Ешь правильно, беги быстро. Правила жизни сверхмарафонца - Стив Фридман

Со своим «партнером», псом-бегуном Тонто на пассажирском сиденье, мы ехали на юг, в аэропорт Сакраменто, встречать человека, который был постоянной головной болью всех полицейских и мечтой всех женщин. Ян, конечно, прекрасный пейсер, он мой друг, он помог мне завоевать первого бронзового ягуара, но Дасти – это Дасти. С тех пор как я в 1999 году победил в Western States, Дасти успел поработать на строительную компанию в Орегоне, понатирать воском лыжи в Колорадо и повыпекать пиццу в Дулуте. И именно он был тем человеком, с которым я хотел пробежать последние 38 миль знаменитых троп Western States.

Он был моим пейсером в стомильном забеге в Вермонте, на Leadville 100 в 2004-м, в других забегах на протяжении всех этих лет. Я оплачивал только его перелеты, за остальное Дасти платил сам, не считая того времени, которое он мог бы потратить на собственные тренировки и путешествия. У него в Дулуте есть дом и, несмотря на внешнюю показную беззаботность, обязательства. По выплате кредита, например. Перед боссом. Перед девушками.

Я всегда знал, что у Дасти врожденный талант бегуна, гораздо больший, чем у меня. Я думаю, он и сам так считает. Не знаю, в чем именно дело – то ли я тренировался больше, то ли желание побеждать у меня сильнее, то ли Дасти в принципе было неинтересно становиться лучшим сверхмарафонцем. Мы никогда об этом не разговаривали. Сегодня я думаю, что без Дасти я не был бы так счастлив в беге и не достиг бы всего, чего достиг. К счастью, в те годы я об этом не задумывался.

Обычно бегуны останавливались в гостинице в Скво-Вэлли. Мы же с Дасти разбивали лагерь в хвойном лесу у подножия гор, миль за 50 от финишной прямой в Оберне. Мы ставили палатку на давно облюбованной полянке с видом на каменистый склон, распугивая бурундуков, ящериц, белок, медведей (и даже ягуаров, их следы нам попадались время от времени). Мы пили воду из нашего любимого родника на Равнине Робинзона. Другие бегуны трусили по утрам, пока было прохладно. Дасти, Тонто и я выползали из палатки ближе к полудню, когда калифорнийское солнце жарило сильнее всего, и вот тогда-то бегали по каньонам, распугивая гремучих змей.

Многие «доставали» меня по поводу питания, но больше всех Дасти. Например, я мог сообразить огромный салат из листьев капусты кале, тако с темпе, свежим гуакамоле и сальсой вместе с горячими кукурузными лепешками. Готовил я на туристической газовой горелке, а Дасти ворчал: «Что, опять корм для хомяков? У нас никакой туалетной бумаги не хватит из-за этого силоса». А его комплимент после еды: «М-да, лучше, чем удар под дых, чувак».

На самом деле Дасти – тайный вегетарианец. Мою стряпню он ест охотнее, чем большинство моих знакомых. Но постоянно делает вид, что ничего такого нет и в помине, и считает себя мэтром по части питания из мусорных баков. Другое дело моя семья и друзья в Миннесоте. Когда я приезжаю туда на выходные или праздники и мы оказываемся за одним столом, меня постоянно спрашивают, почему я не ем ветчину. Приходится отнекиваться, мол, я уже поел или наелся. Мне не хочется никого обижать из-за своих привычек в питании.

Компьютеров у нас с собой не было, мобильников тоже, так что я много читал. Например, «Живи сейчас!»[15] Экхарта Толле, «Путь мирного воина»[16] Дэна Миллмэна, и «Игры костей»[17] Роба Шультеса. Дасти ржал надо мной и между делом «прочесывал» ряды местного женского населения. Однажды к нам подошла пара девушек, как оказалось, из мормонов. Одна из них спросила, верим ли мы во что-либо, на что Дасти отреагировал: «О, да, конечно. Я верю в силу Великого Зада».

В одну из поездок мы остановились неподалеку от аэропорта Сакраменто, купили надувную секс-куклу и отправили ее нашему другу-сверхмарафонцу Дэвиду Хортону. Он был старше нас, одержим соревновательным духом и пытался установить рекорд скорости на тропах Тихоокеанского хребта. Куклу мы послали в город Сьерра-Сити, зная, что Хортон будет там забирать свои беговые принадлежности, и приложили записку: «Мы подумали, вдруг тебе будет одиноко».

В Сиэтле я продолжал много бегать и фиксировать свои результаты. Чем глубже я их анализировал, тем больше доверял своим инстинктам. Бегать потому, что все мы «рождены бежать», – это замечательно, и я в это верю. Но мы живем в XXI веке, есть инструменты, каких не было у наших предков. И я не отвергаю их, точно так же как не отрицаю первозданную радость от пробежки солнечным утром. В Сиэтле я понял, что могу и бегать, и есть так, как это делали наши предки, а благодаря контролю за собственными естественными импульсами еще и «настроить» свой бег, сделать его лучше. Комбинируя технологии и инстинкты, я искал зону, в которой мог гнать себя по максимуму, не боясь получить травму и не разрушая организм. Я уверен, что тренировки в этой зоне – ключ к успеху.

К моменту второго старта на Western States в 2000-м я полагал, что уже знаю, в чем состоит разница между работой на пределе физических возможностей и за гранью этого предела. Я думал, что точно представляю себе, сколько нужно сил для бега, как и когда питаться, когда, как говорил мой первый и вечный пейсер Дасти, «послать технику на…». Но я понял и то, о чем рано или поздно узнают все марафонцы: пытаясь нащупать границу между лучшим бегом и разрушением организма, очень легко ее не заметить и перестараться.

В 2000 году это случилось и со мной, причем на том же самом 16-мильном отрезке дистанции, где меня рвало в прошлом году. На этот раз я четко следил за тем, как пью. Я съел несколько картофелин, половинку банана, проглотил один гель Clif Shot. Но на 70-й миле, посередине спуска в каньоне Американ-Ривер, меня опять вырвало. На этот раз выворачивало наизнанку так, что я упал на колени (кстати, несмотря на то что рвота, по идее, признак неполадок в организме, у сверхмарафонцев она не считается чем-то особенным). Как говорит мой друг, один из лучших сверхмарафонцев Дэйв Терри, не всякая боль имеет значение (рассказывают, что на дистанции он мог легко справиться с рвотой, не сбавляя шага, на спуске со скоростью семь минут на милю).

На этот раз со мной был не Ян, а Дасти. Он обернулся. Не было никаких похлопываний по спине, никаких обещаний, что все будет хорошо.

– Встань, пока тебя выворачивает! – проорал Комок Пыли. – Давай уже, побежали!

А чуть позже, когда Дасти решил про себя, что я могу бежать быстрее, он прокричал, что в первой десятке бегут две женщины и они нас нагоняют. «Какие-то чиксы у тебя на хвосте, Джурка! Ты что, хочешь, чтобы тебя чиксы сделали?» (Дасти употреблял это словечко, еще когда мы учились в школе, а теперь оно стало частью сленга сверхмарафонцев).

Я выиграл забег со временем 17 часов 15 минут – почти на двадцать минут быстрее, чем в прошлый раз. Когда вернулся в Сиэтл, Джефф Дин заявил, что теперь я «культовая фигура». Он прекрасно знал о «клановости» калифорнийцев, их беговых навыках, и, несмотря на свою эксцентричность, как мне показалось, был рад, что парень из северного штата (пусть даже и из Миннесоты) отстоял свой чемпионский титул.

А мне хотелось большего и в части побед, и в повышении скорости бега, и в области духовного развития. Я хотел найти ответы на свои вопросы, и мне казалось, сверхмарафонская дистанция может в этом помочь. Я читал, пытался нащупать связь между видами спорта на выносливость и изменением сознания, мудростью. Это были такие книги, как «Дикий бег: Необыкновенное приключение в духовном мире бега» Джона Аннерино, «Быть и бегать: единый опыт» Джорджа Шихана, «Монахи-марафонцы с горы Хиэй» Джона Стивенса[18].

Буддийские монахи, приверженцы школы тэндай, называют этот ритуал кайхогё. Он подразумевает стодневный переход по горам с медитациями, посещением множества храмов, священных гор, водопадов, камней, по лесам и ледникам. Впрочем, для этих монахов святые места везде.

Монахи, особенно сильные духом, пробегают ритуальный 25-мильный маршрут практически ежедневно на протяжении ста дней. На ноги они обувают соломенные сандалии, привязывают к поясу нож – как символ решимости умереть во время ритуала, но не отступить перед трудностями. Тот, кто проходит это испытание, получает разрешение на тысячедневное кайхогё. В первые пять лет подвижник выполняет «марафон» в общей сложности течение 700 дней (по 100 дней кайхогё в первые три года и по 200 – в четвертый и пятый годы практики). А потом наступает время «Великого Марафона» – ежедневно по 52,5 мили в течение года. За несколько недель до него подвижник начинает ограничивать себя в пище и готовит организм к девятидневному полному голоданию и отказу от воды. Его чувства настолько обостряются, что он может услышать звук пепла, опадающего с палочки для благовоний.

«Великий Марафон» проходит не только по святым местам горы Хиэй, но и по улицам города Киото. Монахи бегут мимо лавочек с лапшой, стрип-клубов, останавливаются, если кто-то из горожан просит их благословения.

Все книги говорили об одном: награда за подобные усилия лежит за гранью физических возможностей человека, она не измеряется рамками скоростной работы или добытыми победами.