Школа. Точка. Ру - Ната Хаммер

Так не пойдет, Люций. Нельзя раскисать. Надо жить в предлагаемых обстоятельствах, других же нет. Завтра наберусь мужества и снова пойду в школу. Осталось всего ничего. Дотяну как-нибудь. Сейчас вот встану и пойду готовиться к урокам. Надо достойно завершить дело всей жизни и поставить на школе точку. Я права, Люций? Конечно, права. А потом займусь собой. На йогу пойду или на танцы живота. Представляешь меня, трясущую бедрами? А чего мне будет стыдиться? Я уже не буду училкой. Освобожденная от школьных рамок приличия женщина третьей молодости! Как тряхну стариной, все попадают… А ещё в Интернете зарегистрируюсь на сайте знакомств. Вколю ботокс и буду ходить на свидания. И не буду бояться, что мои ученики найдут мою страницу и будут смеяться надо мной. Не будет их у меня больше. Ни драчливого Нгуэна, ни кровопийцы Сутягина, ни язвы Клещинского, ни этой ведьмы Кулаковой. Пусть теперь они другим нервную систему портят. А я – на свободу с чистой совестью! Отпахала весь срок, от звонка до звонка!

Фу, Люций, как ты линяешь! Всё бельё теперь менять придётся. Вот, называется, зазвала кота в постель. Теперь буду стирать последствия.

Саша и Маша

– Саш, это ты там пришёл?

– Я.

– Ну проходи, садись, у меня есть для тебя новости, если ты вдруг не в курсе.

– Хорошие новости?

– Просто отличные.

– Ну давай, рассказывай.

– Мне Маргарита сегодня звонила.

– Какая Маргарита?

– Директриса из Танькиной школы.

– А. И что?

– Кох восстановили на работе. Она вернулась в школу.

– Маш, ну ничего страшного. Таньке осталось пару недель всего, как-нибудь дотянем.

– А хочешь знать, почему Кох восстановили?

– Почему?

– Она представила справку о беременности. На момент увольнения у неё было восемь недель. А беременных по законодательству увольнять нельзя. Так что позволь тебя поздравить! Ты всё-таки будешь отцом ещё раз.

– Сначала пусть докажет, что это я – отец её ребенка!

– Пройдет генетическую экспертизу и докажет. В общем, залетел ты.

– Блин!

– А ведь я, Саша, тебя предупреждала о её намерениях.

– Маш, но давай откровенно. Ведь это ты меня к ней послала. Два раза. Я ведь упирался, как мог. А ты настаивала!

– А презервативами пользоваться тебя мама не учила?

– Не трогай мою маму! Я подумать не мог, что идя к учителю в школу я должен позаботиться о контрацепции!

– А вы что, прямо в школе?!

– В первый раз – да. Она затащила меня в подсобку с матами и там отымела!

– А ты, наверное, кричал «Насилуют!» и вырывался…

– А я понял, что сопротивление бесполезно. Что разумнее расслабиться и получить удовольствие.

– Ну вот, расслабился, теперь понапрягайся!

– Маш, это что же получается? Она моего ребенка кошмарить будет?!

– Кошмарить она будет тебя. А с ребенком, может быть, обойдется. Всё-таки не чужой.

– Девчонки знают?

– Не знают – узнают. Такая информация распространяется со скоростью света.

– Бедная Танька! Вечно ей достается.

– Да уж.

– Может, мне поговорить с Ниной?

– С кем?

– С Кох. Её Ниной зовут.

– О чём ты с ней говорить собираешься?

– Денег ей предложу. Чтобы в школе не появлялась до конца учебного года. Может же у неё быть токсикоз.

– Может.

– А ты с Маргаритой поговори, попроси не распространяться.

– Поговорю.

– Главное, чтобы моя мать не узнала. Зачморит ведь меня.

– От меня не узнает. За остальных не поручусь.

– А ты что, сообщила своим родителям?

– Нет, конечно. Я не хочу опять в больницу маме супчики носить.

– А кто-же тогда остальные, за которых ты не можешь поручиться?

– Саша, Москва – город маленький. Все всё знают. Доброжелатели найдутся, в этом можешь не сомневаться. Это же не шило в мешке, и даже уже не эмбрион, а целый ребенок.

– Отправлю-ка я её на время в какой-нибудь далекий круиз.

– Кого?

– Мать.

– Ага, в Антарктиду…

– Почти. По Средиземноморью. Недели на три.

– Смешно.

– Что смешно?

– Такой большой мальчик, уже сорок лет, а всё ещё боишься мамки.

– Ничего смешного, Маша. Это пожизненное испытание. Рок. И боюсь, мой сын повторит мою судьбу.

– А с чего ты взял, что у Кох непременно родится сын?

– Ну не дочь же! У таких дочери не рождаются. Не должны рождаться.

– А если всё-таки дочь?

– Отберу через суд. Докажу её несостоятельность как матери. Есть все шансы, что суд присудит ребенка мне. У меня полная семья, хорошее материальное обеспечение…

– Да?! А ты меня спросил? Ты спросил меня, хочу ли я воспитывать ребенка Кох?!

– Маш, но ты ведь гуманистка. Ты же не оставишь мою малышку на растерзание её железобетонной мамаше!

– Оставлю.

– Маша!

– Что «Маша»? Я своего ребенка родить хочу, понимаешь? И воспитывать его. Или её. Я не хочу заниматься девочкой с дурной наследственностью, к тому же рожденной без желания её отца. У неё есть все шансы стать малолетней шлюхой.

– Не смей проецировать дурное будущее для моей дочери!

– Ладно, я молчу. Звони ей!

– Кому?

– Кох, конечно! Предлагай отступные за прогулы по состоянию здоровья.

– Да, уже иду.

– Куда?

– Звонить.

– У тебя же телефон в кармане.

– Маша, ты что, хочешь, чтобы я разговаривал при тебе?!

– А почему нет?

– Ты хочешь положительного результата?

– Хочу.

– Тогда позволь мне поговорить с ней наедине.

– Не позволяю.

– Маш, ну что ты так себя ведёшь? Да, у нас проблема. Большая. И общая, если мы с тобой семья.

– Ладно, Саш. Я просто в стрессе. Я всё понимаю. Иди.

Из дневника Тани Шишкиной

22 мая

Сегодня в школе был «последний звонок». И не просто очередной «последний звонок». А последний-распоследний. Нашу школу сливают. Совсем. Со школой здоровья. Но учиться здоровью у нас никто не хочет, поэтому ученики разбегаются по другим школам. А наших учителей отправляют на пенсию, потому что все они уже старые. Так Полина Григорьевна нам сказала по секрету. Все прощались со всеми. Директриса сказала напутственное слово. Потом по очереди выступили учителя. Все рыдали. Даже некоторые пацаны. Даже Клещинский делал вид, что у него в глаз что-то попало. Мамы обсморкали весь запас бумажных платков. Первоклашки – и те плакали, за компанию. Можно подумать, что все мы жили как души в Раю, без разборок и конфликтов. И вдруг нас всех изгнали из Райского сада и велели жить на грешной земле, как когда-то Адаму и Еве. Натолкали в нас учителя плоды познания, Бог разозлился и на них и на нас, и указал всем на выход:)

Мне тоже почему-то было грустно. Хотя я должна была радоваться. Я так долго ждала, когда же кончится эта мутотень. Ну вот, она закончилась, и я должна прыгать от счастья. А я не прыгаю. Мне не хочется расставаться с Соней. И я не знаю, как я теперь буду жить без очков Нгуена. Я, конечно, сходила к памятнику Пушкина и попросила его дух простить мне мое осуждение Татьяны Лариной и освободить меня от моей дурацкой любви. Но он, походу, не простил. Потому что я всё равно фанатею, когда вижу Нгуена. Мне всё время хочется поцеловать его в макушку. Ужас!

Даже не радует, что папа сегодня с утра заплатил мне за посещение школы с января по май десять тысяч. Хотя должен был только девять двести. С учётом пропущенных дней. Так Ленка сказала. Она всё высчитала. Мне было так фигово, что я не помню, куда я положила деньги. Надо будет поискать. Я уже попыталась порыться в ящиках стола, но там столько фантиков и бумажек, что поиски могут затянуться надолго. А у меня совершенно нет времени – надо готовиться к экзаменам. Но меня так ломает! Я буду сдавать русский, математику и английский, но не уверена ни в чём. У меня голова так устроена, что сегодня помню, а завтра могу забыть, а послезавтра опять всё вспомнить. Мама меня даже обследовала у врачей, они говорят – это индивидуальная особенность моей памяти. Такое случается, ничего страшного. Но почему людям с такой памятью не дают освобождения от экзаменов? Это было бы справедливо.

А Ленка говорит, что я должна быть счастлива, что могу спокойно сидеть дома и готовиться к экзаменам. В отличие от некоторых. Некоторые: это Сутягин и Клещинский. Их после «последнего звонка» загребли менты. Сутягин принес в школу сигареты с марихуаной, которые его отец привез как сувенир из Голландии, и предложил Клещинскому выкурить за школой «трубку мира». Они весь год цапались как кошка с собакой, а перед расставанием решили помириться. И пока бабушка Клещинского и мама Сутягина вытирали слезы и помогали Полине Григорьевне убирать столы после чаепития, они по-тихому слиняли из зоны видимости. За школой их и повязали. Я сама не видела, мы с девчонками уже уехали гулять на Арбат. Это Лева Шкаликов эсэмэснул Наде Беленькой, а она рассказала всем нам. Но как менты узнали, что именно они курят?! И откуда вообще взялись за школой менты? Ленка говорит, что Сутягину грозит тюрьма, потому что он оказался распространителем наркотиков. Я, конечно, не люблю Сутягина, но всё же мне его жалко. Такое попадалово!