Иммануил Великовский - Ион Деген

24. ГАРВАРДСКИЙ АСТРОНОМ НАЧИНАЕТ АТАКУ

Однажды в морозный февральский день к Великовским пришел Путнэм. Он был явно озабочен. Путнэм дал Великовскому прочитать два письма профессора Шапли, полученные компанией «Макмиллан», и его ответ на первое письмо.

«18 января 1950 года.

Джентльмены:

До меня дошел слух из достоверного источника, что, возможно, компания „Макмиллан“ не приступит к публикации книги „Миры в столкновениях“ д-ра Великовского. Этот слух — первое разумное в деле Великовского. Конечно, не мое дело, что вы публикуете; и, конечно, в этом случае я мог бы полагаться на суждения ваших экспертов больше, чем на свои чувства. Но я полагаю, что было бы уместно сообщить вам, что несколько ученых, с которыми я говорил по этому поводу (включая президента Гарвардского университета и всех сотрудников Гарвардской обсерватории), немало удивлены, что великая компания „Макмиллан“, известная своими научными публикациями, собиралась отважиться влезть в черную магию без внимательного рецензирования рукописи.

Утверждение, или гипотеза, или кредо, что Солнце остановилось, — наиболее отъявленный нонсенс в моей практике, а я встречал достаточно помешанных. Факт, что цивилизация существует в настоящее время, самое глубокое свидетельство, которое я знаю, что ничего подобного не случилось в историческое время. Земля не прекратила вращаться в интересах толкования (Святого писания).

Настоящее письмо, конечно, не для публикации или какого-либо дальнейшего использования, а лишь для того, чтобы сообщить, что для одного читателя научных книг издательства „Макмиллан“ вышеупомянутый слух — большое облегчение.

Искренне ваш

Харлоу Шапли».

Великовский прочел ответ Путнэма от 24 января 1950 года, в котором тот писал, что слух, о котором говорит профессор Шапли, не обоснован, так как книга по плану должна быть опубликована 28 марта сего года. Он писал, что книга публикуется не как научное издание, а как представление теории, на которую ученым в различных областях стоит обратить внимание. Поскольку представляемая теория весьма необычна, издательство уже давно готовилось к тому, что реакция на нее будет очень различной. Что касается личности д-ра Великовского как ученого, то профессору Шапли, вероятно, будет интересно познакомиться с краткой научной биографией, которая прилагается к этому письму. Статья Эрика Лараби вызвала большой интерес. Но книга заинтересует значительно больше и, надо полагать, отношение к ней профессора не останется тем же, что до прочтения книги. Вероятно, в начале марта издательство сможет прислать профессору Шапли экземпляр. Путнэм заключал свое письмо словами: «Я ценю дух вашего письма, но мне трудно поверить, что издание этой книги, представляемой нами как теория, ущемит ваши чувства по отношению к нашим публикациям в научной области».

— Путнэм, не понимаю, почему вы так встревожены и почему вы так расшаркиваетесь перед Шапли. Я бы просто оставил это письмо без ответа, — сказал Великовский, возвращая оба письма.

— Очень жаль, что вы не понимаете этого. Компания получила письмо, содержащее неприкрытую угрозу. Никакие слухи до Шапли, конечно, не доходили, потому что никаких слухов не было. Он посчитал, что это наиболее удобная и выглядящая наиболее интеллигентно форма угрозы. Мол, прекратите иметь дело с Великовским.

— И компания «Макмиллан» испугалась этой угрозы, если судить по вашей реакции?

— Естественно, испугалась. Да еще как!

— Ничего не понимаю.

— Основное дело компании — учебники и научные издания. Нам грозят бойкотом.

Прочтите внимательно второе письмо, и вам станет понятно, почему мы встревожены.

Путнэм протянул Великовскому письмо с грифом обсерватории Гарвардского университета.

«29 января 1950 года.

Дорогой Путнэм:

Спасибо за ваше подробное письмо от 24 января.

Будет интересно услышать от вас через год, ущемлена ли репутация компании „Макмиллан“ благодаря публикации „Миров в столкновениях“. Возможно, вы уже публиковали подобные „теории“ и вам известно, что реакция публики ни профессионально, ни финансово не безразлична? Сейчас мой главный интерес в публикации вами этой книги только лишь увидеть, будет ли реакция благоприятной — эксперимент в психологии ученых и публики.

Лараби, вероятно, не был в состоянии судить, но с позиции, занимаемой мною, небесная механика д-ра Великовского — абсолютный нонсенс. Возможно, в книге он рассматривает некоторые последствия, которые должны быть результатом описываемых им небесных манипуляций.

Если я не ошибаюсь, несколько лет тому назад (вероятно, три или четыре) по рекомендации Горация Калена или другого моего знакомого, д-р Великовский встретил меня в гостинице, в Нью-Йорке. Он искал моего одобрения его теории. Я был изумлен. Я оглядывался, чтобы убедиться, нет ли рядом с ним санитара. Он отказался от чая или коктейля; но он был очень привлекательной особой в манерах и речи. Я пытался, но безуспешно, объяснить ему, что, если бы Земля могла остановиться в течение такого короткого промежутка времени, это опрокинуло бы все, что сделал Исаак Ньютон; это уничтожило бы всю жизнь на поверхности планеты; это опровергло бы старательные беспристрастные находки палеонтологии; это сделало бы невозможной нашу встречу в здании в Нью-Йорке менее чем через тысячи лет после этих ужасных планетарных событий.

Д-р В. выглядел очень печальным. Я почувствовал, что ему очень жаль меня и тысячи других американских ученых в области физики, геологии и истории, которые так глубоко ошибаются Вас не должно удивлять, что я искал санитара. Но, конечно, если он и компания „Макмиллан“ правы, то я должен искать миллионы санитаров для нас, не желающих изменить факты и тщательные наблюдения природы в интересах толкования (Святого писания).

Естественно, как вы видите, меня интересует ваш эксперимент. И, откровенно, без того, что вы сможете убедить меня в том, что вы часто делали подобные вещи в прошлом без ущерба, я не смогу публиковаться в компании „Макмиллан“. Но это тривиально.

Один из моих коллег по заказу пишет комментарии на статью Лараби, и, будучи классицистом, по-видимому, переживает веселые минуты. Я не надеюсь, что будет шанс послать мне для моего коллеги ранний экземпляр пробных листов, чтобы можно было дискутировать с д-ром В., а не с м-ром Лараби?

Да, это будет интересный эксперимент. Кстати, я надеюсь, что вы проверили достоверность рекомендаций на д-ра В. Действительно, у него блестящая и разносторонняя карьера и она замечательно многосторонняя. Вполне возможно, что только этот эпизод с „Мирами в столкновениях“ — интеллектуальное мошенничество.

Искренне ваш

Харлоу Шапли».

Уважаемый читатель! Пожалуйста, остановитесь и прочтите снова страницы, документирующие встречу Великовского с Шапли в холле гостиницы «Комодор» в Нью-Йорке три года и девять месяцев назад, 15 апреля 1946 года.

Великовский ни словом не обмолвился о событиях, описанных в книге. Он только сказал, что в историческое время в Солнечной системе произошли изменения.

Не только к Шапли — к своим друзьям Великовский не обращался за одобрением.

Единственной целью встречи с Шапли была просьба о спектроскопическом исследовании атмосферы Венеры и Марса. Только для этого Великовский предложил Шапли прочитать его рукопись. До появления статьи Лараби Шапли не имел представления ни о содержании книги «Миры в столкновениях», ни об «остановке Земли в течение такого короткого времени». Это совершенно очевидно даже из ответов Шапли на письма Горация Калена.

Шапли не читал книгу, против публикации которой он яростно выступал. Оба его письма — не только неприкрытая угроза издательству «Макмиллан», но и к тому же явная ложь и неспровоцированное оскорбление Великовского как личности.

Издательство «Макмиллан» имело возможность убедиться в достоверности рекомендации и биографии доктора Иммануила Великовского. Причем, доктор Великовский сообщил о себе только сухие факты: дата и место рождения, где и когда учился, где работал, где и что опубликовал. Компания «Макмиллан» получила рекомендации от многих ученых, в том числе от председателя Венского психоаналитического общества, назвавшего еще молодого Великовского гением.

Угрозы, ложь, оскорбления (вскоре мы убедимся, что этим не. ограничивается «арсенал» приемов профессора Шапли) как-то не сочетаются с образом прогрессивного американского ученого, либерала, борца против маккартизма. Вероятно, о человеке следует судить не по тому, за кого он себя выдает тщательно продуманными и выставляемыми напоказ поступками, а по его поступкам импульсивным, не рассчитанным на демонстрацию, но определяющих неприкрытую сущность.

Даже выслушав объяснение Путнэма и прочитав второе письмо Шапли, Великовский не представлял себе истинного значения происходящего. Если бы он мог предвидеть, как эта история отразится не только на его судьбе, но также на судьбе Путнэма, он не оставался бы таким спокойным.