Танцы. До. Упаду. Истерический любовный роман - Иоанна Фабицкая

Восторженные возгласы, раздававшиеся перед плазменной панелью в квартире Ули, выманили из кабинета даже Романа. Послушно выполняя указания жены, он открыл бутылку французского шампанского, купленного специально для этого случая. Вторая, точно такая же, стояла в холодильнике и была предназначена для Яди. Пусть хоть раз наклюкается красиво. Готе в виде исключения было позволено только пригубить алкоголь, но он упустил возможность, поскольку был не в силах оторвать глаз от экрана. Когда танец закончился, мальчик с благоговением прошептал:

— А мама-то у меня… настоящая sex machine.

Эдя посыпал сахарной пудрой последний фрукт и удовлетворенно окинул взглядом свое творение. По кухне витал пьянящий аромат свежеиспеченного бисквита. Как он и предполагал, сливы нового сорта при запекании не превращались в бесформенную массу, а сохраняли внутри кисловато-сладкий душистый мусс. Стоило ждать три года, пока деревце принесло плоды.

Полюбовавшись еще немного, Эдя осторожно накрыл пирог ажурной салфеткой. Он отнесет Яде немножко сладкого — она это заслужила. После вчерашнего выступления (отставной полицейский смотрел его с пылающим лицом и нитроглицерином под языком) в нем вновь закипела жизнь.

Дважды повернув ключ в замке, пенсионер вышел из квартиры. Однако на лестничной площадке повернул обратно, снял в прихожей растоптанные клетчатые тапки и надел, черные лакированные ботинки, купленные по спецпредложению. По правде говоря, он приобрел их себе «на смерть», но сейчас был рад использовать для иных целей.

Перед квартирой на последнем этаже он остановился и, прежде чем постучать, по привычке приложил ухо к двери. До него донеслись детские голоса и голос Яди. К сожалению, он не мог разобрать слов. Наконец он поскребся о косяк и, не дождавшись приглашения, робко нажал на ручку.

Его обдало характерным запахом — и чужим, и одновременно желанным. Запахом дома, в котором есть женщина.

— Сюрприз! — Желая ободрить себя, он так браво гаркнул, что у Яди из рук выпал пакет апельсинового сока.

— А я… как раз к сочку кое-что принес. Чтобы так, по-соседски, в выходной посидеть, пополдничать… — Эдя лучезарно улыбнулся.

Яде было совестно прогнать его, хотя и хотелось. Она очень устала после вчерашнего выступления и еще не отошла от стресса. Кроме того, она не успела выспаться, потому что к Готе уже в девять пришла гостья — толстуха Надя. Мальчик, страшно счастливый, повел ее в своей уголок, забыв, что был в пижаме. Там они тихо играли в «маленькое семейное кладбище», если Ядя правильно поняла.

Поглощенная изнурительной подготовкой к конкурсу, она упустила из поля зрения удивительный процесс трансформации Готиной мучительницы в его же поклонницу.

Надя питала к мальчику все более теплые чувства. Они были почти неразлучны, как Абеляр и Элоиза, Танкред и Эрминия, Болек и Лёлек. Сразу после школы они шли к Эдварду. Проводили там время, готовясь к урокам и занимаясь всякими увлекательными делами — например, совершенствовали модель гильотины, за которой неистовствовал Робеспьер. Для Нади эти совместно проведенные часы были как путешествие в волшебный сад. Она научилась играть в скрабл и шахматы, открыла для себя канал «Animal Planet», но самое главное — она узнала, что ее можно любить, а не только бояться.

Умудренный опытом Эдя с радостью наблюдал, как с лица девочки исчезает выражение тупой озлобленности, уступая место искренней, спокойной улыбке.

В осеннем воскресном вечере, приправленном первыми заморозками, было что-то магическое для всех собравшихся в крохотной клетушке на Повислье. Ядя, Эдя, Готя и Надя сидели вместе, случайно или нет соединенные рукой судьбы. Неспешно ели Эдин бисквит, шутили, подкалывали Друг друга, но главным образом, в который уже раз обсуждали Ядино выступление. Было, однако, и невысказанное — каждый из них лелеял свою мечту. Ядя хотела выкарабкаться наконец с жизненного дна, а заодно и избавить Готю от бесконечного лицезрения собственных депрессий. Надя думала, как было бы здорово, если бы она смогла остаться с этими людьми навсегда. Готя хотел, чтобы его мама хоть раз в жизни что-нибудь выиграла, а Эдвард представлял, как он надевает на чей-то пальчик обручальное кольцо, и тоска, одолевавшая его все последние годы, постепенно отступала.

Начало недели принесло с собой новые репетиции. Первый танец — танго — не выявил бесспорного фаворита, но зато пробудил дух соперничества. Многие делали ставки на Молодого, но Циприан с удовлетворением отметил для себя недоработку некоторых деталей у зарвавшегося звездуна. Верена тоже потеряла форму. Она часто прерывала репетиции и взахлеб пила воду. Танго в ее исполнении получилось слабым, и это убедило ее бывшего партнера, что только с ним она умеет танцевать по-настоящему чувственно. Остальные, по оценкам Циприана, и вовсе не представляли никакой угрозы. Кроме того, уже после первого выступления пошатнувшееся ego танцора получило ощутимую поддержку: вновь активизировался его фан-клуб. Правда, средний возраст поклонниц-фанаток близился к пятидесяти, но любое проявление симпатии Циприан теперь принимал с благодарностью. Он не реагировал на наглые подколы Молодого, который называл его «климактерическим жиголо». Конкурент мог позволить себе грубость: его поклонницы были юными, красивыми и сексуально раскрепощенными.

Ядя же засыпала и просыпалась под ритм английского вальса. Пока она не знала его специфики и была уверена, что именно аргентинское танго представляло собой самую сложную задачу, с которой она, в общем-то, справилась. Но в конкурсах все происходит, как в фильмах Хичкока: вначале землетрясение, а потом еще хуже.

На первый взгляд танец казался простым, не требующим никакой эквилибристики. Но вскоре выяснилось, что если в танго партнеры должны идеально сыграть страсть, подчеркнув при этом свою индивидуальность, то в английском вальсе им следует стать единым организмом, сросшимся от коленей до груди. Этот симбиоз оказался столь коварным (по крайней мере, для Яди), что репетиции проходили крайне тяжело.

Кроме всего прочего, в душе Циприана бурлила обида. Танцор был убежден, что исключительно по вине Яди они выступили хуже, чем могли, и на этот раз решил не давать ей спуску. Но как только они попробовали сделать простейшие шаги, он понял, что сложностей не избежать.

Отбросив мокрое полотенце, Циприан с четвертого захода попытался объяснить этой тупице, чего хотел бы от нее добиться.

— Послушай, это действительно очень просто. Ну, как… — Он задумался, подбирая подходящее сравнение. — Ты напивалась когда-нибудь… эээ… до чертиков?