Москит. Конфронтация - Павел Николаевич Корнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грохот зенитной установки оборвался, и тогда я утопил спусковой крючок, принялся бить короткими очередями по кустам, ориентируясь на дульные вспышки. Требовалось во что бы то ни стало остановить продвижение нихонцев, так что патронов я не жалел. Магазин опустел буквально в один миг, но к этому времени вновь заработал спаренный пулемёт вездехода. И более того — искрящейся звездой промелькнула надо мной шаровая молния, рванула в десятке метров за блиндажом, оглушив и ослепив оказавшихся рядом стрелков.
Пора!
Я дёрнул шнур запала последней гранаты и зашвырнул её в оставленный нами редут, извернулся и выплеснул большую часть накопленной сверхсилы в попытке создать длинный шлейф, который не рассеялся хотя бы несколько секунд. Направил его не к врагу, а в противоположном направлении — к вершине взгорка!
Рванула граната, и я вскочил с земли, бросился вдогонку за отступавшими к новой позиции бойцами отделения. Трофейный пулемёт не бросил, он особо не мешал, в отличие от закинутого за спину автомата и бивших по бёдрам подсумкам, со снаряжёнными и уже пустыми магазинами и коробками с патронами. Пулемётчик постарался прикрыть меня, но вдогонку палили буквально из-за каждого куста, зацепили бы непременно, когда б не шлейф сверхсилы. Тот хоть и рассеивался с пугающей быстротой, но концентрация энергии в пространстве пока что оставалась достаточной, и ясновидение своими острыми уколами заранее сигнализировало о летевших в спину пулях.
И я гасил их импульсы. Бежал и гасил. Грудь рвало от нестерпимой боли, но это не лёгкие горели огнём, это пульсировал входящий канал. Я перескочил через распростёртое на земле тело с дырой в затылке и едва не споткнулся о брошенный патронный ящик, осознал в один миг, что окончательно лишился своего эрзаца всеведения, и сразу вильнул за толстенный ствол сосны. К зенитному пулемёту подключился ещё один, и вразнобой захлопали винтовки, а потом я вскочил на какой-то каменный уступ и повалился на него, обдирая в кровь колени и локти.
Всё! Ушёл! Тут свои!
Кругом распластались пехотинцы, и стремительно выплёвывал стреляные гильзы станковый пулемёт, от бронещита которого раз за разом рикошетили прилетавшие из леса пули. Вездеход уполз чуть выше, начал поддерживать бойцов на смежном участке, вот я и пересилил себя, сдёрнул с трофейного пулемёта пустой магазин, но сразу заметил перезаряжавшего трёхлинейку ефрейтора Бирюка и проорал ему:
— Справишься?
Тот озадаченно глянул, затем опомнился, подтянул к себе оружие и забрал у меня подсумок с магазинами. Я же взвёл автомат и принялся короткими очередями бить по перебегавшим от дерева к дереву нихонцам. Сбоку стрелял Миша — стискивать цевьё левой рукой он не мог, поэтому уложил винтовку на камень и придерживал её замотанной в тряпку кистью. Чуть дальше дульная вспышка выхватила из темноты лицо Прокопа, остальных бойцов отделения видно не было.
Да и сколько их осталось-то? Четверо?
В лучшем случае — так.
Впрочем, вертеть головой было попросту некогда. Нихонцы всерьёз вознамерились взять высоту с наскока, они почуяли нашу слабость и рванули в решительную атаку. И сразу стал нарастать какой-то мерзкий звук — вроде бы что-то свистело на самой грани слышимости, но предельно мерзко, даже начало ломить зубы. Остальных проняло и того сильнее, и я спешно прикрыл себя и соседей звуковым экраном. Неприятные ощущения как рукой сняло, но на смену им пришло жжение. Непонятное излучение начало пропекать изнутри, а моих сил попросту не хватало на нейтрализацию чужого воздействия, оставалось либо отступить, либо поджариться, и кто-то даже побежал, тут же поймал спиной пулю и рухнул замертво.
— Лежать! — прорычал я, пытаясь в месиве энергетических помех вычленить аномалию, порождаемую взявшими нас в оборот операторами.
Меня опередил кто-то из зенитчиков. В лесу ниже по склону что-то гулко ухнуло, и сразу сгинуло воздействие, я хрипло выдохнул и крикнул скорчившимся на скальном уступе бойцам:
— Стреляйте! Стреляйте, черти!
И сам подал пример, выпустив короткую очередь по перебегавшим от дерева к дереву нихонцам. Следом зашёлся в лихорадочном стрёкоте станковый «Хайрем», и противник залёг, но не отступил. Пули свистели над головой, били в сосновые стволы и камни, одна такая разлетелась на куски прямо передо мной и кусочками медной рубашки рассекла скальп почище опасной бритвы. Макушку резанула острая боль, потекла на глаз кровь, а только смахнул её и опустел магазин. Воткнул запасной, сделал два выстрела, и как на грех заклинило автомат.
Я ругнулся и отполз от края скального уступа, принялся дёргать рукоять затвора в тщетной попытке избавиться от перекошенного патрона.
Да что ж такое-то?! Не везёт, так не везёт!
Ладно хоть станковый и ручной пулемёт обеспечивали достаточную плотность огня, чтобы атака нихонцев на нашем участке захлебнулась. Противник залёг и даже начал отступать, когда в лес полетели ручные гранаты. Слева отстреливались пограничники, а вот справа вдруг раздались отчаянные крики, шум рукопашной и треск кустов. Да ещё на десяток голосов завопили:
— Банза-а-ай!
Я только и успел, что перевалиться с живота на бок, когда через подлесок к нам продралось с полдюжины зашедших со спины нихонцев. Загрохотали выстрелы, противник ринулся в штыковую, я метнул молнию в палившего из пистолета офицера. Электрический разряд не прикончил того на месте, лишь заставил выронить оружие, а вот меня отдача из-за элементарного вроде бы воздействия едва не отправила в нокаут, в голове всё так и поплыло. Но переборол дурноту, собрал всю свою волю в кулак и ударил снова.
Получай!
Подвела фокусировка. Взорвать голову уже выдернувшему из ножен меч офицеру не вышло, ладно хоть усилия, затраченные на скачок давления, всё же не канули втуне: левый глаз противника лопнул, а из уха плеснула струя крови. Готов! Точно готов!
Бежавший за командиром пехотинец пинком в голову повалил на землю не успевшего развернуться к нему Бирюка, сходу ткнул штыком в спину бойца, распластавшегося за станковым пулемётом и тут же оказался сбит с ног сам, рухнул на меня, вцепился в горло и попытался то ли задушить, то ли смять кадык.
Сдохни, сволочь!
Миндальничать я не стал и врезал нихонцу под рёбра, усилив тычок доброй порцией сверхсилы. Узкие щелочки глаз пехотинца разом округлились, и мне не составило никакого труда отпихнуть от себя человека с превращёнными в поджаренный фарш потрохами.
Миша принял на штык
