Царь царей... - Сергей Минцлов

Палеонтолог посмотреть на часы, как бы желая удостовериться, не наступила ли ночь: было всего четыре часа.

Михаил Степанович ехал впереди рядом с татарином. Вдруг оба почти одновременно остановили лошадей; татарин соскочил с седла и, нагнувшись к самой земле, принялся разглядывать что-то находившееся на ней.

Подъехавшие остальные путешественники увидали многочисленные и свежие конские следы, глубоко оттискивавшиеся на сырой земле.

Татарин внимательно разглядывал каждый след, затем, сосчитав их, быстро вернулся и сел на лошадь.

К удивлению Михаила; Степановича, он направился не по следам, которые несомненно привели бы в конце концов к какому-нибудь человеческому жилью, а пересек их почти под прямым углом.

Молодой этнолог освободил несколько рот и догнал опередившего его татарина.

— Почему ты, Едигей, не поехал по следам? — спросил он, тронув за плечо его.

Едигей оглянулся.

— Следа эти наша, господин! — вполголоса ответил он, и серьезно-спокойные слова эти обдали Михаила Степановича ледяной волной.

— Наши? — в ужасе повторил он. — Значит, мы заблудились?!

— Бог захочет — спасет, нет захочет — умрем! — с тем же глубоким спокойствием сказал татарин. — Все Бог… Надо спать теперь, — добавил он, — темно совсем, глаз суком выбьет!

В глухой тайге опять вспыхнули под деревьями яркие глаза костров; неохватные ели между ними озарились и вырисовывались снизу каждым сучком своим; ближайшие к огням ветви наклонялись и трепетали. Нет-нет и пламя выскакивало из костров, яркими змеями обвивалось вокруг ветвей и, треща, потухало где-то глубоко в черной груди беспомощно отмахивавшихся от этих змей исполинов.

— Пожара бы не произвести! — с испугом сказал Иван Яковлевич, увидав перебросившейся в высь огонь.

— Ничего! — отозвался охотник. — Деревья так легко не загорятся. Поземка[11] в бору страшна, а здесь мокро, бояться нечего.

Татарин с помощью остальных слуг заготовил на ночь огромные вороха сучьев и небольших деревьев. Костры им были разложены почти сплошным кольцом, внутри которого располагались под деревьями люди и лошади.

Ночь выросла черная как уголь; над землей светились звезды, но ни один луч их не проникал сквозь мощно сплетенный навес из ветвей в лесной грот к путешественникам.

Михаил Степанович казался очень утомленным и первый улегся на подобие постели, устроенной на куче веток, настланных для предохранения от воды.

Разговор между бодрствовавшими путешественниками не вязался: ночь зачаровывает вое и живое и мертвое, и самый болтливый из людей смиряется и стихает, очутившись лицом к лицу перед бездной ее.

То с одной, то с другой стороны слышался иногда волчий вой, и мирно жевавшие траву кони подымали тогда головы и настораживались.

Господа уснули. Но татарин нашел нужным устроить смену из слуг, и всю ночь одинокая фигура кого-нибудь из них бродила, как безмолвный дух, от костра к костру, подкидывая дрова то в тот, то в другой; огонь с треском вспыхивал ярче, взлетали звездами искры, и сонная тишина снова охватывала бивак.

XV

Не то сумерки, не то туман висели под деревьями, когда путешественники один за другим стали просыпаться. Часы показывали семь, но татарин, хлопотавший всегда спозаранку около лошадей, лежал на боку под елью; вьюки и седла оставались на земле; спутанные лошади объедали мох у корней деревьев.

— Едигей, что ж ты не седлаешь? — крикнул, подходя к нему, Свирид Онуфриевич.

— Солнца нет, — ответил не изменяя позы, татарин. — Куда пойдешь? Ждать надо…

Свирид Онуфриевич поглядел вверх, покрутил усы и, не сказав ни слова, отошел прочь.

Антон, обвертев опять себе голову всяким тряпьем, занимался поисками воды для утреннего чая и умыванья господ. Отходить далеко от бивака было опасно, поблизости же воды нигде не оказывалось. Антон взял в одну руку суковатую дубинку, в другую — пустое ведро и, часто оглядываясь назад, чтоб лучше запомнить место нахождения бивака, углубился в лесную тьму.

Прошел час, другой — Антон не возвращался. Мирно беседовавшими в ожидании его путешественниками овладело наконец беспокойство. Иван Яковлевич встревожился более всех.

— Наверное, наверное он заблудился! — повторил он несколько раз, вставая и начиная прохаживаться по свободному месту между кострами.

— Иду отыскивать его!

И старый ученый с решительным видом принялся обматывать голову полотенцем, бездействовавшим по отсутствию воды.

Михаил Степанович удержал его за руку.

— Нет, — с несвойственной ему твердостью заявил он, — вы никуда не пойдете, Иван Яковлевич: пойдешь мы со Свиридом Онуфриевичем.

Охотник молча стал снимать с ветки висевшее ружье. Искусанный накануне до полусмерти Кузька не решался отойти от места ночлега и только глядел на хозяина, колотя хвостом.

— Иси! — сурово сказал Свирид Онуфриевич.

Кузька покорно подошел к нему.

Сборы были недолги, и оба приятеля вышли за черту огней. Свирид Онуфриевич отыскал на земле след старика и указал его собаке. Кузька обнюхал и, сопровождаемый облаками комаров, уверенно побежал дальше.

Почва становилась все влажнее; исполинские хвойные деревья редели.

— Небо! — с облегчением проговорил Михаил Степанович, увидав, наконец, вместо черно-зеленого навеса простор над собой. Ему показалось, будто его вдруг выпустили на свободу из какой-то страшной тюрьмы. Перед ними приятно зазеленела березовая поросль; по синеве неба скользили сверкающе-белые облака, солнце изредка брызгало сквозь них золотом, и молодой березняк менял тени на свет и весь сиял и шумел, как бы радуясь, что он такой белый и что такие яркие изумруды в кудрях у него.

Путники вступили в поросль; идти приходилось по моховым кочкам, появившимся в изобилии. Кузька несколько раз останавливался и делал стойки, но Свирид Онуф-риевич махал рукой, и умный пес принимался снова колесить по следам Антона, то и дело описывавшим круги по кустам. К удивлению охотника, следы в одном месте вдруг утроились.

— Что он, с ума сошел или заплутался совсем? — пробормотал Свирид Онуфриевич. — Зачем он три раза пробирался здесь то вперед, то назад?

Не сделали они и двадцати шагов по тройному следу, как кусты раздвинулись и впереди открылась синева воды. В низких берегах извивалась окруженная высокими камышами небольшая речка. Влево и вправо зеленела обнаженная кочковатая равнина. Антона на ней видно не было.

Свирид Онуфриевич снял с плеча ружье и выстрелил в воздух.

— Смотрите! — быстро произнес Михаил Степанович. — Люди!