Задание: Нидерланды - Айронс (Эронс) Эдвард Сидни

Девушка мягко рассмеялась.

– Я здесь.

Очередной раз освещая горизонт, луч света маяка коснулся ее. Она опять распустила волосы, и те тяжелым золотистым каскадом струились по ее плечам. Рот ее был приоткрыт, и когда она очередной раз от души рассмеялась, он увидел ее белоснежные зубы.

– Иди сюда, – позвала она.

– Возвращайся в машину, – велел Дарелл. – Ты не заболела?

– Нет, я прекрасно себя чувствую. Я чувствую себя счастливой и свободной. Дорогой мой, я хочу отпраздновать свое освобождение. Мне хочется знать, что я навсегда покончила с Фридрихом. Потом будет время разобраться во всех деталях. Предстоят такие скучные разбирательства с полицией, но все адвокаты Гамбурга не смогут снова собрать этого коротышку. Как могу я сердиться на Джулиана Уайльда? Он сделал то, чего я так хотела и на что не осмеливалась. Он разорвал мои цепи.

Она продолжала плескаться в теплом прибое. Ее голос звучал как-то странно и, казалось, предупреждал, что творится нечто ненормальное. Луч света с маяка снова коснулся ее и он увидел, что ее голова откинута назад, светло-карие глаза смотрят на него, а сама она протягивает к нему руки, стоя в потоке соленой воды, бурлящей между тростников.

– Иди сюда, мой дорогой. Я хочу тебя.

– Кассандра, твой муж...

– Мой муж мертв и потому я счастлива. Я хочу доказать это самой себе, разве ты не видишь? И доказать с тобой вместе.

Она пошла к нему по мелководью, где воды было всего по колено, приблизившись, сбросила кофточку, и он увидел, что на ней не было бюстгальтера, да она в нем и не нуждалась. Затем она на мгновение замерла, потом гибким движением бедер высвободилась из брюк, перешагнула через них и радостно швырнула их на берег.

Теперь обнаженная она стояла перед ним, раскинув руки.

– Иди сюда, – снова позвала она. Ее невидящие глаза были широко раскрыты. – Пожалуйста, ты мне нужен. Неужели ты не понимаешь? Он взял меня в Берлине, когда я была еще совсем ребенком и ничего не понимала. Он сказал, что богат, и если я дам ему то, что ему нужно, то он даст мне все, так он сказал. Я так и сделала. Я делала все, что он просил. Такие вещи, о которых до того я не имела ни малейшего понятия. Иногда я пыталась смыть с себя его прикосновения, принимая ванну за ванной, потому что он заставлял меня чувствовать себя простым животным. Потом он начал бить и ругать меня, называть меня дурой и обращаться как со скотиной, нужной ему только в определенные моменты. Понимаешь? Ты видел сегодня вечером, каков он. Как он собирался приятно поужинать, а я должна была стоять у стола и ждать как рабыня!

В ее резких словах выплескивалась наружу горечь. Она замерла, как белокурая Афродита, поднимающаяся из морских тростников. Молчаливый луч света от далекого маяка коснулся массивной стены морской дамбы, мрачно нависавшей над их головами, сверкнул на белом прибрежном песке и осветил все ее тело бледным перламутровым сиянием. Был какой-то вызов в том, как она стояла, в ее округлых бедрах, твердых грудях и плоском животе, а возле ее длинных крепких ног плескалось и журчало море.

– Мне кажется, что я пьяна, – шепотом продолжала она, – Понимаешь, мне что-то нужно. Иногда, после всех этих долгих лет, проведенных с ним, глубоко во мне что-то заходилось болью, и сегодня я должна от этого освободиться. В Амстердаме я играла с тобой, подчиняясь его приказам. А сегодня я свободна и делаю это потому, что действительно хочу этого, и ни почему больше. Я – сама себе хозяйка. Мы с тобой можем закончить то, что начали в Амстердаме. Ты же видел меня тогда такою, как видишь сейчас. Ты хотел меня тогда?

– Да, – сказал он.

– А сейчас ты меня хочешь?

– Да...

Они медленно вошли в теплую воду, по поверхности которой слабый бриз медленно гнал клубы тумана, а высокая стена дамбы продолжала нависать сверху. Ее била крупная дрожь. Губы ее впились в него с невероятной яростью. Тело ее раскачивалось и вздрагивало. Когда он ее обнял, голова девушки откинулась назад, и он увидел в этом призрачном свете, что глаза ее широко раскрыты... широко раскрыты, но ничего не видят, либо смотрят не на него, Сэма Дарелла, а просто на инструмент, способный доставить сексуальное удовлетворение по случаю смерти мужа.

Он ее отпустил.

Она страстно прижалась к нему, словно ища защиты.

Он опять отстранил ее.

Она застонала и внезапно выпрямилась. Лицо свело судорогой. Глаза ее широко раскрылись, из горла вырвался слабый стон. Потом она опустилась на колени в теплый соленый прибой.

– Пожалуйста... – прошептала она.

– Нет. Я принесу твою одежду, Кассандра.

Она с ненавистью уставилась на него.

– Мне очень жаль, что приходиться поступать с тобой так жестоко, – сказал он. – Хотя ты сама себя мучаешь. Одевайся, и я отвезу тебя в Амстердам.

– Я никуда не хочу с тобой ехать, – выдохнула она.

Потом встала, вышла из воды и подобрала свою брошенную на берег одежду. Не оглядываясь назад, она шагнула во тьму, в мрачную тень дамбы, и направилась в сторону города.

Дарелл позволил ей уйти, сам же вновь вскарабкался по ступенькам на дорогу и вернулся к "мерседесу". Там он сел и стал ждать, когда кто-нибудь проедет мимо и подвезет его до Амшеллига.

14

Шведская парочка в "сааб", направлявшаяся из Дании через Гронинген, подобрала его и подвезла до Амшеллига. Шведка всплеснула руками при виде его разбитого лица, что напомнило ему о разговоре с Эриком, но Дарелл заверил, что внешне все выглядит гораздо хуже, чем есть на самом деле. Муж просто угрюмо буркнул, чтобы жена не приставала к иностранцу.

Когда Дарелл вошел в свой номер в отеле, там уже поджидал инспектор Флаас. Сотрудник голландской службы безопасности выглядел как и в Амстердаме – солидным и решительным. И по-прежнему курил одну из своих вонючих итальянских сигар. На нем был коричневый костюм из индийской полосатой льняной ткани, темно-красный галстук и тяжелые башмаки. На башмаках налип песок, и, проследив за взглядом Дарелла, Флаас пожал плечами и улыбнулся.

– Что с вами случилось, дружище?

Сбросив одежду и забравшись под горячий душ, Дарелл рассказал Флаасу об убийстве Мариуса Уайльда генералом фон Витталем и о налете Джулиана Уайльда на "Валькирию". В поведении Флааса ничего не изменилось.

– Да, да, мне все это известно, – безразлично обронил голландец. – Но местная полиция в конце концов сама управится с этим.

– А что слышно о Джулиане Уайльде? – спросил Дарелл. – Теперь вы сможете задержать его по обвинению в убийстве.

– Предоставьте это нам.

– Что это значит?

– Именно то, что я сказал, господин Дарелл. Наше правительство вновь изменило свое коллективное решение. Как я предупреждал вас в Амстердаме, в нашем правительстве есть люди, отказывающиеся обсуждать угрозы со стороны бандитов, владеющих вирусом "Кассандра". Они хотят победить в открытой борьбе. И это, по-видимому, будет означать конец Джулиана Уайльда.

– А что должны делать вы?

Флаас долго раскуривал свою сигару.

– У нас ведь маленькая страна и очень сложная сеть дорог и каналов – вы наверное знаете, что можно здесь у Амшеллига начать путешествие на барже или моторной лодке, и через день оказаться в Амстердаме, а потом через Бельгию и в Париже, и при этом ни разу не покидая воды, хотя и находясь на много миль в глубине суши. Это правда. Но мы закупорили все мыслимые выходы из Фрисландии и Гронингена, и разумеется закрыли все границы. Джулиан Уайльд никуда от нас не денется.

Взбешенный Дарелл выскочил из душа, обмотавшись полотенцем.

– Надеюсь, вы это не всерьез? Вы же не собираетесь арестовать его до того, как найдете бункер с "Кассандрой", не так ли?

– Мне так приказано. Кстати, мой друг, ваши ссадины нужно показать доктору.

– У меня все в порядке, – коротко бросил Дарелл. – Джулиан Уайльд знает, где находится бункер. Он может разнести чуму повсюду, если решится это сделать. И он решится, как только узнает, что вы раскинули свою сеть над этим районом. Господи, вы же не можете...