Каритас - Артём Корсаков

Коля подошёл и внимательно посмотрел на серебряное сердечко, прищурив глаза.

— Ничего не вижу. Может, освещение плохое или у тебя, ха-ха, третий глаз открылся?

— Вот же, смотри, — сказал Артём, показывая на стрелочку и не обращая внимания на очередную нелепую шутку.

Коля более внимательно осмотрел медальон, теперь уже с двух сторон, провёл рукой по его гладкой поверхности, но не нашёл ничего необычного, даже более того — он не видел, что этот медальон бьётся, словно живое сердце.

— Теперь ясно, почему Каритас сказала, что только мы можем увидеть стрелку и цифры. Ладно, проехали. Давай лучше думать, как нам отсюда выбраться.

Следующие пять минут Артём потратил на то, чтобы полностью осмотреть камеру, в которой они находились: голые, без щелей, выпуклостей или других неровностей, три скалистые стены, пол и потолок, прочность которых не подвергалась сомнению. Вместо четвертой стены — стальная решетка с такой же дверью. Замка на ней не было, вместо этого дверь была привязана к решетке тонкой серебряной нитью. Артём попытался открыть её, но у него ничего не получилось.

— Я уже пробовал, — пробормотал Коля. — Или ты думаешь, что всё то время, пока мы находились здесь, я тихо тебя созерцал?! Я тобой уж двадцать лет любуюсь, ха-ха, надоел уже.

Всё, что было в комнате — это деревянные скамьи у двух стен, возле третьей стоял унитаз.

— Видишь, в камере есть все удобства? — с издёвкой проворчал Коля, пиная "белого друга", а затем, после секундного раздумья, добавил: — Как думаешь, сколько нас будут здесь держать и когда кормёжка?

— Сколько захотят, — ответил Артём, подойдя к решётке и пытаясь разглядеть слабо освященный коридор.

— А милиция? Нас же будут искать?

— Искать? Да, будут. Но не здесь. Нас будут искать в Москве, возможно по всей России. И что это меняет? Мы на середине Атлантики, тут мы никому не нужны.

— Но ведь не могут же… — не унимался Коля.

— Могут, они могут всё! Ты лучше скажи, что хотел этот королишка?

— Тсалвус Первый сказал, что будет держать нас здесь до тех пор, пока ты не откажешься от идеи найти Каритас. Он требует, чтобы мы вернулись в свой мир и навсегда забыли о волшебном сообществе, всё равно нашим россказням никто не поверит.

— Круто, а почему бы ему просто не убить нас? "Нет человека — нет проблемы", — как говаривал один усатый дядька, отправивший в лагеря парочку миллионов человек, — равнодушным голосом сказал Артём, будто речь шла не о жизни и смерти, а о чём-то обыденном.

— Считай, что в этом случае его замучает совесть, и он будет плакать на твоей могиле, — зло усмехнулся Коля.

— Значит, у нас нет выбора?

— У меня его точно нет: я не брошу тебя, что бы ты ни надумал. А вот у тебя выбор есть: либо Каритас и тюрьма, либо домой, но без неё.

Их разговор неожиданно прервался: в правом конце коридора загорелся яркий свет, и оттуда послышались гулкие шаги по направлению к камере.

— Интересно, Тсалвус любит лесть? — уже тихо проговорил Артём, хитро улыбаясь и подмигивая брату.

Коля вопросительно посмотрел на него, пытаясь сообразить, что же он задумал и стоит ли волноваться.

Спустя минуту к камере подошли трое: Тсалвус Первый, в котором лишь его взгляд выдавал оскорбление, нанесённое ему пару часов назад, и два человека в уже надоевших, зелёных плащах. Артём медленно отошёл от решётки и, окинув всех оценивающим взглядом, сел на лавку, рядом с Колей.

— Откройте! — приказал король, в голосе которого прозвучала нотка обиды и презрения.

Войдя в камеру, Тсалвус Первый сел напротив братьев, совсем не брезгуя грязной, холодной лавкой.

"Интересно, он такой же глупый, как кажется на первый взгляд?" — подумал про себя Артём, а вслух сказал наиболее ласковым голосом, который смог из себя выдавить в подобной ситуации:

— Честно говоря, я не думал, что дело дойдет до тюрьмы, глубокоуважаемый владыка Атулисы. Я уповаю на вашу милость, хотя понимаю, что очень сильно виноват перед вами. Есть шанс, что мы с братом когда-нибудь выйдем на свободу?

— Есть, если вы выполните Мои требования, — властным, но довольным голосом сказал Тсалвус Первый, по лицу которого было видно, что ему особенно понравились слова: "глубокоуважаемый владыка Атулисы".

— Тогда, Ваше Величество, не могли бы вы высказать их нам прямо сейчас, либо попросить ваших слуг сделать это за вас, — уже более серьёзным голосом сказал Артём, глядя прямо в глаза собеседнику. Более искушённый в вопросах психологии человек уловил бы в его словах нотку иронии и издёвки, но Тсалвус Первый слишком рано начал праздновать победу, а, если точнее, успешную реализацию своего нового "Королевского плана", как любой самоуверенный человек, верующий, что всё, рождённое в его мозгу, есть по сути гениальность.

"Вот, что делает с человеком пара часов заточения", — усмехнулся про себя король. Казалось, он наслаждался повисшим молчанием и через минуту чуть более властным голосом проговорил:

— Первое — вы должны убраться с Моей Атулисы. Второе — никогда больше сюда не возвращайтесь. Третье, и последнее, — никому никогда не рассказывайте о том, что здесь видели, иначе Я найду вас, и до конца своих дней вы будете гнить в Моей тюрьме.

— Думаю, это разумная плата за нашу свободу. Благодарю вас за великодушие и милость. После всех тех страхов, которые мы пережили в этой камере, я не могу и мечтать о той счастливой жизни, которая была у нас до знакомства с волшебным миром. Спасибо, что даёте нам шанс искупить свою вину перед вами, — ответил Артём, слегка поклонившись головой, чтобы Тсалвус Первый не заметил шальную улыбку, выскочившую на его лице.

— А как же Моя дочь, Каритас? Ты оставишь её в покое?

— А что Каритас? В мире полно девушек. Она ничем не лучше и не хуже других. Любовь — это всего лишь сексуальное влечение, ничего больше, — убедительно ответил Артём, но в голосе которого проскользнула боль, причиняемая самому себе этими словами.

— В таком случае, Я буду признателен, если вы прямо сейчас уберетесь с Моего материка, — улыбнувшись, сказал Тсалвус Первый, почувствовавший себя всесильным властителем чувств других. Он встал с таким видом, словно только что сидел на золотом троне в торжественном зале, а не на деревянной, прогнившей лавке, и вышел из камеры. Артём несколько мгновений продолжал смотреть на пустую скамейку напротив, а затем пошёл следом. Коля, не понимая, что ему думать и чего ожидать, волнуясь от незнания того, что задумал его брат, направился за ними с такой неохотой, будто догадывался, что скоро будет ещё хуже, чем сейчас.

— Могу ли я чем-либо вам помочь? — учтиво спросил Артём.