Древняя книга Агриппы - Михаил Палев

Она видела все, но не верила в непоправимую реальность происшедшего. Потом она вдруг оказалась на улице. Она стояла на коленях перед телом дорогого ей человека и не могла понять, кто исходит тонким захлебывающимся воем: Тошка или она сама. Мало-помалу вокруг образовалась кучка соседей. Кто-то побежал вызывать милицию и «Скорую помощь». А кто-то вдруг сказал: «Да это же вовсе не Борис Львович! Елы-палы!» Ольгу как будто толкнуло: она поднялась и побрела домой.

Она видела из окна, как подъехала милицейская машина. Как участковый и два милиционера с автоматами направились в подъезд.

Ольга не стала дожидаться финала. Она прошла в кабинет и открыла ящик с телом мужа. Достала пистолет. На минуту задумалась: куда стрелять. В сердце – можно промахнуться. В висок или в рот – противно. Ей действительно была неприятна мысль о том, что кто-то увидит ее лежащую с расколотым черепом в луже крови и мозгов. Словно старая кукла возле мусорного бака. Но в рот все-таки надежнее.

Сомнения оборвал нетерпеливый длинный звонок в дверь. Потом другой – еще длиннее. И она поняла – все, больше нельзя медлить. Она вдруг вспомнила, как в детстве ее часто мучили страшные сны: ужасные чудовища, вурдалаки и колдуны преследовали ее. И был единственный шанс спастись от них: усилием воли вырваться из вязкой трясины сна. Почувствовать почти физическое облегчение, открыв глаза. Словно в детстве, она собрала всю волю в кулак, вкладывая в рот холодный и кислый ствол пистолета. И этот холодный и кислый вкус Смерти вызвал приступ тошноты. Она выдернула ствол изо рта, больно стукнув по зубам. В звенящем мозгу вдруг всплыло сравнение: «оральный секс со Смертью». Она невольно усмехнулась. Снова зазвонил звонок. Нет, в рот стрелять противно! Ольга приложила ствол к груди. Попадет ли? Ольга расстегнула блузку и уткнула ствол туда, где смыкались чашки лифчика.

Прикосновение холодного металла к теплой груди неожиданно отрезвило ее. Она посмотрела на свою упругую, еще молодую грудь, и вдруг ей до слез стало жалко роскошного тела. Да что она в самом деле?! Пусть докажут! Нет, она не хочет умирать! Жить! Жить! Смертной казни сейчас нет, а она хочет жить! Она имеет право!

Импульс придал ей сил, пробудив неудержимую жажду жизни. Она начала отводить ствол от груди, забыв поставить пистолет на предохранитель. Это было ошибкой. Пальцы, потерявшие чувствительность, все время давили на спусковой крючок, продвигая его незаметно к роковой точке. И последнее движение помогло перевалить рубеж. Ольга лишь успела почувствовать удар в грудь. И все.

– Ты забрал утром конверт с заявкой? – спросил Иван. Напарник молча кивнул. Он напряженно следил за несущейся навстречу мокрой и скользкой дорогой.

– Пока меня не будет, проведешь разведку на местности, – приказал Иван, – подход, отход… короче, как обычно. Да, а конверт ты положил в банковский сейф?

Напарник отрицательно мотнул головой.

– Неужели с собой возишь? Ты чокнулся?! – яростно повернулся к нему Иван.

– Ну не успел я! – наконец разлепил губы напарник. – В пробку попал, а мне еще тачку надо было подготовить и проверить. Да не психуй ты! Заброшу тебя в аэропорт и тут же поеду в банк.

Иван хотел что-то сказать, но в этот момент напарник громко выругался и начал выворачивать руль. Иван бросил взгляд на дорогу и успел заметить стремительно увеличивающийся кузов отчаянно тормозящего грузовика. Напарник успел от него увернуться, выехав на встречную полосу. «Вроде пронесло», – мелькнуло в голове Ивана. Это была последняя мысль в его жизни. Несущийся навстречу «Мицубиси Паджеро» буквально разорвал машину на две части.

«Моя любимая Оленька! Никогда не думал, что мне придется писать тебе прощальное письмо. Да еще скрывать что-либо от тебя. Когда я впервые увидел тебя, – такую юную и прекрасную, – то сразу понял, что это на всю жизнь! Конечно, я всегда осознавал, что мы никогда не будем действительно близки и понятны друг другу, все-таки двадцать лет между нами есть двадцать лет. Но я всегда искренне любил тебя, хотя и старался придерживаться роли сдержанного в чувствах зрелого мужчины.

Лишь когда врачи вынесли мне приговор, я понял, что вся моя сдержанность – чушь собачья! Я долго не верил, обследовался в нескольких клиниках. Лежал в больницах, а тебе говорил, что был в командировках. А у тебя к этому времени уже появился другой. Я обратился в частное детективное агентство и узнал все. Не скрою – меня покоробил тот факт, что именно мой заместитель стал твоим любовником… Нет, это плохое слово, а я никогда не мог думать о тебе плохо! Скажем так: стал твоим избранником. Впрочем, тебе виднее. Я уважаю тебя, а значит – и твой выбор.

Мне осталось жить полгода, максимум – год. Из них врач гарантировал только месяц-полтора нормальной жизни. Дальше должно начаться прогрессирующее ухудшение здоровья, дикие боли и прочее… И я решил уйти – пока я, а не моя болезнь управляет моими поступками.

Я постарался забрать из бизнеса максимум денег. Часть я вложил в отличный особняк и постарался роскошно его обставить – думаю, тебе понравится. Остальные положил на твое имя в один солидный заграничный банк. Пойми правильно: возможно, Костя действительно хороший любовник, но как человека я знаю его гораздо лучше, чем ты. Не подпускай его близко к своему имуществу – ради денег он способен на все.

Кроме того, я застраховал свою жизнь на крупную сумму в надежной страховой компании. Поэтому я не могу покончить жизнь самоубийством, – в таком случае ты не получишь страховки. Мне пришлось нанять киллера и заказать ему свое убийство. Это случится завтра. Говорят, он хороший профессионал, и мне удастся умереть быстро и безболезненно. Я отправлю в новый дом те вещи, которые купил специально для тебя, но уже не успею их сам там расставить. Придется тебе сделать это лично. Уверен, что ты с этим справишься! Шутка.

А серьезно: я очень тебя люблю, Оленька, и хочу, чтобы ты была счастлива. Пусть даже без меня. Прощай!

Вечно твой Борик.

P.S.

По моему заказу один очень известный художник написал твой портрет. Он писал его по твоим фотографиям: я сам отобрал из нашего альбома твои лучшие фото. Я думаю, что портрет очень удачен. Впрочем, ты скоро сама увидишь – я повесил его на даче в гостиной.

P.P.S.

Кстати, завтра пятница, тринадцатое число по старому стилю. Подходящий день для Смерти. Это – моя последняя шутка».

– Это письмо мне передал Игорь Первин. Помнишь, лет пять назад он ушел на вольные хлеба? А до этого был опером в МУРе. Впрочем, это было еще до твоего прихода. Ну вот, а теперь он тоже свое детективное агентство завел. Я ему время от времени клиентов подбрасываю. И Бориса Берга к нему направил. Я не знал, что за полгода до этого Игорь выполнял какие-то поручения для фирмы Берга, но контактировал только с коммерческим директором Константином Захвалиным. Берг его не знал, а вот Захвалин, видимо, увидел его вместе с Бергом и узнал. Впрочем, какое это теперь имеет значение…

Павлов аккуратно вложил письмо в папку и заметил:

– Необычайно удачно! Всего три дня – и дело можно закрывать. А я уж думал – очередной «глухарь»!

Сидевший напротив Тавров спросил:

– То есть как закрывать? А киллер?

– А киллер, представь себе, в тот же день попал в жуткую автокатастрофу, – пояснил Павлов. – Когда ехал в Шереметьево. Сам умер сразу, а его подельник жил еще несколько часов. Он-то и сознался в убийстве – облегчил совесть перед смертью, так сказать. Кстати, а что еще было в конверте с прощальным письмом?

– Документы на дом, номер счета в банке, страховка.

Павлов вложил конверт в ту же папку, глянул в календарь:

– Гляди-ка, а прошлая пятница и в самом деле пришлась на тринадцатое число по старому стилю! Н-да, действительно подходящий день для Смерти. Вот и не верь после этого в приметы!

Тавров подошел к окну посмотрел на безрадостный зимний пейзаж и поежился: то ли от январского ледяного сквозняка, то ли от холодящих мыслей. И ответил невесело:

– Смерть не в приметах. Смерть – в нас самих. Что происходит с людьми, а?

– Философия! – отмахнулся Павлов. Он встал, положил дело в сейф. Потом сказал: – Кстати, Валерий Иванович! Покойный киллер оставил нам один любопытный конвертик. Не хотите взглянуть на его содержимое?

Тавров взял конверт, достал оттуда два листка бумаги. На одном оказались отпечатаны его фотографии анфас и в профиль, на другом чернели две строчки жирной принтерной распечатки.

– Пятое февраля, пятнадцать часов, улица Полимерная, дом семь «а», пятый подъезд, шестой этаж. Неужели Троф клюнул?

– Похоже на то. Нет, как тесен мир, однако! Любопытно, как Троф выманит вас по этому адресу?

– Что-нибудь придумает, он мужик умный.

– Вот это меня и беспокоит, – а что, если он узнает о гибели киллера и найдет себе другого? – поделился сомнениями Павлов.