Причина смерти (СИ) - Лин Элен

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍-Тебе не нравится? – Осматривает красную ткань. – Мне переодеться?

Почему из всех шмоток в этом чертовом шкафу, она достала именно эту? Это уже чересчур!

-Снимай! – Сжимаю кулаки так, что ногти в мясо впиваются.

-Да в чем дело? – Теперь она испугана и отступает.

-Это не твое, какого черта ты его напялила?! – Меня уже трясет. Сначала она растеряна, затем в глазах зажигается понимание, а следом - злость.

-Ты издеваешься? Ты хранишь платье мертвой бывшей? – Теперь уже её очередь слетать с катушек.

-Быстро сними его. – Дышу тяжело, на грани срыва.

-Хорошо. – Стягивает с плеч и одним движением опускает на пол, перешагивает через него, идёт в спальню. Иду следом, подняв с пола платье.

-Зачем ты его надела? – Не унимаюсь, швыряя ткань на кровать.

-Я думала, что это моё. – Злобно кидает слова, натягивая футболку и джинсы. – Откуда мне было знать, что ты долбанный фетишист. Может, где-то и труп её спрятан? – Садится, натягивает носки.

-А что, его тоже на помойку выбросишь? Тебе же нравится уничтожать мои вещи, мою жизнь! – Со злостью срываю настенные часы и швыряю их в стену.

-Знаешь, это не честно! – Поднимается, подходит ко мне вплотную, пальцем в грудь тычет. – Хочешь дальше убиваться по ней – вперед, только зачем было меня втягивать? Зачем делать вид, что не плевать на меня, зачем спать со мной, добренького строить, заботливого? Эта баба и из могилы тебе жить не дает? – Проходит мимо, садится на пуф в коридоре, сапоги натягивает.

-Даже слова в её адрес говорить не смей! – Цепь срывается.

-Что ты сделал ей такого, что так себя наказываешь, Саш? – Хватает шубу и смотрит на меня, в глазах слезы стоят.

Её вопрос застает врасплох.

Скидывает снежную лавину на голову, выбивает воздух. Открываю рот, а сказать ничего не могу.

-Что? Что ты сделал? Убил её котенка? Избил её, ограбил, пристрелил её отца? – Приближается ко мне, всё ближе и ближе.

-Ничего я ей не делал, я никогда не поднял бы на неё руку. – Выдавливаю из себя.

-Врёшь. Если бы ты так сильно любил её, то с моста прыгнул бы ещё три года назад.  Что ты ей сделал? – Сам не заметил, как она прижалась ко мне, смотрит внимательно, слезы по щекам текут. Молчу, ничего не могу сказать. Вытирает глаза, сжав губы. – Нет, я больше не буду бороться с ветряными мельницами, иди ты на хрен, Сашенька. - Отвернулась, шубу накинула, дверь открыла.

-Куда ты? – Растеряно спрашиваю, словно только что оказался среди происходящего.

-Не бойся, не с моста прыгать. Всего хорошего. – Хлопает дверью, слышу стук каблуков в подъезде.

Гнев сошел, оставив за собой выжженную пустоту и стыд. Слышу, что в ванной до сих пор шумит вода, захожу на автомате, перекрываю кран, кипяток шпарил всё это время. Поднимаю глаза на запотевшее зеркало и замираю. Четко вырисованные буквы, послание, которое я увидел бы, приняв душ. «Я тебя люблю». Рукой стираю надпись, быстро выхожу. Дышать нечем, ком в горле. Мне надо догнать её, надо объяснить. Надо сказать: «Я тоже».

Даже куртку не надеваю, хватаю ключи и бегу вниз. Холодный воздух резко бьет по коже, когда открываю подъезд. Смотрю по сторонам, ищу её, а снег беспощадно ударяет по лицу, застилает глаза. Смотрю под ноги, вижу свежие следы, бегу по ним, поскальзываюсь, падаю на колени, поднимаюсь и снова бегу. Я должен её остановить, должен объяснить. Вижу силуэт около дороги, голосует. Кричу, зову её, но она так далеко или не хочет слышать. Останавливается машина, ныряет в салон.

-Софья! – кричу в последний раз и беспомощно провожаю глазами машину, тяжело дыша.

Достаю из кармана телефон, спешно набираю. Сбрасывает, сбрасывает, сбрасывает, сбрасывает, сбрасывает. Стою один. Ночь. Снег так и валит, окружая, замораживая тело в котором гаснет душа. Как я мог? Как?

33.

-Ксюш, иди ко мне. – тяну её к себе, прижимаюсь сзади, пока она серьги снимает.

Хочу её до одури, скоро яйца лопнут. А она морщится, плечами дергает, отодвигается.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

-Саш, я устала, голова болит ужасно. – опять начались её отмазки.

-у тебя уже два месяца голова болит. Может, она у тебя только на меня болит? Уже нашла мне замену? – огрызаюсь, хватая её за плечо.

-ты совсем идиот? – злится в ответ, вырывается.

-ну куда уж мне до тебя? Я ж тупой пацан, которого ты великодушно подобрала. Всё, надоело играть в Мать Терезу и с убогим трахаться? – нависаю над ней.

-что ты несешь? У меня болит голова, я же живой человек, а не кукла из секс-шопа, чтобы ноги раздвигать по твоему щелчку! – толкает меня в грудь, уходит на кухню.

-болит голова – иди к врачу! Может, заодно замуж за него выйдешь, коллегами будете. – обуваюсь, натягиваю куртку.

-куда ты пошел? – смотрит на меня из кухни.

-пойду искать алкашей, это же подходящее для меня окружение. А ты, принцесса, оставайся в замке и лечи голову! – хлопаю дверью, выбегаю.

-Саша! – слышу вслед, но даже не оборачиваюсь.

Сажусь в машину, матерюсь пока еду. Что ж, раз уж родился в семье алкашей, то отставать не надо. Останавливаюсь у бара, захожу внутрь, пробираясь через сугробы, дороги замело, снег сегодня сплошной стеной падает с неба. Занимаю столик, устраиваюсь на диване, сразу заказываю кружку пива, раздраженно скидывая звонки Ксюши. Быстро выпиваю, даже закуски принести не успевают. Нет, пивом я точно не смогу долго давиться, заказываю триста грамм водки. Первые три рюмки идут тяжело, обжигая горло и вызывая неприятные ощущения, зато дальше идёт хорошо, в прикуску с соленьями, чесночными гренками и лимоном. Замечаю на себе взгляд девушки, сидящей с двумя подругами за другим столом. Переглядываемся с ней, где-то в мозгу шевелится червячок воспоминаний, но пока не узнаю её. Продолжаю пить, а она встает из-за стола и идёт ко мне. Удаётся сфокусировать взгляд и узнать в ней одногруппницу Ксюши. Оля, вроде.

-привееет. А я смотрю – ты, не ты? Чего один тут? – приветливо спрашивает, в знак приветствия целуя в щеку.

-я теперь вообще один. – хмуро отвечаю.

-поругались что ли? – садится напротив, положив голову на руку.

-типа того. – пока не готов это обсуждать.

-эх, не удивлена, честно говоря. – притворно вздыхает.

-это почему же?

-да я всё удивлялась, почему она так о тебе говорит. Всегда катаешь её, обеспечиваешь, по дому хозяйничаешь, я же была у вас в гостях, видела, как ты носишься с ней, а она такое говорит, странно это. – поправляет волосы, не смотрит на меня.

-что же «такое» она говорит? – завожусь, злость накатывает с новой волной.

-что устает от тебя, типа даже в туалет одна сходить не может, везде таскаешься за ней, общаться не даешь ни с кем, контролируешь постоянно. Хотя, лично я ничего такого ненормального не замечала. На мой взгляд, она просто капризничает, слишком привыкла к хорошему обращению и наглеет. – машет рукой, продолжая стрекотать.

-посидишь со мной или подруги ждут? – предлагаю ей.

-да посижу, они всё равно уходить уже собрались, а я ещё хотела остаться. – уходит попрощаться с девчонками, берет сумочку, телефон и возвращается ко мне.

-садись. – хлопаю по дивану рядом с собой, немного двигаясь.

Вместе пьем, болтаем, приглашаю её потанцевать пару раз. Постоянно ко мне прикасается, наклоняется поближе, жмется бедрами. То на колено руку положит, то по руке погладит. Через пару часов уже сижу, обнимая её за талию и пьяный до чертиков.

-может, поедем ко мне? – предлагает, поглаживая меня по ноге.

-поехали. – сразу же соглашаюсь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Оказываемся в скромной съемной однушке с древним ремонтом, точнее, его отсутствием. Пьяный, злой на Ксюшу, злой на себя я с порога набрасываюсь на эту Олю. Секс был вялый, отвратительный, но после долгого воздержания и уверенности, что с женой у нас всё кончено – и это сойдет.

Провел у Оли неделю, всё это время жена пыталась звонить мне, писала, просила вернуться, говорила, что у неё важные новости. Первые четыре дня не просыхал. Сгрызал себя ненавистью, всё время размышлял, с кем же мне изменяет Ксюша, почему говорит гадости про меня, попутно выслушивая тирады Оли о её парне, который сейчас в армии, и как она его беззаветно любит. На пятый день алкоголь не лез, было плохо, одолела апатия. На шестой начал приходить в себя и понимать, что не могла Домовёнок такое говорить. На седьмой осознал, что без неё я скачусь в пучину вот таких заливаний глотки, левых баб, пока не дойду до уровня своих родителей. Мне надо увидеть её и всё рассказать. Молить о прощении всю оставшуюся жизнь, ноги ей целовать. Стоял в туалете, когда завибрировал телефон.