Стародубская война (1534—1537). Из истории русско-литовских отношений - Михаил Кром

Среди корреспондентов князя Федора Васильевича мы обнаруживаем также двух дьяков — Федора Михайловича Мишурина и Петра Фоминича Горина554, а также Ивана Дмитриевича Боброва, служившего постельничим при Василии III555. Из лиц, упомянутых в данном списке, лишь одного — Василия Шершня — не удалось идентифицировать.

В целом перечень адресатов князя Федора Васильевича наглядно отражает его связи в московской придворной среде, показывая, к кому он обращался за помощью и покровительством. Это были, в первую очередь, члены многочисленного клана Оболенских во главе с временщиком кн. Иваном Овчиной Телепневым, знатнейшие бояре вроде князей Шуйских, влиятельные дьяки, как, например, Ф. М. Мишурин.

Основным датирующим признаком, позволяющим определить нижнюю хронологическую грань, ранее которой письмо А. И. Горбатого сыну его господина, князю Дмитрию Федоровичу Оболенскому, не могло быть написано, служит упоминание о пребывании кн. Ф. В. Оболенского в Мельницком замке. Между тем, как было показано выше (см. гл. 6, с. 104), князь Федор Васильевич был переведен в этот замок из Вильны не ранее сентября 1536 г.: имеющиеся в источниках сведения о раскрытии приписываемых ему планов побега относятся к концу августа указанного года556. Из текста можно понять, что перевод знатного пленника в Мельницкий замок произошел сравнительно недавно: автор письма сообщает своему корреспонденту об этом событии как о новости («…а седит нынеча отець твой… в королевском замку Мелнику»). Поэтому послание кн. Д. Ф. Оболенскому датируется предположительно осенью 1536 г.

Можно попытаться сузить эти хронологические рамки. Дело в том, что в сентябре — октябре названного года в Вильне находился посланник великого князя Ивана IV Тимофей Хлуденев557, а из переписки Сигизмунда I с гетманом Ю. Радзивиллом известно, что некие пленники («вязни, который по замком украиным мешкают») пытались передать послу письма, но они были перехвачены бдительным стражником — Никифором Бобоедовым, которому гетман поручил не допускать контактов русского посланника с сидевшими в литовском плену соотечественниками. Перехваченные письма были отосланы королю, по мнению которого их содержание было вполне безобидным («ничого там шкодного нет») — только просьбы о помощи и о выкупе из плена («одно просячи успоможенья а на окуп»)558. Можно предположить, что среди перехваченных писем находились и грамотки Андрея Горбатого. Во всяком случае, содержание дошедшего до нас письма кн. Д. Ф. Оболенскому вполне соответствует характеристике, данной подобным «листам» королем Сигизмундом. Если это предположение верно, то грамоту А. Горбатого кн. Дмитрию Оболенскому можно датировать сентябрем — началом октября 1536 г.

Грамота Андрея Горбатого племяннику его господина, кн. Василию Федоровичу Оболенскому, датируется по тем же основаниям, что и предыдущий документ. Дополнительным датирующим признаком служит упоминание о том, что вместе с кн. Ф. В. Оболенским в заточении в Мельницком замке находятся князья Андрей Палецкий и Михаил Юрьевич Кривоног [Оболенский]. Поскольку нам известно, что кн. М. Ю. Оболенский был взят в плен под Кричевом (в конце июля 1536 г.), а в конце августа доставлен в Вильну559, то в Мельник его могли привезти никак не раньше сентября. Предполагаемая дата написания грамоты кн. В. Ф. Оболенскому: сентябрь — октябрь 1536 г.

Грамота Андрея Горбатого некоему Михаилу Григорьевичу (идентифицировать его с каким-либо известным в Москве в 30-е гг. XVI в. лицом не удалось) не содержит датирующих признаков. Она условно отнесена мною к тому же периоду, что и письмо кн. В. Ф. Оболенскому: оба документа скопированы на двух сторонах одного и того же листа, что наводит на мысль о возможной общности судеб этих посланий.

Грамотки Андрея Горбатого матери и братьям представляют собой чрезвычайно редкий для той эпохи образец частной переписки рядового служилого человека. Из его письма братьям явствует, что Горбатые были небогатыми помещиками, владевшими землей и холопами (на это указывают слова Андрея, обращенные к братьям Коптю и Степану: «велели бы есте хлеб пахати и тым сыти быти»). Служба А. И. Горбатого кн. Ф. В. Оболенскому носила, по всей видимости, вольный характер.

Предположительно, обе грамотки написаны во второй половине 1536 г. Дело в том, что с осени 1535 г. по начало лета 1536 г. А. И. Горбатый много раз ездил из Литвы в Москву и обратно (см. выше гл. 6); последнее известное нам пребывание его в Москве завершилось 11 июня 1536 г.560 Следовательно, по крайней мере, до июля этого года он не имел необходимости писать письма домой. Перемену в его судьбе, когда Андрей стал называть себя в письмах «горьким победным полоняником», следует, очевидно, связать с заточением его господина кн. Ф. В. Оболенского в Мельницкий замок в сентябре 1536 г. При этом сам А. Горбатый, по-видимому, оставался в Вильне (см. ниже комментарий к док. № 6). Режим его содержания был, надо полагать, не таким суровым, как у узников Мельницкого замка: ему, как видим, разрешалось вести переписку и даже встречаться с посланцами из Москвы. Однако свободу передвижения он потерял, как только его господин из почетного пленника, с которым связывались надежды на заключение выгодного для Литвы мира, превратился в узника, закованного в цепи в наказание за попытку (или только умысел?) побега.

Стоит также обратить внимание на упоминание Андреем полученного от матери письма: он обстоятельно отвечает на заданный ею вопрос (о продаже лошадей). Даже если Аксинья Ивановна, движимая хозяйственными заботами, написала сыну письмо уже через несколько недель после его отъезда из дома, то есть в июле, до пленника оно могло дойти не раньше августа.

Приведенные наблюдения позволяют сделать вывод о том, что нижняя хронологическая грань написания Андреем этих писем родным — август или, скорее, сентябрь 1536 г. А верхняя грань определяется выраженной в письме надеждой на заключение мира: значит, А. Горбатый еще не знал о заключенном 18 февраля 1537 г. в Москве перемирии561.

Адресата данного письма установить не удалось. Возможно, этот Иван Васильевич и Иван Недюров, упоминаемый среди тех, кому, согласно составленному в гетманской канцелярии перечню, отправлялись «Андрушины (то есть Андрея Горбатого. — М. К.) листки» (см. док. № 1), — одно и то же лицо.

Датирующим признаком служит упоминание в грамоте в прошедшем времени посольства Тимофея Константиновича Хлуденева562: 3 сентября 1536 г. он был отправлен из Москвы в Литву563; по завершении своей миссии посланник 15 октября был отпущен Сигизмундом из Вильны564 и 11 ноября того же года вернулся в русскую столицу565. Следовательно, письмо А. Горбатого Ивану Васильевичу написано после 15 октября, когда Т. К. Хлуденев, справив посольство, покинул Литву. Это — нижняя хронологическая грань. Верхняя же грань, судя по содержанию письма, едва ли далеко отстоит от нижней: автора волнуют денежные счеты со слугой кн. И. Ф. Оболенского Иваном Тарасовым, приезжавшего с дипломатической миссией в Литву в июне — июле 1536 г.566 С учетом всех этих наблюдений грамоту Ивану Васильевичу можно датировать примерно второй половиной октября или ноябрем указанного года.

СПИСОК КАРТ

Карта 1. Дороги на Северщину по описанию 1534 г.

Карта 2. Реконструкция хода военных действий осенью 1534 г.

Карта 3. Поход московских войск в Великое княжество Литовское зимой 1535 г.

Карта 4. Летняя кампания 1535 г.

Карта 5. Военные действия в 1536 г.

Карта 6. Гомельский участок московско-литовской границы в 30-е гг. XVI в.

Карта 7. Себежско-велижский участок московско-литовской границы в 30-е гг. XVI в.

Карта Московско-литовское пограничье в 30-е гг. XVI в. на вклейке

СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ

Рисунок 1. Взятие Стародуба. Гравюра из «Хроники всего света» М. Вельского. Краков, 1597.

Рисунок 2. Штурм Стародуба литовской армией. Фрагмент гравюры из «Хроники всего света» М. Вельского. Краков, 1597.

Рисунок 3. Пленный русский воевода кн. Ф. Овчина Оболенский (?) перед польским гетманом Яном Тарновским. Фрагмент гравюры из «Хроники всего света» М. Вельского. Краков, 1597.

Рисунок 4. Русские пленные покидают Стародуб. Фрагмент гравюры из «Хроники всего света» М. Вельского. Краков, 1597.