Вдовец - Рина Макошь

месяцев, она все меньше спит и все больше ест, а еще старший сын, за ним тоже глаз да глаз нужен. Вы справитесь с присмотром сразу за двумя, учитывая, что Максим на полный день в саду? И я готов заключить с вами самый официальный трудовой договор.

Айджи растерялась и долго ничего не отвечала. С весьма глупым выражением круглого лица, она долго всматривалась в глаза Игорю.

– Я один с двумя детьми скоро с ума сойду, если честно, – внес отец немного ясности, но, по все такому же глуповатому выражению лица Айджи, он понял, что ясности он внес все еще недостаточно.

Пришлось пускаться в сжатые и комканые объяснения о том, что случилось в его жизни и почему он один воспитывает детей. И хоть он говорил быстро, как будто в него встроили ускоритель, и общими фразами, говорить о погибшей жене было невыносимо трудно. За почти полгода он ни разу не обсуждал смерть Нелли ни с кем из друзей или родных. Такой сбивчивый, но откровенный рассказ произвел верное впечатление на Айджи. Она закивала головой и сказала, что согласна работать няней его детям уже хоть прямо сегодня.

– Правда… – она запнулась, ее глаза снова забегали, рот приоткрылся и снова вылезло глупое выражение лица.

Игорь не стал ждать, пока она закончит. У него замерзли и руки, и ноги, а наполненный влагой холодный мартовский воздух уже пробрался за воротник.

– Айджи, тут неподалеку есть отличная кофейня, пойдемте сядем там, я угощу вас вкусным кофе, мы согреемся и обсудим все детали.

Девушка с радостью согласилась, похоже, что она в своем тонком пуховичке околела гораздо раньше, чем Игорь, но смелости сказать об этом не было, а идти греться было некуда.

В кофейне почти не было людей, большинство забегали рано утром и брали кофе с собой на вынос, а к девяти уже было почти пустынно. Несмотря на то, что кофе здесь готовили действительно вкусный, обстановка была весьма скромной, если не сказать спартанской. Что бы не тратиться на ремонт, одна стена так и была оставлена просто оштукатуренной, но не было ни краски, ни кирпичной кладки. А что бы хоть немного скрасить этот сомнительный дизайнерский шаг, вбили несколько полок, на которые наставили книг и вьющихся растений. Простенькие деревянные и неудобные стулья из Икеи окружали не менее простые, маленькие, некрасивые и неуютные квадратные столики. За такой столик можно было усесться и вчетвером, у него ведь, как у любого квадрата, было четыре стороны. Но на самом деле там было место только для одного, а все что больше – становилось тесно. На окнах стояли горшки с искусственной травой, все из той же Икеи.

Раньше Игорь не замечал, насколько тут все устроено без изысков, но, когда завел сюда Айджи, все недостатки резанули ему глаз.

Бариста стоял за стойкой и растягивал на своем некрасивом лице самую широкую из имеющихся у него улыбок. Это был молодой и очень некрасивый парень, с огромным ртом и огромными глазами на непропорционально маленьком лице, ростом под два метра и при этом тощий как швабра

– Какой кофе будете?

Айджи безразлично махнула рукой.

– Да любой возьмите. Мне все равно.

И действительно, в ее словах, в ее жесте и даже в узких, черных глазах было столько безразличия, что Игорь даже не стал спорить и предлагать. Он сначала хотел взять что-то необычное, чтобы впечатлить девушку, ведь в отличие от обстановки, кофе был здесь самый лучший и самых разных вкусов, зерен разной обжарки, видов растительного молока, а также молока обычного, но разной жирности здесь был огромный выбор. И все же отмахнулся от этой идеи: Айджи была сейчас слишком подавлена и вообще вряд ли почувствует вкус кофе.

– Два капучино, пожалуйста, – сделал заказ Игорь.

Бариста отметил у себя что-то в тетради, принял оплату и стал колдовать над кофемашиной. А Игорь наблюдал за одинокой девушкой. Айджи села рядом с грязным окном. Она не стала снимать свой жалкий пуховик и смотрела на улицу. Новая знакомая была совсем еще девчонкой, лет восемнадцать, может двадцать, но точно не больше. По спине у Игоря побежали мурашки. Одна в чужой стране и проблемы с документами. Надо спросить, есть ли у нее здесь родственники. И вообще поподробнее расспросить. Обычно в Средней Азии семьи многодетные и, возможно, Айджи не так уж и одинока, как показалось Игорю в самом начале. Или он мыслит стереотипами?

Няня неподвижно сидела на неудобном стуле и продолжала разглядывать улицу. При этом, стоило только заерзать Майе в коляске, как она тут же, с готовностью стала очень ловко ее успокаивать и малышка снова быстро засыпала. Затем Айджи снова возвращалась на свое место, втягивала голову в плечи и совершенно не производила впечатление человека, которому есть куда или к кому идти за помощью.

– Два капучино, пожалуйста, – бариста выдернул Игоря из задумчивости. – Корицу добавить? Может сироп?

– Нет, спасибо, – Игорь мотнул головой и ушел с двумя стаканчиками к столику.

Всего в кофейне было три столика. Один, самый удачно расположенный, подальше от дверей и прям у окна, заняли Игорь и Айджи. Второй стоял почти у входной двери, а третий так и вообще на проходе. Обычно все три столика пустовали и теперь, когда гости заказали кофе не на вынос, бариста с интересом, искоса поглядывал на странную пару. Он очень старался делать вид, что натирает кофемашину, чашки, прилавок, но от Игоря не скрылся его неподдельный, всепоглощающий интерес, который правильнее было бы даже назвать любопытством.

– Итак, Айджи, значит ты из Киргизии? – Игорь подсел к ней и отдал стакан, но девушка к нему даже не притронулась.

– Да. Спасибо за кофе.

– И давно ты в Москве?

– В июне будет год, как школу закончила, я сказала родителям, что уезжаю. Я хотела поработать здесь и заработать на институт, а родители были против. Вернее, папа против. Они понимаете… не разделяют мои идеи и мои планы на жизнь им не нравятся.

Она перевела взгляд на Игоря и долго рассматривала его лицо и реакцию на свои слова, но Игорь молча ждал продолжения истории, поэтому в итоге она продолжила.

– Папа был согласен, чтобы я вышла замуж и с мужем уехала сюда, а здесь мы бы уже жили так, как муж считает нужным, но я не хочу замуж и не хочу жить так, как мне укажет муж или отец. Мама была бы и не против, но папе боится слово сказать. В общем, хорошо, что папа