Будь моей навсегда - Фрэнсин Паскаль

— Надеюсь, ты не против... Твоя мама сказала, что я могу подняться сюда. Я только хотел сказать тебе, что очень сожалею о твоей сестре, — выпалил он. — И Регина тоже. Это, должно быть, так для тебя ужасно...

Всего двадцать часов назад сама мысль о том, что Николас будет в ее спальне, была бы благодатной пищей для бесчисленных фантазий, но теперь, когда он в самом деле стоял здесь, Джессика обнаружила, что ее это не волнует.

— Они там формируют поисковые группы, хотят искать ее, — сказала она на редкость вялым для себя голосом. — Если хочешь помочь, пойди и поговори с мистером Коллинзом.

— Я схожу. Попозже, — сказал он и протянул Джессике сумку и пальто. — Я вот принес твою одежду. Я думал, что тебе она, наверное, нужна.

— Спасибо. — Джессика взяла сумку и пальто и безразлично швырнула их на кровать.

Николас посмотрел на нее.

— Ты не хочешь немного поговорить? Похоже, что друг тебе бы не помешал.

Джессика пожала плечами.

— Ну давай же, Джес, поговори со мной. Ведь этот кошмар, наверное, просто убивает тебя, а я готов голову дать на отсечение, что у тебя столько всего внутри... — Он взял ее за руку. — Поверь мне, тебе станет только лучше, если дать этому выход.

—Ты меня не поймешь...

— А ты попробуй. Может быть, и пойму.

Сердечные слова Николаса и их ласковая убедительность сломали сопротивление Джессики.

—Ладно, — сказала она. — Пойдем погуляем. Немного свежего воздуха мне не помешает.

Выйдя из дома, они неторопливо зашагали по испещренному полосками солнца тротуару. Несколько минут ни один из них не говорил ни слова. В конце концов Джессика нарушила молчание:

—Лиз — очень необычный человек.

—Должно быть, так,— согласился Николас. — А какая же она?

— Ну, внешне она в точности такая же, как я, но внутри она полная противоположность мне, — и в начинающейся истерике Джессика выпалила: — Она никогда в жизни не сделала бы со мной то, что я с ней сделала вчера вечером!

—Ну-ну, все в порядке.

Николас слегка погладил ее по спине, а Джессику уже охватили неудержимые волны слез.

—Нет, не все в порядке! — сверкая влажны ми глазами, она резко развернулась к нему. — Это я виновата, что Лиз где-то там, и ее, по всей видимости, держит заложницей какой-то маньяк. Или еще что похуже. Если бы я проявила о ней хотя бы половину той заботы, которую она всегда проявляет обо мне, то она бы уже сейчас была с нами!

—Стоп-стоп, Джес, — Николас обнял ее. — Я не знаю в точности, что здесь происходит, только не понимаю, как ты можешь отвечать за это.

—Зато я понимаю! Вчера вечером я должна была понять, что Элизабет в опасности! Я должна была это понять задолго до того, как Тодду пришлось вколачивать это в меня, сталкивать меня в бассейн. Должна была, Николас, но не сделала этого. Вот в чем была моя вина.

—Но тогда почему же... — Николас озадаченно посмотрел на нее.

—Да потому что... потому что... — Джессике было очень трудно произнести эти слова. — Потому что все мое внимание было слишком поглощено тобой, чтобы думать о Лиз.

Она была не в силах видеть реакцию Николаса и, опустив глаза, пристально смотрела на носки своих туфелек. А Николас, взяв ее лицо в руки, осторожно приподнял ее голову к своему лицу.

— Я тебе не верю, — негромко сказал он.

— Но это правда, — отозвалась она, не беспокоясь более, что он это узнал. — Я же совсем не случайно первой приехала на ваш вечер, и я так торопилась добраться туда... встретиться с тобой... что даже не потрудилась подождать, пока Лиз вернется домой.

—Понятно, — сказал Николас, и на какое-то мгновение сквозь встревоженное выражение его лица пробился веселый проблеск. — Только каким же образом это делает тебя ответственной за ее исчезновение?

—Да неужели ты не понимаешь?! — воскликнула Джессика, для которой все это было кристально ясным и бесспорным. — Я ведь еще когда собиралась вчера на ваш вечер, должна была предположить, что с Лиз что-то произошло. Лиз опаздывала, а я не знаю человека надежнее ее, когда дело идет о том, чтобы попасть куда-то к определенному времени. Вот тогда-то я и должна была попытаться разыскать ее, а не несколько часов спустя!

Николас привлек Джессику к себе, стараясь успокоить ее.

— По-моему, ты чересчур уж сурова к себе. Ты просто взгляни-ка получше на то, что произошло. Твоя сестра, по всей видимости, исчезла за добрый час до того, как ты еще только ожидала ее возвращения. Так что ты все равно не смогла бы сделать ничего, чтобы помешать этому.

— Вот и расскажи это Тодду и моим родителям! — с горечью сказала Джессика.

—А они тебя обвиняют? — спросил Николас.

— Да им и не надо этого делать. Я и так это вижу по тому, как они смотрят на меня.

—А ты не думаешь, что ты чуточку, ну вот самую малость, несправедлива к ним? — осторожно спросил Николас. — Я уверен, что они обвиняют тебя ничуть не больше, чем, например, я. Словом, как бы там ни было, я понимаю, что ты сейчас переживаешь.

—Никто не может этого понять, — упрямо сказала Джессика.

— Никто? — с вызовом переспросил Николас. — А я вот переживал то же самое восемь лет назад, когда мне было десять лет, а Регине — восемь. Моя семья арендовала тогда летний дом в штате Мэн, такую старую деревянную хижину на утесе с видом на океан. Ну, и как-то раз родители оставили меня присматривать за Региной, а сами отправились покататься на лодке с приятелями. А мы с Региной были тогда... ну на таком этапе ненависти друг к другу, и я просто дал ей делать все, чего ей захочется, не обращая на нее особенного внимания. И спустя пару часов после ухода наших родителей на чердаке, где спали мы с Региной, вспыхнул пожар. Меня охватила паника, я выбежал из дома. А Регина следом за мной не выскочила, но я... я был слишком перепуган, чтобы возвращаться в дом и искать там ее. Дом сгорел дотла, и в течение нескольких часов после этого я был убежден, что убил ее. И я чувствовал, что тоже не заслуживаю права жить. Я не сомневался, что и мои родители испытывают такое же чувство... ну, пока мой отец не сообразил, что со мной творится. И он сказал мне, что никто, мол, и не рассчитывал, что я стану проявлять героизм ценой собственной жизни... что я, мол, всего-навсего человек. Не знаю, понял ли я тогда, что он хотел этим сказать, но теперь-то я это понимаю. Ты вела себя совершенно по-человечески, Джессика. Ты не сделала абсолютно ничего, чтобы повредить своей сестре, и я готов поклясться, что уж тебя-то она меньше всех винила бы в этом. Эта ситуация была тебе совершенно неподвластна.