О смелом всаднике (Гайдар) - Борис Александрович Емельянов

Гайдаре и его боевых делах, мы узнали, что наш добродушный, веселый товарищ оказался жестоким и беспощадным к врагам.

Был такой случай. В бою у лесопильного завода, возле села Леплявы, Гайдар сидел за пулеметом. Партизаны отбили атаки врага. Не оглядываясь, побежали назад фашисты, как побитые псы, торопясь добраться до ближайшего перелеска. Не многим удалось уйти.

Еще во время гражданской войны Гайдар считался отличным пулеметчиком. Он расстреливал бегущих расчетливо, как на полигоне; фашисты падали, ползли, кричали, а голубые глаза Гайдара оставались холодными и прозрачными, как льдинки.

Лейтенант Абрамов так и написал после гибели Гайдара: «Мы отомстим за него так, как умел мстить сам товарищ Гайдар, и это будет крепкая месть».

Я много думал о Гайдаре-мстителе.

Мне вспомнилась дорога со Смоленщины, ржевские голодные коровенки, оборванные лепестки цветков иван-да-марьи и закушенные до крови губы Гайдара.

И я понял, как был страшен в своем справедливом гневе этот большой добрый человек.

★

Комсомольская правда

Фотограф пришел в редакцию рано утром. Ему сказали, что на фронт он поедет вместе с Гайдаром.

В Центральном Комитете комсомола секретарь ЦК пожелал отъезжавшим счастливого пути и благополучного возвращения.

— Помните, товарищи, — сказал он, — народ должен знать, как ведет себя на войне наша молодежь. Пишите и снимайте правду войны. Комсомольскую правду, — добавил он, и все улыбнулись, потому что газета, пославшая Гайдара и фотографа на фронт, так и называлась: «Комсомольская правда».

…Поезд отходил ночью.

Девушка-проводница, посвечивая синим фонариком, проверяла билеты и документы.

— Темно, ничего не видно, — сказала она. — Чуть что, кричите меня: «Настенька!»

— Слушаюсь, товарищ командир, — серьезно ответил Гайдар.

Утром он проснулся рано, встал и подошел к окну. Поезд шел тихо. За окном стояли деревья с короткими голыми сучьями, а под насыпью лежали разбитые вагоны.

— Не смотрите, — сказала Настенька, — не расстраивайтесь.

Она стояла в дверях, маленькая-маленькая, с комсомольским значком на гимнастерке, с длинной метелкой под мышкой и, стараясь не уронить метлу, заплетала тонкие косички, выскочившие из-под форменного берета.

Косички ускользали из рук, метелка падала, и Настенька сердилась.

Вагон был дачный, просторный, с маленькими жесткими диванами. Пассажиры спали сидя, прислонившись друг к другу. В углу, охватив руками костыли, сидел раненый красноармеец. Рядом с ним на лавке похрапывали двое ребятишек. Женщина, закутанная черным платком, очевидно мать ребят, сидела на чемодане.

Гайдар сел на свое место.

Медленно тянулось утро. Внутри вагона было тепло и тихо.

Поезд подходил к Сухиничам. Стали уже видны ближние строения города. Колеса погромыхивали на стрелках, и покачивались медленно идущие вагоны. Путевая сторожиха стояла на переезде, и желто-зеленый флажок в ее руках лениво шевелился на ветру.

И вдруг издалека, заглушая стук колес и говор людей, донеслось прерывистое гуденье воздушной тревоги.

Глядя в окно, Гайдар заметил, как вздрогнула сторожиха. Флажок полетел в сторону. Она подхватила с земли ребенка, копошившегося у ее ног, и, крепко прижав его к груди, развернула над головой красный флаг — грозный сигнал бедствия.

Рядом с Гайдаром щелкнул аппарат, и Гайдар повернулся. Фотограф медленно опустил «лейку». Он сделал снимок.

…Слева, низко, над самой землей, шли навстречу поезду два серых самолета с черными крестами на крыльях.

Бомбы легли слева от вагонов. Поезд резко качнулся вправо. Грохот взрывов, лязг буферов, треск дерева — всё слилось в один скрежещущий звук. С криком люди кинулись к дверям. Еще немного — и они сгрудились бы, давя друг друга в проходах…

Машинист затормозил, поезд пошел медленно, останавливаясь, и Гайдар увидел в окно, как на крутом вираже самолеты снова заходят для атаки.

Настенька как будто выросла.

— Ну, кто здесь не потерял голову? — громко сказала она своим высоким, тонким голосом. — Товарищи, помогите, откройте окна. Выскакивайте налево, граждане, там глубже канава. Детей передавайте в окна… Брось мешок, чудачка, бери ребенка…

Гайдар давно стоял рядом с ней, расчищая проход. Когда он обернулся, Настеньки не было. С двумя детьми на руках она уже бежала вдоль насыпи.

— Вот здесь ложитесь и не сметь шевелиться! — услышал Гайдар. — Лежать носами вниз, не поворачиваться! Нос высунешь — фашист отстрелит.

Во второй раз бомбы легли справа. Гайдар еле-еле успел ухватить Настеньку за руки, когда она карабкалась обратно в вагон. Поезд затрясся, сцепление лопнуло.

Самолеты вернулись снова. Обозленные неудачной бомбежкой, фашистские летчики теперь прошивали поезд пулеметной строчкой. Бомбы у них кончились.

Вагон опустел. Когда пулеметная очередь полоснула по стенам, Настенька вела к выходу последнего пассажира.

У самого тамбура Настенька охнула: пуля пробила ей левую руку. Кровь хлынула по рукаву, рука повисла.

— Скорей! — говорила Настенька, когда ей перевязывали рану. — Скорей — слышите!.. Клава! — кричала она соседке-проводнице. — Все целы? У тебя, говорю, целы?

— Це-лы! Це-лы! — отозвалась где-то в поле подруга.

И вдруг радостный крик раздался вдоль состава. От Сухиничей, быстро настигая фашистские самолеты, несся курносый маленький истребитель. Фашистские летчики торопливо отворачивали в сторону и уходили, низко прижимаясь к земле. Весело загудел паровоз, сзывая обратно пассажиров.

Настенька, с удивлением поглядывая на раненую руку, медленно обошла вагон и пересчитала людей.

— Целы носы? — спросила она у ребят и заботливо укрыла их своим единственным на весь вагон «служебным» одеялом. — Спите, родные!

Раненый красноармеец, гремя костылями, прошел по вагону и задержался около ребятишек.

— Маленькая птица, — сказал красноармеец, глядя на Настеньку, — а цыплятам тепло. Хорошо, товарищ, управляешь движением! Начальство медали не даст — свою пришлю.

Главный кондуктор засвистел машинисту: пора! — и скоро раздался протяжный гудок отправления.

Здоровой правой рукой Настенька вынула из чехла зеленый флаг. Закачались флажки и у других вагонов. Поезд тронулся. Гайдар вернулся в свой угол.

— Тсс! — сказал он, поднимая палец. — Без шума, товарищ. Подите поскорей и снимите ее.

— Настеньку? — спросил фотограф.

— Комсомольскую правду, — ответил Гайдар.

Сопровождаемый соседями, с заряженной «лейкой» в руках фотограф вошел в служебное отделение вагона. Ставшая опять маленькой-маленькой, Настенька сидела на лавке и горько плакала.

— Настенька! — сказал фотограф умоляющим голосом. — Вы — героиня, и мне надо вас снять для газеты. Ради бога, успокойтесь!

— Конечно, — рыдая, проговорила девушка, — вам хорошо говорить, а мне больно, мне руку жалко! Не буду я успокаиваться!..

— Снимайте! — нетерпеливо сказал Гайдар. — Снимайте скорее!

— Пленка не очень сильная, а свет слабоват, — сказал фотограф. — Подождите, я сделаю еще один снимок.

Он снял плачущую Настеньку, ушел и долго возился, перезаряжая аппарат. Наконец все было готово. Фотограф на цыпочках отправился опять к Настеньке. Настенька не плакала. Она глядела в окно и пила с Гайдаром чай. Каким-то чудом, одной рукой она сумела туго-натуго заплести косы и даже