паэс признали Боливара верховным руководителем освободительной борьбы. В войне за независимость открылась новая страница.

Подробное освещение походов Боливара в 1817–1819 годах, как и других его военных кампаний, не входит в цели данного исследования — это тема для военных историков. Здесь же скажем, что в эти годы ярко засверкал полководческий дар Боливара. Под его руководством армия патриотов одержала блестящие победы, освободила от испанцев венесуэльскую Гвиану и овладела ее главным городом Ангостурой. На время Ангостура стала столицей борющейся Венесуэлы. Позднее этот город был переименован в Сиудад Боливар (город Боливара).

Воспользовавшись кратким затишьем в военных действиях, Боливар в феврале 1819 года созвал в Ангостуре Национальный конгресс для создания авторитетного политического руководства освободительной войной. На нем он выступил со своей знаменитой речью, посвященной обоснованию необходимости демократического государственного устройства Венесуэлы. «Республиканский строй установлен, существует и должен сохраниться в Венесуэле, — говорил Боливар, обращаясь к депутатам, избранным населением освобожденных районов, — а его фундаментом должны быть суверенитет народа, разделение властей, гражданские свободы, отмена рабства, упразднение монархии и сословных привилегий… Народное образование должно стать нашей первейшей заботой и пользоваться отеческой любовью Конгресса».[118] Речь Боливара вызвала всеобщее одобрение. Конгресс провозгласил восстановление независимой венесуэльской республики, утвердил ее Конституцию и назначил Боливара временным президентом и главнокомандующим вооруженными силами.

Следующим шагом в становлении нового независимого государства явилось решение конгресса в Ангостуре об объединении Венесуэлы и Новой Гранады. Давняя мечта Боливара становилась явью. 17 декабря 1819 г. конгресс провозгласил образование Федеративной Республики Колумбии. Такое официальное название новое государство получило в честь первооткрывателя Америки. В его состав вошли три самоуправляющихся департамента — Венесуэла, Кундинамарка и Кито (современный Эквадор), возглавляемые вице-президентами. Согласно основному закону республики Колумбия, департаментам предоставлялись широкие автономные права. Временным главой федеративного государства был избран Боливар.

Успехи патриотов побудили командующего испанской армией Морильо запросить в июне 1820 года перемирия. Боливар принял его предложение о прекращении военных действий. Передышка нужна была ему для пополнения и реорганизации освободительной армии, укрепления независимого государства, а также для неотложных внешнеполитических дел.

ИНОСТРАННЫЙ ЛЕГИОН: «РОЗОВАЯ» И «ЧЕРНАЯ» ЛЕГЕНДЫ

Со времени миссии в Лондон Боливар настойчиво искал пути получения иностранной помощи. Венесуэла была отсталой аграрной страной. Венесуэльцы производили и экспортировали какао, индиго, кожу, табак, хлопок и кофе. Ремесленные мастерские были немногочисленными, так как колониальные власти ввели запреты почти на все виды промышленной деятельности. Поэтому армия патриотов на протяжении всей войны за независимость была хуже вооружена, чем испанская. По свидетельству генерала Паэса, на вооружении кавалерии находились копья; что же касается пехоты, то ружья имела только часть солдат, остальные же — луки со стрелами.[119] Патриоты испытывали острую нужду в пушках, ружьях, саблях, порохе, свинце, обмундировании. Наладить производство всего этого на месте в условиях длительной и ожесточенной войны было невозможно, и оставалось надеяться только на закупки в других странах.