Земля мёртвых душ - Елена Горелик

Лис вздохнул и, порывшись в "багажном отделении" под облучком, достал полотнище и две палки — собрался сооружать что-то вроде палатки. Краем уха я услышала, как он тихо велел мальчишкам тащить одеяла.

Лишь с третьей попытки Дойлен сумел забраться в фургон. Я тут же кинулась к кожаному ящичку со снадобьями: полгода общения с опытной травницей научили меня разбираться в травах, и мне не понравился запах того пойла, которым он заливался в трактире. Хорошо, что в этой местности кошку днём с огнём не найти, у нас на такой ядрёный аромат валерьянки сбежались бы усатые-полосатые со всего микрорайона. А если учесть, что валерьянку нельзя принимать одновременно с алкоголем, и то, сколько Дойлен выпил, то нейтрализовать её нужно немедленно, пока ему плохо не стало. Грабителям фиолетово, что станется с их сонной жертвой, а мне — нет… Бутылочка с настоем остролиста для приготовления тонизирующих напитков. Крепкий кофе был бы лучше, но и это тоже неплохо… Он выпил бы весь настой, залпом, если бы я не налила порцию в чашку. С этим тоже перебирать не стоит… Вот. Теперь он заснёт естественным сном алкоголика, а не под действием лошадиной дозы валерьянки.

— Ложись, — убрав снадобье, я откинула меховое одеяло. — Тебе выспаться надо. Ну, пожалуйста, не упрямься.

— Ты меня… простила, да? — он снова улыбался. И опять в его глазах не было и тени опьянения. Вот язык заплетался, это факт. — Вместо того, чтобы палкой по темечку… Потому что заслужи-и-ил…

Качнувшись вперёд, Дойлен схватил меня за голову и крепко — у меня чуть не в буквальном смысле сердце остановилось! — поцеловал… К прежним "ароматам" примешался ещё привкус усиленного магией зелья, но не было той горечи, которую я почувствовала сегодня днём.

— Простила? — снова спросил он, едва я отдышалась.

— За что? — спросила я. С одной стороны, мне это нравилось всё меньше и меньше, а с другой… Чёрт возьми, двойная магическая преграда между нами прогнулась под его давлением и тихо лопнула, заставив меня дрожать от страха…и чего-то ещё, странного. Вино, что ли, так действует?

— За всё, — что ж, какой вопрос, такой ответ. И язык у него уже не заплетается. — За всё… Иди ко мне, любимая…

— Дойлен, ты что? Ты что де…

Заткнуть женщине рот поцелуем — древний, как мир, приём. Я бы верещала от страха, но не могла издать ни звука, кроме невнятного мычания. Я отбивалась, как могла, изо всех сил… Будь у нас впереди безопасное путешествие и много-много лет в запасе, не было бы никаких возражений. В конце концов, кое-что между нами было, и быльём ещё порасти не успело. Но не сейчас. Не сейчас, когда на нас охотятся, когда каждый неверный шаг приведёт к быстрому и страшному концу!.. Но, видно, есть бог. Не суть важно, на небе или в душе каждого из нас — он меня услышал.

Дойлен выпил слишком много для того, чтобы совершать ещё и постельные подвиги. Он попросту захрапел, придавив меня всей своей массой.

— Ч-чёрт… — выдохнула я, осознав, что случилось. — С этим надо что-то делать.

Собственно, его можно понять: здоровый, полный сил мужчина столько времени рядом с женщиной. Но его извиняет только количество выпитого, сама будучи "под мухой" чуть не натворила глупостей. А то, почему он напился… Несмотря на любопытство, лучше не спрашивать. Захочет, так сам расскажет. Не захочет — из него и клещами не вытянешь.

Кое-как выбравшись на свободу и поправив платье, я всё-таки решила не перебираться в палатку. Дойлен уснул, и магическая преграда опять была на месте. Раз человек в сильном подпитии так на неё действует, то… лучше нам с ним вообще не пить. Но, проснувшись, он должен увидеть меня рядом. Почему, спрашивается? Потому что поговорка есть такая: "Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке".

"Любимая…"

Этого несчастного угораздило в меня влюбиться. Остаётся узнать, что именно его к этому подвигло. В том клубке отношений, который завязался у нас, лишних ниток быть не может.

В конце концов, кто-то же должен дать ему утром хлебнуть винца на опохмел…

Со вздохом я развернула одеяло и, подобрав ноги, забралась к Дойлену под бок. Утро вечера мудренее.

2

Лучше не спрашивайте меня, хорошо ли я спала. Плохо. Можно сказать, глаз не сомкнула.

Дойлен храпел так, что сотрясался фургон, а наши лошади беспокойно фыркали. Поставленная мной сфера тишины держалась от силы десять минут: я была в настолько растрёпанных чувствах, что не могла толком сосредоточиться. А под утро, в один из тех коротких периодов, когда заклинание приглушало могучий храп, я услышала, что кто-то тихо-тихо ходит вокруг фургона. Какой уж тут сон… Расстегнула кобуру и коснулась пальцами рукояти пистолета. Потом осторожно выглянула в щель: мальчишки благополучно спят под натянутым полотнищем, завернувшись в одеяла, а Лис уже вылезает оттуда. С виду заспанный, но тому, кто попытается на него напасть, придётся совсем кисло… Тихие шаги исчезли, растворились в звуках раннего утра.

Только тогда я сумела провалиться в недолгий сон-забытьё. А когда проснулась, Дойлен, приподнявшись на локте, разглядывал меня. Притом, казалось, будто он боялся меня потревожить. М-да, ну и видок у него после вчерашнего. Бледный до синевы, растрёпанный, осунувшийся, на рубашке винные пятна. Но — улыбнулся. Сразу, как только увидел, что я глаза раскрыла.

— Голова не болит? — первым делом поинтересовалась я, едва заметно улыбнувшись в ответ.

— Болит, — честно признался он. — Послать Лиса за вином, или у нас ещё что-то осталось?

Без лишних слов я поднялась, порылась в корзинах и вытащила на свет божий маленький запечатанный кувшинчик. На котором не хватало только надписи: "Осторожно, джинн!" Дойлену как раз на один глоток.

— Ух, хорошо! — он забросил пустой кувшинчик в угол. — Сразу в голове прояснилось… Э… Стана, я вчера ничего этакого не натворил? Что-то ты слишком хмурая.

— Не выспалась, — буркнула я. — Ты храпел, как… не знаю, кто.

— Точно ничего не было?

— Точно.

Вчерашний вечер я до конца жизни помнить буду. Но ему не расскажу. Во всяком случае, пока не выясню, что там у него стряслось. Если вообще решусь вывалить ему на голову… такое. Хотя, как знать, может тут подобные фокусы в порядке вещей.

— А я уж подумал… Ладно. Я тебе другое сказать должен, — он помрачнел, улёгся и уставился в полог. — Сначала о невестке моей. В порядке она, на сносях уже. Радуется. Сын мой, с тех пор, как мы с тобой его слегка поучили, бить её перестал… Но это… пожалуй, все хорошие новости.

— Ох… — услышав, каким бесцветным, вылинявшим голосом это было сказано, я нешуточно испугалась. — Твоя жена?..