Краснокожий пророк - Орсон Кард

— Иисус Христос разбудит меня? — уточнил Лолла-Воссики.

— «Идите за мной, — сказал он, — и я сделаю вас ловцами человеков»[15], — провозгласил Троуэр.

— Он пробудит меня? Он сделает меня счастливым?

— Тебе обеспечена вечная радость в лоне Отца нашего Небесного, — сказал Троуэр.

Лолла-Воссики не понял ровным счетом ничего, но все равно решил попробовать на тот случай, если Иисус действительно разбудит его и тогда он поймет, о чем говорил Троуэр. Пусть даже в присутствии Троуэра черный шум становился громче, может, этот человек способен излечить его.

Ночь Лолла-Воссики провел в лесу, а наутро, глотнув из бочонка виски, шатаясь побрел в церковь. Троуэр очень расстроился, увидев, что Лолла-Воссики снова напился, а Армор опять принялся выспрашивать, кто дал ему огненную воду. Поскольку остальные мужчины, работающие на строительстве церкви, собрались вокруг, Армор воспользовался моментом, чтобы довести свои угрозы до сведения каждого.

— Если я узнаю, кто спаивает краснокожих, клянусь, я собственными руками сожгу дом этого человека и отправлю его жить к Гаррисону, на Гайо. Здесь живут истинные христиане. Я не могу запретить вам накладывать на дома обереги, пользоваться заклятиями, хоть они и подтачивают вашу веру в Господа, но я никому не позволю травить народ, который, следуя воле Господней, населил эти земли. Все меня поняли?

Бледнолицые закивали, сказали «да», «все правильно», «так и должно быть».

— Никто из них не дает мне виски, — произнес Лолла-Воссики.

— Может быть, он принес с собой в чашечке! — выкрикнул один из них.

— А может, он родник какой в лесу нашел! — предположил другой.

И все засмеялись.

— Прошу вас, проявите почтение, — обратился к ним Троуэр. — Этот язычник принимает Господа Иисуса Христа. Его коснется святая вода, которая когда-то коснулась самого Иисуса. Пусть это станет первой вехой в великом миссионерском деле среди краснокожих, населяющих американские леса!

— Аминь, — дружно пробормотали рабочие.

Вода была холодной, вот и все, что заметил Лолла-Воссики, — не считая того, что, когда Троуэр брызнул на него, черный шум усилился. Иисус Христос не показался, значит, это не он был зверем сновидения. Лолла-Воссики был очень разочарован.

Но преподобный Троуэр, напротив, еще больше воодушевился. Вот что самое странное в бледнолицых. Они, такое впечатление, не замечают, что творится вокруг них. Троуэр совершил акт крещения, которое ничего не изменило, не принесло ни капли добра, зато весь остальной день этот человек ходил, гордо задрав нос, будто бы только что зазвал бизона в истощенную жестоким зимним голодом деревню.

Армор был так же слеп, как и Троуэр. В полдень, когда Элеанора принесла рабочим обед, Лолла-Воссики пригласили разделить еду.

— Мы ж не можем гнать христианина, правда? — пошутил один рабочий.

Но никто не захотел садиться рядом с Лолла-Воссики, наверное, потому, что от него слишком несло виски и он постоянно шатался. Закончилось все тем, что рядом с Лолла-Воссики, несколько в стороне от остальных, сел Армор, и они принялись разговаривать.

Разговор протекал весьма мирно, пока Лолла-Воссики не спросил у Армора:

— Иисус Христос, он не любит оберегов?

— Верно. Он есть путь, а колдовство и всякие волшебные штучки — это святотатство.

Лолла-Воссики мрачно кивнул:

— Нарисованный оберег — плохо. Краска никогда не была живой.

— Нарисованный, вырезанный — все одно.

— Деревянный оберег сильнее. Дерево когда-то жило.

— Мне безразлично, нарисован он или вырезан из дерева, у меня в доме нет оберегов. Нет ни заклятий, ни манков, ни ограждений — ничего подобного. Настоящий христианин полагается на молитву. Господь — Пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться[16].

И тогда Лолла-Воссики понял, что Армор так же слеп, как и Троуэр. Потому что дом Армора защищали самые сильные обереги, что Лолла-Воссики когда-либо видел. Отчасти именно поэтому Лолла-Воссики восхищался Армором — его дом был действительно надежно защищен, ведь этот человек умел создавать обереги из живых вещей. Вьющиеся растения на крыльце, семена, несущие в себе жизнь и посаженные в верно расставленные горшочки, чеснок, потеки ягодного сока — все пребывало на своем месте, так что даже сквозь огненную воду, бурлящую в нем и приглушающую черный шум, Лолла-Воссики чувствовал, как обереги и заговоры тянут и толкают его.

Однако Армор даже не догадывался, что в доме его имеются обереги.

— Вот родители моей жены Элеаноры постоянно пользуются оберегами. Ее маленький братец Эл-младший, такой шестилетний пацан, борющийся вон там с белокурым шведом, — видишь? Поговаривают, что он и в самом деле мастер на всякие резные обереги.

Лолла-Воссики взглянул туда, куда показывал Армор, но мальчика почему-то не рассмотрел. Он отчетливо видел белокурого мальчишку, с которым тот боролся, но мальчик, которого имел в виду Армор, почему-то ускользал от взгляда, расплывался и исчезал. Непонятно.

Армор тем временем продолжал говорить:

— Да, да, представь себе! Такой юный, а уже поворачивается к Иисусу спиной. В общем, Элеаноре трудно было отказаться от оберегов и прочих магических штучек. Но она отказалась. Поклялась мне — иначе бы мы никогда не поженились.

В этот момент к ним и подошла Элеанора — нет, эта женщина в самом деле красавица, хоть бледнолицые и считают ее уродиной. Она пришла забрать опустевшую корзинку, поэтому услышала последние слова, произнесенные ее мужем, но виду, будто они что-то для нее значат, не подала. Правда, забирая у Лолла-Воссики опустевшую миску, она пристально вгляделась в его единственный глаз, как бы спрашивая: «А ты видел эти обереги?»

Лолла-Воссики улыбнулся ей, улыбнулся самой широкой улыбкой, показывая, что он вовсе не собирается ничего говорить ее мужу.

Она недоверчиво улыбнулась в ответ.

— Тебе понравился обед? — спросила она.

— Очень пережарено, — ответил Лолла-Воссики. — Вкуса крови нет.

Глаза ее расширились. Но Армор лишь рассмеялся и от души хлопнул Лолла-Воссики по плечу.

— Вот что значит цивилизация. Перестаешь пить кровь, и это факт. Надеюсь, крещение натолкнет тебя на путь истинный — сразу видно, ты слишком долго скитался в потемках.

— Я подумала… — начала была Элеанора и замолкла, поглядев на набедренную повязку Лолла-Воссики, потом на своего мужа.

— А, да, мы же говорили об этом вчера вечером. У меня есть старые брюки и рубашка, которые я больше не ношу, да и все равно Элеанора мне шьет новый сюртук, поэтому я подумал, раз ты принял крещение, тебе следует одеваться как настоящему христианину.