Золушка и Дракон - Елена Михалкова

– Наоборот, – негромко сказала она, повернувшись к Сергею. – Я почти уверена, что преступление было.

Он вопросительно поднял брови.

– И это пугает меня, – торопливо добавила она. – Вы даже не представляете насколько. С момента исчезновения первой девочки я живу в страхе, что все повторится…

Ольга Романовна прикрыла рот рукой, словно боясь собственных слов. Бабкин подумал, что этот беспомощный детский жест смотрится у нее удивительно и почти неправдоподобно. И тотчас, словно прочитав его мысли и смутившись, Григорьева отняла руку от губ и отвернулась.

– Что повторится? – спросил Сергей, не желая раньше времени обнаруживать свою осведомленность. – Ольга Романовна, расскажите мне, пожалуйста. Вы ведь понимаете, что можете помочь.

Она с сомнением взглянула на него и решилась:

– Это касается Вязников. Знаете, поселок по соседству с нами?

– Знаю, знаю. Я только что приехал оттуда. Виделся с Верой Осиповой… – прибавил Бабкин и сам поймал себя на том, что последняя фраза получилась с подтекстом.

Григорьева сразу уловила этот подтекст. Она усмехнулась, но в выражении ее лица Сергей не уловил ни злости, ни горечи.

– Верочка, бедная Верочка… Наверное, одолевала вас рассказами о том, как она соблазнила Илью?

Смутившийся Бабкин пробормотал в ответ что-то нечленораздельное. Ольга Романовна посмотрела на его лицо и от души рассмеялась:

– Послушайте, Сергей… Вера – маленькая и глупенькая девочка, она всем и каждому готова твердить о том, что уже увела моего мужа. Хотя Илья, по-моему, говорил с ней единственный раз в жизни и не узнает ее, если увидит. Я прекрасно знаю о том, чего она хочет.

– И все равно разрешаете ей приезжать сюда? – недоуменно спросил Бабкин.

– Господи, да не воспринимайте вы ее слова всерьез! Она ребенок! Умишка у нее кот наплакал, она страстно жаждет уехать из Вязников и набивает себе цену. И я ее понимаю. Я сама была такой же.

– Вы? Такой же? – Бабкин недоверчиво покачал головой.

– Зря сомневаетесь. – Улыбка на лице Григорьевой стала печальной. – Я жила в Вязниках, ненавидела наш поселок всей душой и не знала, как оттуда выбраться. Мы были юными и совершенно безмозглыми.

– «Мы»?

– Да. Мы с сестрой, Олесей. Ох… Придется рассказать вам все, но, пожалуй, это и вправду пригодится – может быть, вы решите, что все мои тревоги не стоят выеденного яйца. – Она потерла лоб, словно стирая прорезавшую его вертикальную морщину. – Отчасти это поможет вам понять, почему я так снисходительна к Вере. Все те исчезновения… мне тяжело вспоминать об этом…

Она замолчала.

– Исчезновения? – спросил Сергей, принимая озадаченный вид.

– Да, да! Господи, вы не представляете, насколько тяжело мне об этом говорить…

Ольга Романовна на несколько секунд прикрыла веки. Бабкин испугался, что она вот-вот заплачет, но когда женщина снова взглянула на него, глаза ее были сухими.

– Давайте прогуляемся, – предложила она, взяв себя в руки. – Боюсь, мой рассказ получится длинным. Не стоять же нам здесь…

Они обошли площадку и двинулись по тропинке, вдоль которой шелестели молодые березы.

– Моя история, как бы пошло это ни звучало, это история Золушки, – сказала Ольга Романовна, рассеянно срывая на ходу желто-зеленые листья. – Современной замарашки, которой посчастливилось выйти замуж за принца. Мне было семнадцать лет, когда я встретила Илью, а поженились мы всего три месяца спустя. Наша встреча состоялась на балу, – она усмехнулась, – точнее, на дискотеке в клубе. Шел восемьдесят восьмой год, тогда взрослые даже не использовали слово «дискотека». Это называлось «танцы»! Единственная отдушина для нас, двух девчонок, в этом тоскливом поселке.

– Почему же вы так не любите Вязники? – не сдержался Бабкин, проглотив слово «все».

– Не люблю? – Григорьева остановилась, удивленно взглянула на него широко раскрытыми глазами. – Что вы! Я его ненавижу! Это чудовищное место, оно комкает людей, обезображивает их. Нас с сестрой изо всех сил старались запихнуть в жесткие рамки, заставить «соответствовать»… И не только нас, всех!

– Мне кажется, вы преувеличиваете, – усмехнулся Сергей.

Ольга Романовна покачала головой.

– Представьте себе болото, – негромко сказала она. – Медленное, сонное копошение, возню в жиже, слабое шевеление от рождения до смерти. Болото маленькое, вы видите всех, кто пыхтит вокруг вас, и понимаете, что ваша жизнь ничуть не будет отличаться от их жизни. Тысяча рабочих мест, двести мужчин, годных по возрасту в мужья, десять соток неизбежной картошки… Вот оно, ваше будущее. Не может произойти ничего, что изменило бы вашу судьбу, останься вы в этой трясине!

А все потому, что болото это – ревниво охраняемое. Обитатели его панически боятся перемен, их устраивает тихое житье, они уверены, что изменения – всегда к худшему и никогда наоборот! А потому они следят за тем, чтобы никто не мог ничего поменять в их вечном укладе. И проявляют при этом такую безжалостность, как будто выкорчевывают сорняки, грозящие уничтожить весь урожай.

Это трясина, Сергей, но трясина с вышками по периметру. И ты заранее мертв, живя там, потому что жизнь только тогда жизнь, когда в ней возможно непредсказуемое: нечто, выходящее за рамки скрываемых супружеских драк, тайных абортов и беспросветных адюльтеров, еще более тоскливых, чем связь с собственным мужем!

Она замолчала. Сергей смотрел на нее, пораженный силой этой вспышки.

– Вот в таком своеобразном месте мы с сестрой и имели счастье родиться, – спокойным голосом закончила Григорьева. – Мы с Олесей не родные сестры, а двоюродные. Наши отцы – родные братья, причем близнецы. Мы были очень похожи друг на друга… К сожалению, фотографий Олеси у меня не сохранилось. Я даже приезжала как-то за ними к ее родным, но оказалось, что все ее снимки куда-то делись.

Мы росли вместе и были лучшими подругами. Вдвоем строили планы о том, как мы уедем отсюда и заживем новой жизнью. У нас в лесу был шалаш, тропинку к которому знали только мы одни, и мы могли валяться в нем часами. Там пахло сухой травой, листьями и земляникой. Конечно, мы, как две маленькие дурочки, мечтали о принцах и надеялись, что кого-нибудь из них занесет случайным ветром в наши Вязники.

И вот в июне в наш поселок приехали двое юношей из Москвы. Одного из них мы знали и раньше: Иван Шведов, племянник председателя колхоза, здоровый краснощекий парень, учившийся на втором курсе мединститута в Москве. Он привез с собой друга, своего однокурсника, Илью Григорьева.

Мы никогда не видели таких ребят. Илья был, как мне казалось тогда, сказочно красив: высокий, белокожий, с мужественными чертами лица, с обаятельной улыбкой… И притом поразительно скромный! Он совершенно не понимал, какое впечатление производит на девчонок. Такой, знаете, стеснительный мальчик из семьи с властной мамой и постоянно занятым папой. Родители отправили его в Вязники поправлять здоровье и укреплять его трудотерапией, вот они целыми днями и трудились на Ваниного дядю, а по утрам бегали купаться на речку.

Я увидела его случайно на улице и влюбилась так, что сама себя испугалась. Илья меня даже не заметил! А я стала следить за ним, вычислять его маршрут, поджидать в тех местах, где он бывал. К несчастью для меня, Илье вполне хватало компании Вани Шведова, и он не горел желанием общаться с местными подростками. Я сама никогда бы не смогла подойти к нему на улице под взглядами окружающих, это было немыслимо. Поэтому мне приходилось довольствоваться редкими встречами. Но те дни, когда я его встречала, были словно дни из другой жизни, прекрасной и упоительной.

Я ходила с ощущением, что меня затопило солнечным светом, что я сама вот-вот начну светиться. Я забыла обо всем: о школе, о семье, о друзьях… И об Олесе. Этого я до сих пор не могу себе простить. Мне кажется, что, если бы я проводила с ней больше времени, трагедии можно было бы избежать. Понимаете, ведь никто тогда не придал значения этим исчезновениям…

– Значит, тогда они и случились?

Сергей резко остановился.

– Да, да! – почти с отчаянием выкрикнула Ольга Романовна. – Об этом говорили, но все сходились на том, что девчонки выдумывают!

– Вы их знали?

– Знала, конечно. Обе они учились с нами в школе, только были чуть помладше: одной тринадцать, второй четырнадцать. Лена Коровина и Света Тулякова. Сначала исчезла Лена, пропала где-то между поселком и речкой. Ее не было целый день, но никто не успел встревожиться: она производила впечатление девочки немного не от мира сего, частенько уходила куда глаза глядят и была глуповата. Ее нашли вечером возле обочины, в километре от поселка – она спала в траве. На следующий день Ленка всем рассказывала, что отправилась купаться, но по дороге с ней что-то случилось, и она не помнит, что именно. Ей никто не поверил.

– И, конечно, ее не отправили к врачу, – утвердительно сказал Бабкин.