Серебряное крыло - Кеннет Оппель

Шейд смотрел, как завороженно Марина слушала Сирокко. С тех пор как они расстались с Готом и Троббом, она выглядела мрачной и подавленной, держала свои мысли при себе, но сейчас ее лицо сияло восторгом, и, встретившись с ним взглядом, она ослепительно улыбнулась ему.

Шейд отвел глаза. Почему он не чувствует себя счастливым? Он наконец знает тайну колец. То, что сказал Сирокко, все объясняет. Так почему же это беспокоит его? Может быть, его настолько потрясла мысль о том, что нужно будет сменить одно тело на другое? Человек… Как он завидовал им в соборе! Он хотел быть таким же сильным, таким же большим, но он не хотел становиться одним из них. Они казались такими медлительными, неуклюжими, тяжелыми.

Они не умели видеть в темноте.

Они не умели летать.

Шейд собрал все свое мужество. Он чувствовал себя так, будто снова стоял перед старейшинами в Древесном Приюте.

— Почему вы так уверены, что будет превращение?

— Потому что оно уже началось, — ответил Сирокко.

— Человек… Человек… — послышался со стропил возбужденный шепот.

— Смотри, — сказал Сирокко и встал в середине свободного пространства на деревянном полу.

— Это скоро произойдет. Я чувствую это своим телом, — Сирокко закрыл глаза и сосредоточенно нахмурил брови. — Мои кости скоро станут Человеческими костями. Мои ноги вытянутся и станут ногами Человека…

Резким толчком он выпрямил задние ноги и чуть покачнулся, прежде чем обрел равновесие. Его хвост упирался в пол.

— Превращайся! — распевали наверху летучие мыши. — Превращайся!

Сирокко сделал несколько шагов на задних лапах, прижав крылья к телу. Совсем как человек.

Таинственная энергия заполняла чердак, и Шейд с тревогой взглянул на Марину. Она с восхищением смотрела на Сирокко, ее глаза сияли.

— Мои когти распрямятся, пальцы станут короткими, — говорил Сирокко. — Моя шерсть будет совсем тонкой, а лицо — ровным и гладким. Крылья отпадут от плеч, как слезает со змеи бесполезная старая кожа.

— Превращайся! Превращайся!

Шейд судорожно сглотнул, его сердце бешено колотилось. Шаги Сирокко стали более уверенными, крылья были так тесно прижаты к телу, что, казалось, их нет совсем, шерсти почти не осталось…

Воздух на чердаке словно пропитался светом и звуком. Шейд потряс головой, с изумлением глядя на Сирокко. Что происходит?

— И я говорю всем вам, — выкрикнул Сирокко, — что стану высоким, сильным и могущественным и вступлю в свет как Человек!

— Превращайся!

Тело Сирокко задрожало и вдруг разорвало кожу, устремляясь вверх.

— Превращайся! — как безумные вопили летучие мыши, и, взглянув на Марину, Шейд увидел, что она распевает вместе со всеми. Он почувствовал себя ужасно одиноким и растерянным. Он повернулся к Сирокко и в смятении вскрикнул.

Посреди чердака стоял Человек. Но у него все еще были глаза летучей мыши и большие, торчащие, заостренные уши. Когда он улыбался, виднелись зубы летучей мыши с острыми клыками.

— Человек! Человек!

Не выдержав, Шейд крепко зажмурился. В этом было что-то ненормальное, неестественное. Когда он снова открыл глаза, Человек исчез. Сирокко опять стоял на полу на четырех лапах — длинноухая летучая мышь со светлой шерстью. Все остальные молчали. Слышно было лишь их тяжелое, прерывистое дыхание.

— Вы видели, — сказал Сирокко торжествующе. — Мы уже близко. Скоро люди придут за нами, и Ноктюрна позволит нам преобразиться полностью и навсегда.

Сирокко ласково посмотрел на Марину.

— Присоединяйся к нам, — предложил он. — Ожидай вместе с нами возвращения к свету. Ждать осталось недолго.

— Останься, — сказала Пенелопа. — Пожалуйста, останься.

Другие летучие мыши подхватили:

— Оставайся, оставайся!

Марина вопросительно взглянула на Шейда:

— Почему бы нам не остаться, Шейд?

— Нет, — сурово сказал Сирокко. — Сереброкрыл не может остаться.

— Почему? — удивилась Марина.

Но Шейд ожидал чего-нибудь подобного.

— Он не избран, — сказал Сирокко. — Ноктюрна разгневается, если мы позволим остаться недостойному. Она может лишить всех нас возможности превращения. Без кольца нет обещания.

— У моего отца было кольцо, — возмущенно сказал Шейд, — и у предводительницы нашей колонии!..

— Это не имеет значения, — отрезал Сирокко. — Те, у кого нет кольца, никогда не станут людьми. Они умрут во тьме. — Сирокко повернулся и первый раз посмотрел Шейду прямо в глаза. — Я сожалею, но это правда.

Шейд отвернулся, сдерживая гнев. Он прошел трудный путь в поисках ответа, и вот он нашел его. Но этот ответ не имеет к нему никакого отношения. Избранные. Как они стали избранными? Что он сделал неправильно? Если Марина смогла получить кольцо, почему он не смог? Она не была такой уж необыкновенной. Если у нее было кольцо, то и у него оно должно быть. Он опять лишний, недомерок. Шейд почувствовал, как его лицо окаменело. Краем глаза он заметил, что Марина с беспокойством смотрит на него.

— Ты остаешься, — сказал он сдавленным голосом.

Марина замотала головой, и боль в ее глазах тронула его. Шейд повернулся к ней. Она так долго ждала в одиночестве, надеясь, что ее кольцо означает что-то особенное. Теперь она нашла товарищей, которые не гонят ее, а хотят, чтобы она осталась с ними навсегда.

— Ты должна остаться.

— Но…

— А мне нужно найти свою колонию. И моего отца.

Ее глаза наполнились слезами.

— Это ведь не очень далеко, правда? Мы уже почти долетели. — Она с отчаянием смотрела на него. — Все будет хорошо, да?

Она хотела, чтобы он подтвердил это, и Шейд энергично кивнул:

— Конечно. Я знаю остаток дороги, и у меня есть карта. Ты здорово помогла мне.

Шейд посмотрел на маленькое окошко высоко в стене и увидел, что снаружи больше нет бури. Даже ветер утих. Было примерно три часа ночи.

— Мне пора.

Марина подошла к нему вплотную и обняла крыльями.

— Прости меня, — тихо прошептала она ему на ухо. — Ты понимаешь, правда?

Он кивнул, боясь расплакаться.

— Желаю удачи, Шейд.

— Тебе тоже, — ответил он, поспешно пролез через пролом в крыше и, не оглядываясь, взлетел в ночное небо.

Гот сделал круг над пустынной местностью. Его морда была покрыта снегом, но глаза блестели. Он внимательно вглядывался в поверхность земли.

— Что там? — спросил Тробб.

Гот принюхался, стараясь уловить в морозном воздухе даже самые слабые запахи.

Он улыбнулся. Зотц снова позаботился о нем.

Гот повернул голову в сторону Человеческой хижины, занесенной снегом и почти не видимой на фоне горы.

— Пища, — сказал он. — Много пищи.

Волчьи уши

Никогда еще Шейд не чувствовал себя таким одиноким. Он очень привык к Марине, и ему казалось немыслимым, что она не летит рядом, не ворчит, поторапливая его.

Вокруг Шейд видел безрадостный мир — чахлые деревья, голые скалы, все пустое, безрадостное.

В его ушах звучали слова Сирокко: ты погибнешь со всеми, кто не избран во мраке. В будущем ему нет места. Обещание Ноктюрны его не коснется: он никогда не будет жить при свете дня как Человек.

А Марина будет. И Фрида. И его отец. Для них это прекрасно. Почему Фрида не рассказала? Не знала или просто утаила от него, потому что он не был одним из обладателей этих драгоценных колец? А его отец? Почему его нет с ним, когда он так нужен? Наверное, прячется где-нибудь, ожидая, когда станет Человеком. Шейд потряс головой. А что будет с ним, матерью и другими неокольцованными летучими мышами?

Шейд посмотрел на звезды — они мерцали, словно на самом деле были на обратной стороне гигантских крыльев Ноктюрны. Стоило богине летучих мышей сложить крылья, как ночь исчезала и сменялась днем.

Шейд задумался: что Ноктюрна делает там, наверху, совсем одна? Думает ли о нем, маленьком детеныше, старающемся разыскать свою колонию?

Звезды хранили молчание.

Может быть, Зефир действительно мог слышать их, но Шейд знал, что у него никогда не будет такого слуха.

Впереди вздымались горные пики. Сумеет ли он подняться так высоко, чтобы перелететь через них? Шейд посмотрел на восток. До рассвета остался час, может, немного больше. Нынешней ночью ему не успеть перелететь через горы.

Сначала ему было страшно одному ночью. Слышались неясные звуки, мелькали серебристые пятна. Сухие листья кружились в воздухе и оборачивались Готом, тянущим к нему когти. В отдаленном крике сов мерещилось имя: «Шейд! Шейд!»

Он был подавлен этой ночью, безмолвием окружающего его пустого пространства. В темноте и в самом деле есть что-то ужасное, чего он не замечал раньше.

Вдруг Шейд услышал позади какой-то шум.

Шейд обернулся и увидел Марину — яркая шерсть мерцала в звездном свете и делала ее похожей на золотистое видение.