Плохая Мари - Марси Дермански

– Почему?

– Потому что это легко проверить.

– Если ты врешь?

– Ты заставляешь меня краснеть, Мари. Я не вру. Поверить не могу! Ты думаешь, я тебя обманываю!

Мари улыбнулась. Разговор ей нравился. Приятно было, что этот красивый молодой человек пытается произвести на нее впечатление. Бенуа Донель солгал ей про «Вирджини на море», но этот парень, напротив, мог быть только кинозвездой, никак иначе.

– Я только что снялся в новом фильме, – сказал он. – Съемки были в Париже. Это что-то запредельное. Париж обалденный город, ты согласна? Мы отсняли последнюю сцену сегодня утром, и меня вдруг осенило. Я подумал: зачем мчаться домой? Поеду-ка я лучше на побережье. Отдохну немного. Французская Ривьера. Я там никогда раньше не был.

Мари кивнула, слушая вполуха. Французская, блин, Ривьера. Именно на Ривьеру она направлялась. Хотя никогда не думала, что ее туда занесет. Как бы сделать так, чтобы кинозвезда говорил тише? Он разбудит Кейтлин.

– Ты когда-нибудь слышал о Лили Годе? – спросила Мари.

Кинозвезда непонимающе посмотрел на Мари:

– А кто это?

– Актриса, – ответила Мари. – Французская. Утверждает, что она тоже кинозвезда.

– Ты крутая, – заметил Эли. – Я о ней не слышал и вообще мало знаю о французском кино. Но я только что познакомился с Одри Тоту. Она такая милая. Наверное, это самая известная французская актриса. Ты о ней слышала?

Мари покачала головой и снова улыбнулась.

Кинозвезда улыбнулся в ответ. Зубы у него были великолепные. Абсолютное совершенство. Белые, сверкающие. Ему было не больше двадцати пяти. Когда Мари было двадцать пять, она училась складывать одежду в тюрьме. Для этого существовала специальная техника. После шести лет работы в прачечной Мари научилась делать это так ловко, что, работай она где-нибудь в настоящей прачечной, непременно потребовала бы прибавки к зарплате.

Мари посмотрела в окно. Снаружи было темно. Наступила ночь.

– Я родила Кейтлин в тюрьме, – сказала Мари. – Пока я не вышла, за ней присматривала моя подруга. Я не хотела, чтобы Кейтлин знала меня такой, понимаешь? Пока я заключенная. Я хотела, чтобы ее самые первые воспоминания были связаны с каким-нибудь приятным местом.

– Это понятно, – кивнул кинозвезда.

Мари забыла, как его зовут. Она нарисовала пальцем круг на его коленке. Настоящая кинозвезда. Хорошо бы еще кто-нибудь подтвердил это. Если не считать «Утиного супа», последний фильм, который она видела, был про чокнутую няньку с ножом. Мари так и не узнала, чем он кончился.

– У нее такие светлые волосы, – заметил кинозвезда, имея в виду Кейтлин.

У Мари волосы были, естественно, темные.

Придется еще не раз услышать это, если не вернуть Кейтлин матери, поняла Мари. Впрочем, можно покрасить ей волосы. Но это будет как-то неправильно. В конце концов, Кейтлин не виновата в том, что она блондинка. Лучше Мари покрасит свои волосы. Сама станет блондинкой. Мысль ей неожиданно понравилась.

Новая, улучшенная Мари. Живущая, может быть, в Ницце.

– Значит, ты хочешь поваляться на пляже, – спросила Мари и пошевелила пальцем в дырке, как бы намекая, что может продвинуться и дальше. Она по-прежнему держала руку на колене кино звезды. Он задал коварный вопрос насчет цвета волос Кейтлин, но, кажется, ничего не заподозрил. – Такие у тебя планы?

– Так точно. Собираюсь лежать на пляже и выпивать. Хочешь присоединиться?

– Конечно, – сказала Мари. – Хочу.

– Можешь остановиться у меня. Я буду жить в доме, который снял для меня мой продюсер. Он уверяет, что дом гигантский. Мне не разрешили говорить, чей он. Это секрет.

– Я бы поехала.

– Круто.

Тем не менее кинозвезда, похоже, был несколько растерян от того, что Мари приняла его предложение так быстро. Может быть, ей полагалось бы отказаться, но Мари была счастлива. Завтрашний день был прост и понятен, и, возможно, послезавтрашний тоже. И послепослезавтрашний.

– В этих поездах бывает шампанское? – спросила Мари.

Ей хотелось праздновать. Кейтлин спала. Французский полицейский не арестовал ее. Она ехала на виллу на Французской Ривьере с кинозвездой, которого номинировали на «Оскара». Даже мать Эллен не могла себе представить, что такое возможно. Для Мари, во всяком случае.

– Хороший вопрос. Пойду и проверю.

Мари улыбнулась.

Кейтлин заворочалась на сиденье.

– Кейтлин понадобится молоко, – сказала Мари, – когда она проснется. И что-нибудь поесть, наверное. Ей нравятся сэндвичи из багета.

– Думаю, я смогу их достать.

– Конечно. Ты же кинозвезда, – сказала Мари.

– Прекрати. – Кинозвезда погрозил Мари пальцем.

– Шампанское, – напомнила Мари.

Он ушел.

Разумеется, заплатит за все он. Мари взглянула на спящую Кейтлин. С каждой секундой она уносилась все дальше от Парижа, от Бенуа Донеля и от Эллен, которая теперь конечно же разыскивает ее. И ненавидит ее, как никогда в жизни. Но Мари едет на море и будет жить на вилле. Из окна она видела звезды, французские звезды, сияющие в небе. Когда появился кинозвезда, Мари улыбнулась и почувствовала, как в груди у нее потеплело. Почти любовь. Он улыбнулся в ответ.

– Я все принес.

Шесть крошечных бутылочек шампанского, три сэндвича из багета, молоко для Кейтлин и три пластмассовые баночки с шоколадным муссом.

Он принялся разливать шампанское в высокие пластмассовые бокалы.

– Я не знала, что шампанское бывает в таком виде, – сказала Мари.

Жизнь продолжала преподносить сюрпризы.

Пляж в Ницце оказался не таким, как представляла себе Мари. Она ожидала увидеть такой же рай, как в Мексике: прозрачная голубая вода, мягкий белый песок. Здесь песка не было. Пляж был каменистый. Весь берег покрыт галькой. По этому берегу Вирджини шла навстречу своей смерти.

Идти по гальке было нелегко. Кейтлин упала раз, потом еще раз, села на землю, сунула палец в рот и отказалась идти дальше. Кинозвезда с ними не пошел – он отправился в город, в парикмахерскую.

– Что, если я тебя понесу? – предложила Мари.

Кейтлин согласилась.

– Я теперь все время тебя ношу, – заметила Мари.

Кейтлин все больше и больше напоминала ей свою мать, Эллен. Мари знала, что Кейтлин в этом не виновата, но все равно сходство было неприятное. Они были в Ницце, на пляже. Идея оказалась замечательной, и она принадлежала Мари, и ей захотелось порадоваться этому.

– Смотри, как здорово, – сказала она Кейтлин.

Проведя шесть лет в тюрьме, она очутилась там же, где все богатые и знаменитые. На Французской Ривьере. На съемной вилле, с кинозвездой. И завтра, когда она проснется, настоящий повар приготовит ей завтрак. Руби Харт не поверила бы своим ушам. Она особенно беспокоилась за Мари перед ее выходом на свободу. Все время повторяла, что Мари еще не готова к реальной жизни. Мари вошла в воду и слегка макнула Кейтлин в набежавшую волну, так чтобы вода коснулась только ее ножек.

– Холодно, – сказала Кейтлин.

Мари не могла отрегулировать температуру воды, как в ванне. Она подняла Кейтлин высоко к небу, а потом опустила вниз, опять макнув ее в воду. И снова подняла.

– Вверх и вниз. И опять – вверх и вниз. Дикие скачки! – крикнула Мари. – Кейтлин мчится быстрее всех. Верх и вниз, вверх и вниз, вверх! И вниз! И кружится!

Кейтлин захохотала. Мари все еще могла рассмешить ее.

– Это самая большая ванна, в которой ты когда-либо купалась.

– Это не ванна, – возразила Кейтлин.

– Это ванна. Самая большая, – рассмеялась Мари.

– Нет, – упорствовала Кейтлин.

– Да, – сказала Мари.

Она принялась кружить Кейтлин, и Кейтлин перестала спорить. И все-таки Франция Мари не нравилась. Она оказалась не такой, как думала Мари. Кейтлин была чистенькой, на ней был чистый подгузник и новая одежда, за которую заплатил кинозвезда; они купили ее утром в дорогом магазине детской одежды на Английской набережной. Но Мари никак не могла избавиться от липкого страха, который испытала в туалете «Макдоналдса», стоя над грязной раковиной, с руками, испачканными жидким зеленым калом.

Эскарго ее не разочаровали.

В ресторане знаменитого Палас-отеля их подавали по полдюжины. Улитки утопали в расплавленном масле с чесноком.

Мари, Кейтлин и кинозвезду усадили в самом центре обеденного зала, прямо под люстрой. На Мари была новая одежда, которую купил ей кинозвезда; черный топ от Шанель, джинсы – не дырявые – и босоножки на высоком каблуке. Мари не слишком нуждалась в обновлении гардероба, но он предложил – и она не отказалась.

– Хочешь попробовать? – спросила Мари Эли Лонгсуорта. Еда нравилась ей неимоверно. Она удивилась своему желанию поделиться, в то время как точно знала, что хочет съесть все улитки сама и ей их даже мало.

Эли Лонгсуорт покачал головой.

– Я обожаю Францию, – сказал он, – но не улиток. Они похожи на морских червей. Ужас! Но если тебе нравится – то ради бога.

Мари вспомнила французскую актрису. Dégoûtant – так она выразилась об американцах, которые любят хот-доги. Что ж, она может оставить Бенуа Донеля себе. Пусть гниют на пару в своих печальных воспоминаниях. Мари улыбнулась своему кинозвезде. Кажется, он был не слишком умен. Она съела еще одну улитку, отломила кусочек французского хлеба и обмакнула его в соус.