Кинжал в постели - Галина Романова

– Черт!!! – ахнул Воскобойников, до него наконец дошло. – Это не ты ее, случайно?!

– Она мертва по меньшей мере сутки, – успокоил его Боголюбов. – Когда меня увозили, Алика меня провожала, можешь спросить своих.

– Спрошу, не сомневайся, – проскрипел Воскобойников и тут же потянулся рукой к домашнему телефону. – Ты полицию вызвал?

– Нет, вам сразу позвонил.

– Хоть на этом спасибо, – проворчал Олег. – Погоди, я своих вызову…

Боголюбов терпеливо ждал, пока Олег организовывает выезд оперативников и экспертов. Потом, когда тот перестал болтать с дежурным, вздохнул ему прямо в ухо:

– Что мне делать?

– Сиди там и ни к чему не прикасайся, понял? – приказал Олег.

– Я и так ни к чему не прикасался, – соврал Сергей.

Он успел уже стащить мобильник Алики и свой фальшивый паспорт. Телефон отключил и сунул в карман. А паспорт сунул под стельку в ботинок. Не дай бог, его стану ощупывать прибывшие опера, труба дело! Снова запрут! Доказывай, что не верблюд и что никакого отношения к этой ксиве не имеешь.

Алика подтвердить его слова не сможет. Уже не сможет. Она мертва.

Боголюбов бросил тоскливый взгляд на освещенные окна кухни. Там, за этими светящимися прямоугольниками гнездилась беда, вцепившись костлявыми пальцами в каждый выступ.

Кто?! Кто мог убить ее?! Кто навестил ее и перерыл вверх дном весь ее дом?! Что искал?! Может, какие-то записи или ее телефон?

Сам Боголюбов обнаружил ее телефон под одним из кухонных шкафов. Обнаружил, когда упал на колени рядом с мертвой Аликой. Когда склонил голову над ней и, давясь неожиданным горем, завыл хрипло и протяжно.

Он уже и не думал, что способен чувствовать такую боль после смерти сына и жены. Был уверен, что все омертвело в нем, покрылось толстой коркой коросты. И не думал, что снова сможет испытать, как разрывается сердце на сотни осколков, которые начинают отчаянно колотиться в каждой клетке тела.

Он сильно наклонил голову и тогда увидел телефон под шкафом. То ли Алика сама его туда пнула, чтобы спрятать. То ли, когда боролась, он туда улетел и остался незамеченным убийцей. Теперь это тайна. И Боголюбов, выудив крохотную дамскую игрушку, не раздумывая, отключил и сунул ее в карман.

Он бегал по комнатам, везде царил разгром. Из-под лестницы вытащили картонную коробку и, распоров ей бока, вывалили на пол семейные фотографии Алики. Застывшие эпизоды ее давнего счастья. Где с Алексеем, где без него, но везде улыбающаяся, милая и… живая. Там же среди снимков валялся и его фальшивый паспорт. Он его поднял, удостоверился, что это именно он, и спрятал тогда под стельку в ботинок.

Он не выдержал и вышел на улицу. И тогда только позвонил Воскобойникову. И стоял на улице под пронзительным ледяным ветром до тех пор, пока не приехала группа. Продрог до судорог, ни рук, ни пальцев ног не чувствовал. И на первый вопрос, заданный Воскобойниковым, не смог толком ответить.

– Повторяю вопрос! – с нажимом произнес тот, с неудовольствием поглядывая на распахнутую дверь дома Верещагиной. – При каких обстоятельствах было обнаружено тело Верещагиной?

– Обстоятельствах?! Что за хрень?! – возмутился тихо Боголюбов. – Вошел в дом, все вверх тормашками. И Алика лежит с пробитой головой.

– Посторонних на момент вашего проникновения в дом не было? – гнусавил Воскобойников.

Ему отвратительно было стоять на пронзительном ветру и смотреть на содрогающегося от холода Боголюбова. И еще отвратительнее ему была теперь слаженная работа приехавшей группы. Народ сновал туда-сюда, тихо переговаривался, что-то записывал, кивал. Без конца слепила вспышка камеры. И даже здесь, на улице лез в нос тошнотворно приторный запах начинающегося разложения.

После сладкой дремы в собственной кровати, с прижимающейся к нему теплым крепким телом Валентиной наблюдать смерть, чувствовать ее запах было мерзко. Не мог этот Боголюбов потерпеть до утра! Не мог сразу поехать к своей любовнице, как ее там – Мари? Дернул его черт в ночь поехать к Алике. Зачем?!

– Посторонних не было, – пробубнил Боголюбов и сильнее втянул голову в плечи.

Тонкую куртку продувало насквозь. Ткань джинсов от холода и дождевой влаги казалась железной.

– Зачем ты поехал к ней, скажи? – притянул его Воскобойников за воротник куртки к себе поближе. – Что тебе тут нужно было?!

– Она не ответила на телефон, – соврал Боголюбов и тут же спохватился, они же могут проверить все звонки и на мобильный, и на домашний. – Мари ей звонила два дня назад и потом звонила.

– И?

– Два дня назад они поговорили. А потом Алика не отвечала уже.

– А зачем это она ей звонила? – изумился Воскобойников, выпуская из рук чужой воротник. – Подруги, что ли?

– Не знаю, – вяло пожал одеревеневшими плечами Боголюбов. – Спросите у нее.

– Спросим, спросим, не переживай. Стой пока тут…

Воскобойников ушел в дом, а Боголюбов принялся ходить по двору.

Под ногами мягко чавкало. С неба сыпало за воротник мелким отвратительным осенним дождем вперемешку со снегом. Темнота вокруг сгустилась настолько, что, кажется, можно было мять ее руками. У него совсем не осталось сил. Даже на то, чтобы мерзнуть. Захотелось упасть на землю, свернуться в клубок, зарыться в мокрые листья и уснуть, чтобы не слушать осторожных шагов профессионалов, ворочающих с боку на бок мертвое тело молодой женщины. Сейчас ее увезут, швырнут на металлический прозекторский стол, вывернут ей все внутренности, чтобы распознать причину смерти.

А причина одна – Алика зашла слишком далеко в поисках убийцы своего мужа. Слишком далеко!

Кому-то она звонила перед смертью, если она настигла ее в тот же вечер, как он ушел из дома Алики. Кому?

Было два звонка, он просмотрел журнал звонков на ее мобильном. Поздним вечером кому-то звонила Алика. Кому? Кого она растревожила? Кого заставила разволноваться настолько, что он решился прийти к ней и убить ее?

Это и предстояло ему выяснить.

Он ведь не бросит теперь ее затею, так? Он ведь найдет этого урода, да? И даже бояться не станет за свою жизнь и свободу. И еще одно…

Это ныло и ныло у него внутри с того самого дня, как Алика окликнула его у его дома.

Она не просто так выбрала его на роль охотника за головами. Нет, не просто. Что-то крылось в этом ее желании. Какая-то тайна. Какой-то подвох. Он должен докопаться. Непременно должен…

Глава 13

Стрельников открыл глаза, тут же сощурился от яркого солнца, заливающего комнату. С хрустом потянулся и блаженно заулыбался.

Господи, счастье-то какое! Радости-то сколько от осознания, что никто сейчас не появится в дверном проеме в тесной ночной сорочке, задравшейся на животе. Не завалится рядом, не станет дышать жарко на ухо запахом только что съеденной яичницы.

Жанки нет! Ее больше нет в его жизни! Ее больше нет вообще! Ур-ра-а…

Грех, конечно, попытался он нахмуриться. Грех радоваться гибели человека, с которым прожил столько лет. Но не радоваться он не мог. Его просто распирало от счастья, от ощущения, что никому он теперь не подотчетен. Что может делать что захочет. Куда хочет идти, ехать, лететь. Есть или не есть. Пить или нет. Любить кого пожелает. Ур-ра-а-а…

Стрельников скинул с себя одеяло. С удовлетворенной улыбкой осмотрел поджарое загорелое тело. Вчера, был грех, сгонял в солярий. Летом из-за этой коровы отдохнуть толком не удалось. И не загорел совсем. На пляж она идти стеснялась, людей много. И он ее понимал. Был бы таким же жирным и безобразным, тоже стеснялся бы. Поэтому вчера позволил себе чуть поджариться. Получилось неплохо. Сегодня тоже надо выкроить минут десять, закрепить, так сказать, успех. Его юная цыпочка все еще отлично себя вела, даже узнав о его вдовстве. Умная или хитрая? Или в самом деле любит его?

А, ему не все равно, любит она его или нет? Раньше, при Жанке, комплексовал. Хотелось, чтобы о нем кто-то пекся. Теперь нет. Теперь все, что хотел, это насладиться свободой. Никаких оков! Никаких обязательств! Он пока побудет в одиночестве, да.

Михаил встал, походил по квартире. Красивой, просторной. Сколько сразу стало места здесь без Жанки. Эта корова, кажется, способна была сжевать все пространство вокруг него. Она его забивала всякой ерундой: болтовней своей, придирками, подозрениями. Он задыхался, ему было тесно. Теперь – красота!

Он вошел в ванную, тут же по привычке глянул на полку над раковиной. Пусто! Ни ее зубной щетки, ни ее банок с кремом, ни ватных шариков. Неужели он дожил, господи!!!

С удовольствием простояв под душем минут двадцать, он побрился, замотался полотенцем и пошел готовить себе завтрак. Он вдруг обнаружил, что ему нравится это делать! Он взбивал яйца, разбавлял их молоком, выливал все в сковородку и наблюдал, затаив дыхание, как вздувается под стеклянной крышкой пышный омлет. С таким же наслаждением наблюдал за кофейной пенкой, медленно ползущей из турки. И тосты мазал джемом, будто стену шпаклевал.