Хардкор - Владимир Венгловский

— Олег!

Мой друг повернулся, и мост ушел у него из-под ног. Я успел схватить Олега за руки, лежал на ветке, держа его на весу. Подбежала Илва и упала рядом со мной, пытаясь помочь.

— Я сейчас, — сказал Олег, пытаясь зацепиться ногами за остатки моста. — Я поднимаюсь.

Щелкнул арбалет, за ним второй. Олег дернулся, обмяк и сразу стал тяжелее. Из его спины торчал болт. Он вошел точно между лопаток выше заплечного мешка, как копье в спину легендарного Зигфрида.

«Всё, не спасти!» — мелькнула мысль.

Холодное, тупое отчаянье заполнило сознание, затмило разум. Я словно наблюдал за собой со стороны. Кто я — коммерческий советник, даже во сне видящий биржевые графики, или воин, что ушел, бросив свой дом и свою привычную жизнь? Какая судьба настоящая? Я потерял всех, кого любил — Марию и Гулльвейг, а теперь теряю Олега. Он мой друг и мой враг, единственный, на кого могу положиться. Где-то там, в другом мире у компьютера билось его тело.

Мы втащили Олега не ветку, листва скрыла нас от преследователей. На губах Олега выступила кровавая пена.

— Не умирай, Бефстроган, не умирай, — прошептал я.

Режим «хардкор». У каждого персонажа лишь одна жизнь. Сколько продлится соединение, после того, как информация о виртуале будет стерта? Сколько времени осталось у Олега в реальности?

Илва громко и протяжно завыла, подняв голову к небу.

Я вынул из кармана склянку с мутной жидкостью, вытащил пробку и влил содержимое в рот Олега.

— Что это? — спросила Илва.

Я вспомнил пещеру в горах Драгборна и три могилы у ее входа. После того, как похоронил воительниц из «Алого шиповника», я вошел в пещеру сам. Что вело меня — месть или желание заполучить артефакт? Я не знаю. Каждый раз мой разум подсказывает иные варианты тех событий.

Пропитанный черной кровью факел горел, источая смрадный дым, но едва разгонял темноту пещеры. Я стоял в маленьком, отвоеванном у тьмы пространстве света. Мгла клубилась среди сталактитов, на которых кое-где светились искорки светлячков. Ее холодное дыхание проникало под куртку, заставляя дрожать тело. Возможно, это был страх, граничащий с отчаяньем. Тот, который бросает тебя в бой, на погибель, когда ты не хочешь, но всё равно делаешь, что должен.

«Ш-шорх. Ш-шорх». Удивительно, как такое большое создание могло так тихо красться? Обычно ящерицы шипят, принюхиваясь к окружающему длинным раздвоенным языком, но василиск молчал. В тишине его лапы издавали едва слышный шорох. Я зажмурился, крепко сжимая меч. Перед глазами остались искорки светлячков.

Главное, не смотреть василиску в глаза. Его взгляд подавляет, лишает воли, и тогда огромная ящерица съедает живого парализованного врага. Так они и погибли, Марлис, Тересия и Адела. Я не слышал, когда они уходили из лагеря. Не знал. Монстр убил девушек и оставил их тела на потом. Что ж, сейчас перед ним новый враг.

Я увидел глаза василиска даже сквозь закрытые веки — во тьме появились два новых подвижных светлячка. Они ползли, приближались, увеличиваясь в размерах.

«Ш-шорх. Ш-шорх».

Захотелось опустить меч. Всё равно не спастись. Всё в этом мире бессмысленно, не лучше ли закончить жизнь здесь и сейчас? Но у входа — три могилы. Мои пальцы содраны о камни, когда я их копал.

Я скорее почувствовал, чем услышал взмах когтистой лапы. Главное, не открывать глаза! Я отскочил в сторону, стукнулся спиной о сталагмит и рубанул мечом. Клинок нашел свою цель, пробил чешую, вонзаясь в плоть. Василиск заревел. Раненый, он бросился в атаку с намерением смять ненавистную добычу, что не хочет позволить себя спокойно сожрать. Шаг влево и новый удар! Туда, где по моим расчетам должна находиться шея чудовища. Рев василиска оборвался. Рухнул сбитый телом ящера сталагмит. И наступила тишина.

Василиск еще дышал, когда я вонзил острие меча в его грудь. Наверное, чешую и глаза можно было продать, а из когтей сделать ожерелье — символ доблести любого воина, но меня это не интересовало. То, что я хотел найти, находилось глубже в пещере.

Когда я подошел к сундуку, несколько теней бросились в разные стороны и скрылись в темных углах пещеры. Интересно, оставил ли Безумный Кроу ловушку? Вопрос удачи. Я открыл незапертый сундук и достал единственное, что скрывали его глубины — склянку, наполненную мутной жидкостью.

Жаль, что со времени смерти трех девушек прошло слишком много времени, и их уже не вернуть.

— Это фиал возрождения?! — удивилась Илва.

Я не ответил, наблюдая, как мутная жидкость, больше похожая на продукт жизнедеятельности, чем на волшебство, дарящее вторую жизнь, клокотала во рту Олега. Мой друг поперхнулся, закашлялся, выплевывая жидкость вместе с кровью. На ветвь упал вышедший из его спины арбалетный болт, покатился и полетел к земле.

— Сам ты Бефстроган, — сказал Олег, через силу улыбаясь.

Кровь медленно возвращалась к его побелевшему лицу.

Когда у меня появился фиал возрождения? Сейчас, едва я вспомнил подробности придуманной жизни, или случайный могущественный артефакт достается каждому при входе в игру? Воспоминания накладывались друг на друга, не позволяя охватить четкую картину происходящего.

Илва расстегнула куртку Олега. На груди моего друга по-прежнему расплывалась бесформенной кляксой серая затвердевшая кожа. Один из ее отростков поднимался на шею. Фиал возрождения дарит новую жизнь, но не может отменить превращение в тролля. Таковы законы этого мира.

— Спасибо, — поморщился Олег, приподнимаясь. — Что будем делать дальше?

Он достал из кармана трубку, подумал и спрятал обратно. Затем сорвал веточку с листом и сунул в рот.

Пространство вокруг нас затягивала паутина, ловчие сети висели на ветках серыми грязными лоскутами. Невдалеке виднелись остатки брошенного паучьего корабля — летающего гнезда, который осенний ветер гонит по воздуху, перенося пауков в новые места обитания. Запасы паутины хранятся в коконах, из которых уже выбрались детеныши. Раскрой один из них — и сотни метров паутины развернутся парусами, подхватят корабль и понесут вдаль.

Враги ждали внизу, враги стояли на балконе башни волшебника, готовые выстрелить, едва нас заметят. Ближе к дереву ветвь голая — выйди на нее и окажешься открытой мишенью. Я посмотрел в небо. Высоко над нами светило солнце и зеленела листва.

— Пленники, что пойманы судьбой, как им спастись, куда идти?

У основания ветви сидел Вот. Ветер развевал его черный плащ, теребил перья ворона на его плече.

— Откуда ты взялся? — прокричал я.

— Ведь пленники не птицы, летать не могут. — Вот, словно не замечая моего вопроса, пригладил перья птицы. — Но коль рискнут они последовать дорогой восьмилапых, то смогут изменить несправедливый приговор судьбы.

— Кар-р! — заорал Хугин.

— Не кричи на ухо! — стукнул его по клюву Вот.

— Возможно, он прав, — сказал Олег и выплюнул ветку. Кружась, она полетела к земле. — За дело? — Он первым пошел к гнезду пауков.

На его куртке между лопаток расплылось кровавое пятно.

— Я не полечу, — сказала Илва.

Старое гнездо цеплялось за ветки, ошметки парусов трепетали на ветру. Раздвинув клочья паутины, Олег вошел внутрь воздушного корабля.

— Есть целые коконы, — сообщил он оттуда.

— Пойдем, — потянул я Илву за собой.

— Вы сумасшедшие, — сказала она. — Волки летать не умеют.

— У тебя есть другой план?

Стрелки заметили движение, и в ветвь воткнулись несколько болтов.

— Нет. — Илва нырнула под серые пряди паутины.

Вот снял шляпу и поклонился. Я помахал ему рукой. Внутри гнездо почти не защищало от ветра. Десятки слоев паутины стягивали множество тонких и хрупких на вид веток, прочно крепили к полу коконы.

— Держитесь? — спросил я.

Казалось, что ветки сломаются под нашим весом. Паутина прогибалась, но не рвалась. Коконы лежали так, что освободившиеся паруса вырвутся через вход наружу.

— Держимся, — сказал Олег.

— Давай быстрее! — взвизгнула Илва.

Схватившись за стенку гнезда левой рукой, правой открыл крышку кокона и едва успел увернуться от выстрелившего комка паутины. Вылетев, он развернулся длинным парусом. Воздушный корабль рванулся на свободу, сдерживающие его ветки затрещали.

— Еще! Давай еще, на одном не улетим! — закричал Олег.

Завизжала Илва. Возле меня тугим жгутом сплетенных из паутины веревок гудело растянутое основание паруса. За гнездом оно становилось все шире и шире, превращаясь в огромное крыло-парашют. Я дотянулся до второго кокона и сбросил с него крышку. На этот раз я был подготовлен к тому, насколько стремительно вылетит паутинный сгусток, и успел уклониться. Зазевайся — и тебя собьет с ног, выбросит за пределы воздушного корабля.

Возникло сообщение: «Ваша ловкость достигла девяти единиц».