Сансара. Оборот первый - Василий Анатольевич Криптонов

Да ещё эта дурища от страха вот-вот зубами стучать начнёт.

— Ладно, — решил я. — Пошли обратно.

Тян с облегчением выдохнула.

— Вернулись? — ехидно приветствовал нас голос, когда я поставил монитор на стол. — Что ж, тогда располагайтесь поудобнее. Поговорим.

Глава 15

— Меня зовут Шарль, — вежливо представился голос.

Мы с тян переглянулись. Я уставился на труп на полу. И в ту же секунду вспомнил, что с голосом мы сегодня уже разговаривали — когда стояли перед дверью.

— Правильно смотришь, — подтвердил мою догадку голос. — Тело умерло, сознание живо.

Тян ахнула и всплеснула руками:

— Но это же незаконно! Сохранение сознания на любых носителях запрещено!

— В Нижних мирах — да.

— И в Средних тоже, — пробормотала тян. — Так ты… вы…

— Да. Я из Высшего мира.

Тян аж попятилась. Потом неуверенно произнесла:

— Не может быть. Представитель Высшего мира — и такое… такое…

Я пока не сильно разобрался в здешнем мироустройстве. Но, кажется, сам факт появления представителя Высшего мира в Нижних мирах считался тут чем-то фантастическим. Примерно, как в мой автосервис притопал бы владелец Toyota Motor Corporation. А желание представителя Высшего мира организовать в Нижнем лохотрон — это, видимо, как если бы владелец «Тойоты» попросился к нам в сервис подкалымить на полставки.

— Непотребство? — с горькой усмешкой подсказал голос. — Договаривайте, уважаемый Филеас Иммануил.

Тян потупила взор.

— Слушай, друг. — Я начал злиться. — Высший ты там, или какой — мне плевать. Ты человека убил! — Я кивнул на тян.

— Человек вылез со своими дурацкими претензиями крайне не вовремя, — сварливо огрызнулся голос. — Мы почти завершили проект, готовились сворачиваться. Оставалась сущая малость! И вдруг принесло этого ненормального — который, между прочим, двумя месяцами раньше едва ли не на коленях умолял взять у него деньги.

— Я попал в сложную ситуацию, — пискнула тян, — записался на курсы актерского мастерства! До тех пор посещал только самодеятельный кружок декламаторов. Эти курсы должны были открыть новую веху в моей жизни!

— Да-да, записался втайне от жены, — усмехнулся голос, — я помню эту трогательную историю. Поэтому распотрошил ее заветный чулок, припрятанный в шкафчике под ванной, внёс аванс за курсы, а остальное притащил нам, в надежде стремительно обогатиться.

— У моей жены не было чулка! Она прятала деньги в…

— Умоляю, избавь от подробностей, — оборвал голос.

Тян вздохнула так горько и так печально склонила голову, взявшись за виски, что я невольно придвинулся ближе к ней. Попробовал приободрить:

— Ну, ладно тебе! Зато вон как стихи читаешь. Не зря на курсы ходила.

Тян посмотрела на меня. Вспыхнула и отвернулась. Еле слышно прошептала:

— Я не ходил на курсы.

— Почему? — изумился я.

— Видимо, не дошёл, — ехидно подсказал Шарль. — Завернул по дороге в кабак и решил, что один стаканчик за успех мероприятия не помешает.

— Правда? — спросил у тян я.

Она не ответила, только ещё гуще залилась краской. Судя по выражению лица, ничего сейчас не хотела так, как забиться под стол, а лучше на другую планету. Вот-вот разрыдается. А успокаивать мне, между прочим.

— Сволочь ты, — сказал я Шарлю. — Надо было человека так расстраивать?

— Я — сволочь?

— А кто?

— Я не заставлял его пить!

— Угу. Ты его гробовозкой переехал. Из сострадания, наверное, чтобы без денег не мучился. В этих ваших Высших мирах все такие жалостливые?

— Деньги мне были нужны для завершения важного проекта! — Шарль резко сменил тональность. — Я стоял на пороге величайшего открытия! Собственные сбережения давно закончились, спонсоры отвернулись, банки перестали кредитовать — что мне было делать? Соратники разбежались, со мной остался только Анри. В жизнеспособность моего открытия никто не верил! Пришлось организовывать фонд. И ты напрасно иронизируешь! Вложения вкладчиков действительно окупились бы с лихвой. — Голос Шарля задрожал — от обиды, видимо.

Зашибись, ещё одна ранимая творческая личность на мою голову.

Одна сидит, чуть не рыдает — теперь второй туда же. Переродившийся в теле роскошной кошкодевочки алконавт с претензиями и неоцененный тупицами-современниками бестелесный разум научного гения. Охренеть компания.

Я вдруг почувствовал, что начинаю остро скучать по Диане. С ней, при всех ее загонах, как-то попроще было.

— Ну ладно, ладно. — Я читал где-то, что с психами лучше не спорить. — Фонд, так фонд. Проект, так проект. От нас-то ты чего хотел?

— Очевидно, по-моему. — Шарль тоже взял себя в руки. Если, конечно, такое применимо к бестелесному голосу. — Вы должны завершить проект.

— У-у-у. — Я аж расстроился. Не знаю, чего ждал, но точно не этого. — Слышь, друг. Сказать тебе, сколько всего я был должен в своем мире? Нет?.. Ну, неважно, всё равно скажу. Папе — не бухать. У него дед был алкоголик, горе в семье. Папа переживал, что у меня наследственность. Маме — жениться. Не знаю, зачем. Учителям — учиться. Ну, этим положено, у них работа такая. Начальству — работать. Тоже, в общем-то, объяснимо. Девушкам… чёрт их знает, женская логика загадка, но в основном денег и развлечений. И я тебе так скажу: я этим «должен» в своём мире нажрался по самое не могу. Только тебя не хватало. — Повернулся к тян: — Идём отсюда. Если он про долг ещё хоть слово скажет, меня стошнит.

Тян встала и подняла с пола рюкзак. Зачем-то распустила завязки и заглянула внутрь — видимо, сработала привычка проверить перед уходом, все ли взяла. И ахнула:

— Это не мой рюкзак!

Вывернула розовую косметичку наизнанку и вытряхнула на стол пачку носовых платков, упаковку влажных салфеток, какие-то таблетки и тёмно-синюю трубочку губной помады. Трубочка покатилась на меня. Я машинально прихлопнул ее ладонью к столу.

А Шарль ахнул:

— Что-о?!

Прозвучало так трагично, что мы с тян на всякий случай замолчали.

— Не может быть! — взвыл Шарль. — Этого просто не может быть!

Кажется, он собирался зарыдать.

— Жизнь, братан, такая штука, — торопливо вмешался я, — что в ней что угодно может быть. А ты о чём, вообще?

— Она унесла «Сансару»! — теперь Шарль уже однозначно рыдал.

— Кто унес? — не понял я. — Что?

— Эта! Сука! Унесла! «Сансару»!

А дальше полились раскатистые,