Ибн-Сина (Авиценна) - Артур Сагадеев

Вслед за Аристотелем Ибн-Сина отрицал как существование пустоты, так и возможность в ней — если бы она существовала — движения. Движение в пустоте, писал он, невозможно потому, что оно должно было бы иметь или бесконечную, или конечную скорость, но в первом случае оно вообще не было бы осуществимым, а во втором его скорость выражалась бы какой-то положительной величиной и в принципе не отличалась бы от скорости движения в заполненном пространстве, что абсурдно. Согласен Абу-Али со Стагиритом и в отношении деления пространственного движения, не обусловленного волей, на естественное и насильственное. Последнее он характеризует так: «Тело движется с одного собственного места на другое собственное место, но это движение [происходит] не само по себе, а причина движения находится вне сущности (вне самого. — А. С.) [тела]. Например, все, что тянут, зажигают или бросают» (3, 235). Но это пока движущееся тело находится в контакте с телом, придающим ему движение. А что произойдет, допустим, со стрелой после того, как она оторвется от тетивы? Ибн-Сина отказывается объяснять ее дальнейшее движение так, как это сделал бы Аристотель, — действием вещественной среды. Если бы стрела продолжала двигаться в силу того, что ее толкает вперед воздух, говорит он, то скорость движения воздуха должна была бы превышать скорость полета стрелы, и тогда воздух ударялся бы в стену раньше, чем стрела. Абу-Али отвергает и ряд других теории, в том числе и ту, которую разрабатывали в каламе.

Собственная теория аш-Шейха ар-Раиса основана на упоминавшемся выше представлении о «насильственном стремлении». Согласно этой теории, брошенное тело продолжает движение благодаря «стремлению», «полученному» им от того, кто его бросил. Это «стремление» оказывает сопротивление как собственному, естественному движению тела, так и другому, насильственному движению. «Насильственное стремление» рассматривается Ибн-Синой как один из трех видов «стремления» — наряду с «психическим» и «естественным». «Стремление» есть нечто дополнительное к природе и проявляющее себя при движении тела к своему естественному месту. «Отношение стремления к природе в состоянии того, что находится в движении, — такое же, как отношение жара к природе огня при жжении, однако это стремление в прямолинейных движениях подвержено усилению и уменьшению, в то время как природа не подвергается усилению и уменьшению… Стало быть, стремление не бывает по природе» (40, 590).

Сопоставление «стремления», «приобретаемого» телом от двигателя, с жаром, «передачу» которого от одного тела к другому Абу-Али истолковывает как передачу «аналога», убеждает нас в том, что с «передачей» «стремления» дело обстоит так же, как с «передачей» теплоты. Примечательно, что обе эти концепции мы встречаем и в трудах основоположника арабоиспанского перипатетизма Ибн-Баджи (ум. в 1138 г.).

При естественном стремлении тело тяготеет к состоянию, соответствующему его природе. В этом смысле охлаждение воды и падение камня — явления однородные. При перемещении это стремление обнаруживает себя в прямолинейном движении, ибо, если телу ничто не мешает, оно движется к своему естественному месту по кратчайшему пути. Соответственно круговое движение, не сообщаемое телам насильственно, нельзя считать естественным, и Ибн-Сина трактует его как движение, осуществляющееся на основе «выбора» и «воли». Таково движение небесных тел, которые у Абу-Али наделяются «психическими» свойствами, сходными с представлением и действием эстимативной силы души, поскольку выбор и воля без них невозможны. От естественного движения круговращение небесных тел отличается тем, что здесь любая точка орбиты выступает одновременно и пунктом, от которого тело бежит, и пунктом, к которому оно стремится. Кроме того, движение у небесных светил всегда равномерное, тогда как при естественном стремлении оно ускоряется, а при насильственном — замедляется.

Время толкуется Ибн-Синой как мера движения с точки зрения предшествующего и последующего. Все, бытие чего связано с движением, пребывает во времени. Только сущее, мыслимое нами по ту сторону движущихся предметов, отвлеченно от них, пребывает вне времени, а именно в «объемлющей» время вечности (дахр).

В целом физика Ибн-Сины, как теоретическая наука, является продолжением Аристотелевой физики, с позиций которой он решал и такие вопросы, как вопрос о перводвигателе, пустоте, конечном и бесконечном, прерывном и непрерывном и т. п. Как естествоиспытатель, он воплощал в своем творчестве тот этап в развитии естественных наук, когда последние могли еще вполне прогрессировать в рамках перипатетической физики. Наиболее заметен вклад, внесенный им в физику учением о трех родах «стремления», которое в известном смысле предвосхищало сформулированный Ньютоном первый закон движения, а в той мере, в какой было направлено против Аристотелевой теории антиперистатического действия среды на брошенное тело, освобождало физику от характерной для Стагирита прикованности к конкретным, качественным аспектам механического движения, помогало созданию более абстрактных гипотетических моделей, в перспективе позволяющих математизировать исследование реальных природных явлений.

Неодушевленный мир

Предмет физики и метафизики в «Трактате о Хайе, сыне Якзана» Ибн-Сина представляет в виде космоса, по которому можно совершить мысленное путешествие. Этот космос делится на три рубежа. Два крайних — за Западом и за Востоком — символизируют соответственно мир материи и мир форм. Каждый из названных миров, кроме того, имеет свой особый рубеж, преступить который могут лишь «избранные» после «омовения в некоем журчащем источнике». Эти два последних рубежа символизируют первоматерию и первосущее, достоверное знание о которых способны обрести лишь философы с помощью логических рассуждений. Между Западом и Востоком расположен третий рубеж, символизирующий физический мир во всем его конкретном многообразии.

Свое мысленное путешествие по сущему герой повествования начинает с Запада, поскольку именно к западному рубежу примыкает его «родной край», т. е. плоть, в которую заключена разумная душа. Путешествие начинается с берегов «тинистого», или «зловонного» водного пространства, о котором говорится в Коране (48, XVIII, 84) и которое здесь обозначает первоматерию. Область, расположенная у этого водного пространства, населена «случайно попадающими сюда чужестранцами», которые «уловчаются удержать только искорки света, когда солнце склоняется к закату». Солнце — воплощение форм, чужеземцы (т. е. начала, чуждые первоматерии по своему метафизическому статусу) и удерживаемые ими от солнца искорки должны символизировать первые определения материи. Каковы же эти ее первые определения?