Масть - Виталий Каплан

Была, однако же, ещё одна причина, по которой отец Георгий не больно-то хотел породниться с семьёй Павла Никитича Буеракова. Мало нищеты, мало пьянства – Павел Никитич умудрился ещё на Святках попасть в нехорошую историю. Примерно тогда же, когда и у меня в Петербурге случились неприятности. Только у него хуже – сидел он сейчас под замком у нас в Конторе, в Тайной экспедиции, и ни шатко ни валко велось следствие о поносных речах, кои в пьяном виде произносил он о государыне нашей императрице вкупе со светлейшим князем Потёмкиным-Таврическим. Анюта, конечно же, была уверена, что Митиного отца оболгали низкие, подлые люди. Я не возражал ей, но прекрасно понимал, что отставной дьячок, да обиженный судьбой, да с пьяных глаз ещё и не такое сказануть может. А доносчика тоже легко понять – не донесёшь в течение суток, самого могут притянуть за укрывательство, пойдёшь в деле соучастником.

В общем, Павел Никитич томится у нас в темнице для подследственных, мать семейства, Елена Николаевна, уже больше года страдает от чахотки, а помимо Мити там ещё шестеро братьев и сестёр, от четырёх до двенадцати лет. И всех их надо кормить. А Митиного заработка – он подвизается служителем в больнице для бедных – хватает разве что на спасение от голодной смерти. Елена Николаевна раньше брала на дом шитьё, но теперь, как всем сделалось известно, что кашляет кровью, работу ей давать опасаются.

– Ну а что мне остаётся делать? – держась за мой локоть, спрашивала Анюта. – Приходится носить им из дома еду. По ночам, тайно. Без меня они бы совсем пропали. Представляете, Андрей Галактионович, я спрашиваю давеча младшенького их, Кирюшку, чего бы тот хотел больше всего на свете. А тот отвечает: кашки. Не медовых пряников, не яблочка – обычной каши, от какой в нашей семье малышня нос воротит!

– И давно вы так, Анна Георгиевна, под покровом мрака носите Митиной семье съедобную помощь? – поинтересовался я.

– Да вот вскоре после того, как Павла Никитича забрали в Экспедицию, – пояснила она. – Не каждую ночь выходит, конечно. Думаете, так просто выбраться из дому, чтобы никто не заметил? А еду припасать втайне от чьих-то глаз? У нас семья большая, и соседи тоже наблюдательные… И ведь если вскроется, то ни в жизнь не поверят, что я только чтобы маленьких подкормить… обязательно ведь подумают, что мы с Митей…

Обязательно подумают, молча согласился я. Удивительно, как она до сих пор не попалась. Прямо будто обладает способностью Иной… а ведь ни намёка на то.

– Уверены, что следует так рисковать? – Мне захотелось чуть её поддразнить. – Жили же как-то Буераковы и без вашего вспомоществования. А если вас разоблачат, ни о каком Мите уже и речи более не будет. Да и из больницы его могут выставить. Может, правильнее было бы просто молиться за них, надеясь на милосердие Божие?

– Да как же просто молиться, если можно делом помочь? – удивилась она. – Сказано же апостолом Павлом: «Носите тяготы друг друга, и тем исполните закон Христов». И у апостола Иакова тоже: «Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, а кто-нибудь из вас скажет им: идите с миром, грейтесь и питайтесь, но не даст им потребного для тела, что пользы?»

Да, видно, хорошо выучил отец Георгий своих детей. Священное Писание наизусть шпарят! А я вот с грехом пополам знаю только то, что за обедней читается. И ничуть от того не страдаю.

– Что ж, даже и возразить нечего, – изобразил я голосом огорчение. – Со святыми апостолами не поспоришь.

Интересно, что бы сказала она, услышав уроки Александра Кузьмича, когда тот внушал: «И запомни, Андрей, все россказни о богах и святых происходят лишь от того, что временами Иные открыто применяют магию, при людях. А то, бывает, и открывают им нашу тайну». Наверное, в точности, как Светлая целительница Марья Глебовна охала бы и осеняла себя крестным знамением.

Пока шли мы к дому Лонгиновых, погода заметно улучшилась. Растащило ветром облака, чуть даже посветлело – из-за звёзд. Белые, синие, рыжие… точно лепестки в цветке чьей-то души. Может, Господа Бога, в которого нам, Иным, верить глупо?

Я довёл её почти до Староспасской улицы и, поглядев сквозь Сумрак, нет ли какой опасности для девушки, деликатно с ней попрощался. Очень хотелось вновь погладить её по голове, но сейчас это было бы воспринято как неуместная вольность. И вообще девушка не свободна, все права на неё – у больничного служителя Мити. Да и на что она мне? Для утоления естественных желаний можно найти сколько угодно девиц – пышнотелых и стройных, смуглых и бледных, невинных и опытных… лишь помани пальцем… вернее, примени простенькое заклятье в пределах полагающегося тебе магического довольствия. А можно и без магии – просто позвенеть медными гривенниками…

Правильнее всего было про сию Анюту немедленно забыть и продолжить поиски возможных жертв упыря. Продолжить я продолжил, но заклятье «тёплая кровь» более ни разу не сработало. А забыть тоже как-то не получалось.

Интересно, а если бы я к ней посватался? Как повёл бы себя батюшка? С одной стороны, потомственный дворянин – это большой плюс. Сельцо Чернополье, сорок две души, домик в Твери – тоже плюс. С другой стороны, минусы. Промотал, проиграл в карты богатейшее дядюшкино наследство, сумасбродное поведение, ссора с могущественным князем Корсуновым… С третьей стороны – служба в тверской конторе Тайной экспедиции… это сразу и плюс, и минус. Плюс – немногие решились бы иметь меня во врагах. Минус – немногие захотели бы со мной приятельствовать. Непростой выбор встал бы перед отцом благочинным.

Впрочем, не встанет. Всё ведь это лишь игра ума, а всерьёз жениться на обычной человеческой женщине, пережить её смерть, смерть наших детей, внуков… нет, благодарю покорно, такого счастья мне не надо. Хватит и прежнего.

А погладить всё равно хотелось.

Глава 13

Как же быстро всё переменилось вокруг! В синем, почти безоблачном небе воцарилось тёплое жёлтое солнце, похожее на те первые одуванчики и цветки мать-и-мачехи, что повсюду вылезли из земли… из той подножной грязи, что недавно ещё раздражающе липла на сапоги. Трава тоже вымахала – ещё не в полный рост, но своё она вскоре возьмёт. И деревья в зеленовато-жёлтой дымке… и птицы голосят, радуются близкому уже лету.

Я тоже радовался – порученное мне дело двигалось лучше некуда. Рябой, морщинистый Михей Гаврилович, о котором все отзывались как о человеке опасном, подозрительном и непредсказуемом, легко заглотал наживку. Всего-то и стоило господину Мураведову насмерть упереться на десяти рублях, которые хотел он за такие полезные сведения. Если у Гаврилыча и были какие-то сомнения, то, столкнувшись с подобной алчностью, он враз успокоился. «Дело верное, – втолковывал я ему, потягивая скверное пиво. – И господина своего порадуешь, и рублей пятнадцать в карман положишь. Так не жмотись, я тебе ещё, может, не раз пригожусь».