Невеста-невольница - Кейт Хьюит

Внезапно кто-то резко дернул пластиковую занавеску ванной. Алтея открыла глаза. Крик родился у нее в горле, но с губ не слетело ни звука. Она лишь инстинктивно прикрыла себя руками.

Демос с потемневшим лицом и ходившими по нему желваками тем не менее довольно спокойно спросил:

— Объясни мне, пожалуйста, что на тебя только что нашло?

Алтея крикнула срывающимся голосом:

— Убирайся! Оставь меня одну!

Все чувства, с которыми она жила все эти годы, вдруг прорвались наружу. Не помня себя, Алтея замолотила кулачками по его груди, желая только одного: остаться одной.

— Убирайся! — воскликнула она и вдруг всхлипнула.

Демос поймал ее руки, поднял Алтею, поставил на пол.

— Ты моя жена, — начал было он, и это стало последней каплей.

— Тогда я отказываюсь быть твоей женой! Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое! Я хочу побыть одна! Что тут непонятного?

Чувства бурлили в ней, как раскаленная лава. Она снова дернулась, но Демос был как скала. И в эту минуту Алтея возненавидела его — он лишал ее свободы! Она с удвоенной силой замолотила по нему руками и не сразу поняла, почему это стало возможным: Демос отпустил ее руки и спокойно подставил себя под ее удары, которыми она вымещала все то, что копилось в ней долгие годы.

Сквозь пелену застилавших ей глаза слез Алтея увидела его лицо, и весь ее гнев и ярость сразу куда-то улетучились. На лице Демоса были написаны покорность и… отчаяние? На секунду у нее даже мелькнула мысль, что Демос винит в случившемся себя. Как будто он был виноват в том, что с ней произошло…

Почему-то это разъярило ее еще больше. Но силы внезапно оставили ее. Ярость была, а сил — не было.

И еще были слезы. Они лились потоком и грозили никогда не кончиться…

Но постепенно ее рыдания стихли, и тишину в ванной больше ничего не нарушало, кроме ее судорожных всхлипов, так как Демос, выключив воду, просто стоял рядом.

Посмотреть на Демоса Алтея не решалась. Затем она почувствовала на плечах большое пушистое полотенце. Демос взял ее за руку и молча повел за собой. Алтея покорно следовала за ним.

Возле кровати он остановился, промокнул полотенцем ее тело, накинул на ее плечи свою мягкую хлопковую рубашку, доходившую ей до колен. Когда Алтея легла в постель, Демос накрыл ее одеялом. Алтея тут же закрыла глаза, чтобы его не видеть. Почти сразу дверь спальни с тихим стуком закрылась.

Итак, Алтея осталась одна. Мыслей в ее голове не было никаких. И это к лучшему, так как сейчас ей ни о чем не хотелось думать. Прошло еще несколько минут, дверь снова открылась, и вошел Демос, включил лампу, поставил чашку рядом с ней и сел на кровать в ее ногах, не проронив ни слова.

Так прошло еще несколько минут. Наконец Алтея зашевелилась, села в кровати и поднесла чашку ко рту. В ней оказалось теплое молоко.

— Спасибо, — пробормотала она.

Демос снова промолчал, предоставляя ей возможность самой все рассказать. «Наверное, — промелькнуло у Алтеи в голове, — я должна это сделать. — И через секунду она поняла. — Более того, я хочу с ним поделиться тем, о чем еще никому и никогда не рассказывала!»

— Ты помнишь, — негромким, чуть срывающимся голосом начала она, — я говорила тебе, что моя мать умерла, когда мне было тринадцать лет? Мы с ней были очень-очень близки. — Она помолчала. — Когда ее не стало, мой отец не мог прийти в себя от горя. Нас это сблизило. Может, это прозвучит странно, но мы даже были счастливы вместе. Рады, что мы оба разделяем одно чувство потери на двоих. Обычно в выходные мы ездили к морю и искали красивые камешки. У нас набралась впечатляющая коллекция. — Алтее тяжело было возвращаться мыслями в тот короткий счастливый период их жизни и к тому, что последовало за ним, но она с усилием продолжила: — В общем, через несколько месяцев отец решил, что мы превращаемся в затворников. Точнее, он превращается. И стал чаще задерживаться на работе и приглашать на ужин друзей… Я же больше любила, когда мы были с ним вдвоем. — Алтея глотнула еще молока, избегая смотреть на Демоса. — Одному из его друзей я очень понравилась, — облизнув губы, через силу снова начала она. — Даже слишком. — Она умолкла, так как у нее сдавило горло от воспоминаний.

Демос издал какой-то звук, но она даже не взглянула на него.

— Однажды мой отец предложил мне показать ему нашу коллекцию самоцветов. Она хранилась в моей спальне…

Алтея закрыла глаза и съежилась, так как снова отчетливо услышала в ушах тот тихий, но настойчивый голос, когда дверь спальни за ними была затворена: «Будь пай-девочкой». Она поняла, что ее трясет, только когда почувствовала осторожное прикосновение к своему плечу.

— И сколько это продолжалось? — тщательно контролируя свой голос, спросил Демос.

— Пока мне не исполнилось пятнадцать и отец не послал меня в школу-интернат. Я приезжала домой только на каникулы…

— И больше тот тип к тебе не приставал?

— Потерял интерес. — Она сглотнула и сделала слабую попытку улыбнуться. — Наверное, посчитал, что я слишком взрослая. В общем, как будто ничего и не было.

— И?.. — подождав немного, спросил Демос.

— И все.

— Нет, что-то еще. — Он слегка сжал ее плечо. — Алтея, что было еще?

— Ничего! — Она скинула его руку и затрясла головой, не думая о том, что выдает себя. — Пожалуйста, оставь меня одну!

— Нет, — мягко, но решительно ответил Демос.

— Что ты еще хочешь услышать? — почти взмолилась Алтея. — Ты уже все знаешь.

— Нет, не все.

— Пожалуйста, — снова попросила Алтея. Ее голос упал почти до шепота. Она закрыла глаза. — Не заставляй меня.

— Ты боишься, что я изнасилую тебя так же, как тот подонок? — прямо спросил Демос.

Алтея вскинула на него глаза — ей показалось, что голос Демоса зазвенел, как будто она только что его оскорбила.

— Пожалуйста, не заставляй меня об этом говорить, — шепотом сказала Алтея и закрыла глаза, хотя ей уже самой хотелось поскорее покончить с этим. Хотелось облегчить душу. Может, это даже помогло бы хоть немного уменьшить чувство вины и стыда, с которым она жила столько лет. — Когда это прекратилось, — услышала она свой голос, не открывая глаз, — я испытала огромное облегчение. И еще… — Нет, она не могла заставить себя произнести это…

— Что еще?

— Еще я была разочарована, — почти неслышно прошептала она.

Это было то, что вызывало в ней чувство жгучего стыда. Она до сих пор помнила ту непонятную обиду, тоску и чувство отвращения к самой себе, что она может сожалеть о том, что все прекратилось.

Алтея боялась открыть глаза и узнать, что Демос презирает ее за это.