Первая командировка - Василий Ардаматский

Машина заехала за Самариным в половине восьмого утра. Он сел на заднее сиденье к инструктору, и всю дорогу они проговорили о деле, которое им предстояло.

Когда Самарин вылез из машины на Тушинском аэродроме, он вдруг обнаружил, что вокруг сияет весна. В городе он ее как-то не замечал, а орущие по утрам на подоконнике воробьи только мешали ему.

А тут — весна зеленым разливом по всему аэродрому!

Возле здания земля под тополями усыпана клейкими скорлупками, из которых уже вылезли молодые листья. Небо голубое, высокое, и в нем неподвижные прозрачные облака. И тишина невероятная, будто весь мир прислушивается к весеннему пробуждению.

Инструктор побежал узнавать, на каком самолете их поднимут, а Самарин присел на ящик у ангара и стал наслаждаться теплом, светом, тишиной.

Тушинский аэродром тоже работал на войну, и солдаты удивленно поглядывали на него — что за штатский тип, да еще такой шикарный, весь в заграничном?!

Появился инструктор.

— Пошли одеваться, — сказал он на ходу.

В полумраке ангара Самарина ослепили вспышки электросварки, оглушил лязг металла. Он остановился, подождал, пока глаза освоились. Ангар был плотно заставлен самолетами, возле которых хлопотали ремонтники.

— Где ты застрял? Иди сюда! — кричал инструктор откуда-то из сумрака.

Самарин пошел на его голос. Дорогу ему преградило крыло самолета. Чтобы пробраться под ним, пришлось согнуться в три погибели, и тут он вдруг почувствовал острое волнение — все, что окружало его сейчас, было уже началом дела, началом того завтрашнего, неизвестного...

Вылезая из-под крыла, он увидел инструктора, который стоял рядом с летчиком в короткой кожаной куртке на «молнии».

— Познакомьтесь, капитан Стешин, — сказал инструктор, — Нам повезло — капитан уже не раз летал через фронт. Тут в ремонте его самолет, и мы можем к нему примериться.

Они втроем зашли в маленькую клетушку. Почти час инструктор и капитан Стешин пригоняли на Самарине парашютное снаряжение поверх комбинезона. Когда первый раз его оплели лямками, он еле мог рукой двинуть. Стянутыми оказались и ноги.

— Я же как в воду смотрел! — бормотал инструктор, возясь с лямками, снова разложенными на верстаке, и соображая что-то.

— А если пальто подвернуть? — предложил Стешин.

— Еще толще станет, а вверху комбинезон будет люфтовать, — возразил инструктор. — Дело только в лямках.

Наконец эта задача была решена.

Самарин медвежьей походкой неуклюже прошел к самолету и полез в фюзеляж. Это тоже оказалось не просто.

— Пожмись влево! Согнись! Плечи вперед! — командовал инструктор.

С Самарина пот катился градом, когда он влез в самолет, И волновался он все больше.

— Порядок, — сказал инструктор, и они молча посидели в самолете.

В дверцу заглянул капитан Стешин:

— Отрепетировали? Вылезайте! Сюда ремонтникам надо.

Они вышли из ангара и на эмке через все летное поле поехали к самолету, с которого Самарин должен совершить проверочный прыжок.

Инструктор внимательно осмотрел, как Самарин влез в самолет. Сейчас он проделал это довольно ловко.

— Молодец! — крикнул инструктор.

Все дальнейшее происходило как-то автоматически, что называется, по инструкции. Самолет вылетел, и очень скоро над дверью кабины летчика замигала лампочка. Инструктор стал возиться с дверью. Они стояли перед светящимся и ревущим проемом. Инструктор — впереди, и плотно за ним — Самарин.

Сигнал: «Прыгать!» Инструктор оглянулся на Самарина и боком повалился в пучину. За ним — Самарин. Успел заметить, как вся земля сделала под ним пол-оборота, и тотчас последовал рывок раскрывшегося парашюта. Самолет точно в воздухе растворился, его нигде не было видно. Тишина.

Самарин посмотрел вниз, увидел аэродром, Отсюда он большим не казался, но, правда, быстро разрастался во все стороны. Дым от костра — ориентир для приземления. Вспомнив все наставления, Самарин подтянул как надо стропы и пошел к земле точно по расчету. Чуть ниже его спускался инструктор.

Очень хотелось Самарину приземлиться на ноги; когда прыгал — удавалось. А сейчас не вышло — упал, и его немного проволокло по земле. Но ничего, он быстро вскочил и погасил купол. Подбежал инструктор.

— Молодец! Полный порядок! — кричал он, издали показывая большой палец. — Давай сбрасывай комбинезон! Я засеку время!

Самарин в это время несколько удивленно обнаружил, что он совершенно спокоен. Довольно быстро освободился от лямок и сбросил с себя комбинезон.

— У тебя талант, — смеялся инструктор, — я бы взял тебя к себе с полным удовольствием!

Самарин расправил пальто, шляпу, спросил у инструктора:

— Как выгляжу?

— Артист. Народный артист. На распаковку у тебя ушло шесть минут, а тебе еще нужно будет распорядиться парашютом и комбинезоном. Клади на это не меньше 20 минут. Значит, всего — 26. Не многовато? Все ж помни там об этом...

...А вылет, оказывается, послезавтра.

Сообщив об этом Самарину, Иван Николаевич сказал:

— Поброди завтра по Москве, только никаких встреч и разговоров.

— Можно сходить домой?

— Ладно, сходи, — явно неохотно разрешил Иван Николаевич и, вынув что-то из стола, протянул Самарину. Это был ключ от его московской комнаты. — Но никаких разговоров с соседями. Если спросят — ты находишься вместе с матерью в эвакуации. Прибыл в служебную командировку. И все. Ни слова больше.

— А если мама им писала?

— Не писала! — сердито буркнул Иван Николаевич.

Этот день, когда он прощался с Москвой, он возьмет с собой туда и будет бережно хранить в сердце.

Его школа... Там как ни в чем не бывало шли занятия, и он, стоя на школьном крыльце, услышал звонок на перемену. Он узнал бы этот звонок среди тысячи других...

Его юридический... Он постоял на другой стороне улицы Герцена, может, целых десять минут — институтские двери ни разу не раскрылись. Рядом — консерватория, и там, черт побери, концерты, на стене афиши, как в мирное время...

Улица Мархлевского, Люсин дом, ее подъезд... Здесь он не задерживался, быстро прошел мимо и не оглянулся. Что-то в душе тревожно требовало — от этого надо уйти, уйти.

Весенняя Москва — единственная, милая — окружала его со всех сторон, воскрешала в его душе давно забытое, но, оказывается, подспудно жившее в нем.

Крымский мост... Когда его строили, сюда ходили на комсомольские субботники, и однажды у него ветром сорвало кепку, Крутясь, она падала и потом поплыла по реке. Смеху было!

Кинотеатр на Таганке... Пять раз он смотрел тут «Чапаева». И вдруг воспоминание об этом почему-то больно кольнуло сердце, и он быстро пошел прочь.