Челюскинская эпопея - Владислав Корякин

Под звонкими ударами ломов брызжут осколки и откалываются большие куски прозрачного льда. Разбитые глыбы льда увозят далеко за сигнальные флаги, за пределы аэродрома. Отдельные куски разбиваем деревянными колотушками на месте, так как весь лёд всё равно не вывезти. Лопатами счищаем бугры снега и разрыхляем твёрдые заструги, оставшиеся от недавней пурги… Четыре часа работы и там, где торчали льдины, теперь лежит ровным слоем раздробленный лёд. За палатками среди ропаков уже мелькают чёрные фигуры людей. Это бригада Колесниченко… Сегодня они работают во вторую смену. Им предстоит расчищать ропаки в другом конце аэродрома, где тоже было торошение. С пустыми санями быстро возвращаемся домой, в лагерь. Вот последний поворот дороги, вдали за ропаками виднеются крыши домиков–палаток. Над ними вьются дымки, обещая заслуженный отдых в тёплой палатке, ставшей теперь такой уютной» (1936, с. 168–169).

Грубой физической работой в арктической экспедиции не удивишь ни будущего академика, ни матроса с погибшего судна, перед Арктикой все равны. Но порой Арктика, испытывая человеческое терпение, не только обрекает полярника на долгое ожидание, но и лишает его возможности активной деятельности, заставляя в разгар полярной ночи или буйством метелей отсиживаться в тесном жилье. Известно, что безделье почти всегда опасно для зимовщиков, порождая духовную апатию и равнодушие к происходящему, чего не было в лагере Шмидта, в значительной мере благодаря его руководителю, которого хватало не только на руководство разношерстной «командой», но и на проведение философских семинаров и обучение желающих иностранным языкам. Но об этом подробнее в следующем разделе.

Вероятно, Ляпидевский сделал бы больше, однако авария с его самолётом 14 марта у острова Колючин исключила его из дальнейших спасательных работ. Но своё дело он сделал. К тому времени было принято решение о переносе авиабазы спасателей на мыс Ванкарем, и заведующий скромной факторией Г. Т. Кривдун, к своему удивлению, неожиданно оказался в центре событий. Едва ли такая перемена для сына репрессированного терского казака, забравшегося в силу сложившихся обстоятельств в места, о которых в народе говорят «куда Макар телят не гонял», пришлась ему по душе. Теперь вместо привычных торговых операций с местными, нечасто появлявшимися охотниками–чукчами, ему предстояло для начала обеспечить сохранность многочисленных металлических бочек с бензином и маслом, которые доставлялись на мобилизованных чукотских собачьих упряжках аж из бухты Провидения. А в последующем ему предстояло принимать и отправлять самих челюскинцев, предоставляя им хотя бы минимум жизнеобеспечения на период пребывания на фактории. Как показали дальнейшие события, к известности этот скромный хозяйственник совсем не стремился.

Пока Ляпидевский восстанавливал свою машину после аварии, происходило наращивание воздушных сил на подходах к Чукотке. 13 марта с судов было выгружено пять самолётов Р-5 звена Каманина у Олюторского рыбного завода (район мыса Наварин), откуда им предстояло добираться до Чукотки. Наши машины решено было подстраховать американскими, но дела на Аляске разворачивались не лучшим образом, что наш посол в Соединённых Штатах позднее объяснил следующим образом: «Пока Ушаков, Слепнёв и Леваневский добрались до Аляски, мы получили предложение помочь нам в спасении челюскинцев от той же Панамериканской компании, от Аляскинской торговой палаты, помнившей услуги, оказанные нашими лётчиками и, наконец, от американского правительства. Все они в той или иной форме оказали эту помощь техническим содействием, перевозкой наших лётчиков, а затем Шмидта, предоставлением всяких льгот, например выдачей разрешения в упрощенном порядке на вылет самолётов, снабжением, необходимой информацией и прочим. Я скажу больше: все, кто сталкивались с нашими лётчиками и впоследствии со Шмидтом, помогали, чем могли.

Посылка авиаторов для непосредственного участия в спасении челюскинцев оказалась невозможной, так как раз в это время американский военно–воздушный флот переживал тяжелый кризис с последовательной гибелью десяти лётчиков, направленных в числе других на перевозку гражданской почты. Аляскинская торговая палата намеревалась послать лётчиков, но в этом уже не было надобности — челюскинцы уже были спасены… По прибытии в Фербенкс Слепнев и Леваневский занялись приёмкой купленных аэропланов и подготовкой их полёта на Чукотку» (т. 3, 1934, с. 400–401). Поскольку полярный опыт полётов и посадок на лёд был у американских пилотов минимальным, советскую сторону интересовали не американские пилоты, а самолёты, имевшие свои преимущества.

Глава 6. Спасение с неба. Второй тайм

— На славу всемирную

Из льдин челюстей

Товарищей вырвали!..

…На льдов произвол

Ни пса не оставили.

М. Цветаева

Действительно, 14 марта Слепнев и Леваневский с Ушаковым прибыли в Фербенкс на Аляске, откуда на двух американских «Флистерах» готовились к перелёту через Берингов пролив с представителем правительственной комиссии Ушаковым.

С учётом всех обстоятельств, в Москве было решено усилить спасателей отрядом Галышева (два «Юнкерса» ПС-3 и один Р-5), вылетевшего из Хабаровска 17 марта вдоль Охотского побережья. 23 марта ледокол «Красин» с двумя разобранными дирижаблями в трюмах вышел из Кронштадта, направляясь на Чукотку через Панамский канал. Эту спасательную экспедицию возглавлял Евгенов, которому советская власть не поставила в вину практически срыв похода к Амбарчику в навигацию 1932 г. Не касаясь деталей (подробно описанных в следующем разделе) отметим лишь, что сосредоточение этих сил, (используя современную терминологию) закончилось на базе подскока в Ванкареме в первых числах апреля.

Тем временем в лагере Шмидта происходила борьба за выживание, в которой постоянно участвовало не менее половины оставшихся на льду челюскинцев, частично описанная выше в воспоминаниях Ширшова. Подвижки льда несколько раз уничтожали работу людей, так что её приходилось начинать заново. Но после ликвидации последствий очередного буйства стихий на взлётно–посадочной полосе у людей не оставалось ни малейшей уверенности в том, что им не придётся возвращаться к ней снова и снова. Такого рода деятельность превращалась в сизифов труд, что не могло не отразиться на моральном состоянии людей, причём эта опасность держала людей практически всё время в напряжении даже в лагере, где они стали свидетелями разрушения барака и бегства из него людей, которое однажды могло завершиться не столь благополучно. Восприятие угрозы подвижек в самом лагере также нашло отражение в воспоминаниях челюскинцев:

«После работы я сидел с книжкой Киплинга в руках, перечитывая её с увлечением, кажется, уже в десятый раз. Вдруг что‑то ударило по льду и резко толкнуло палатку и сидящих в ней. Все на несколько мгновений застыли в тревожном ожидании. Снаружи донёсся шум торошения.

— Началось, — сказал Гаккель, с костяшкой домино в поднятой руке. Вчетвером мои товарищи по палатке забивали «козла».

— Ты слыхал? — почему‑то спросил у меня Шафран.

— Ещё бы! — усмехнулся я, пряча книжку и словарь в чемоданчик. Факидов торопливо искал шапку, затерявшуюся в куче малиц и спальных мешков. Вышли.

В глубоком тёмном небе ярко горели звёзды. Возле палатки над треногой на льду тускло мигал фонарь, оставленный определявшимся сегодня по звёздам Хмызниковым. Из всех палаток выходили люди и прислушивались. В морозной ночи гудело сжатие льдов. Казалось, весь воздух наполнился грозным шумом, треском и визгом. То там, то здесь в темноте трещали как будто одиночные винтовочные выстрелы, рассыпаясь частой стрельбой, покрываясь через минуту отдалённым гулом орудий.

— Как на фронте, — вполголоса сказал кто‑то рядом со мной.

— Противник пошёл в наступление, — отозвался другой.

Помолчали.

— Как бы до лагеря не докатилось, — встревоженно сказал тот же голос.

Опять стояли молча, подавленные грозной симфонией сжатия, происходившего по всей линии майны у камбуза.

— Вот где жмёт!

Огромные льдины со скрежетом, треском вылезали наверх из трещины и громоздились одна на другую. С другой стороны трещины показались тёмные фигуры. Это были жители барака, находящегося за майной.

— Как у вас в бараке? — крикнул я, стараясь перекричать грохот льда.

— Пока ничего, всё в порядке, — донеслось оттуда.

Решил пройти вдоль майны. Вот и камбуз. К счастью, сжатие шло стороной от него» (Ширшов, 1936, с. 174–177).

Достаточно будничное описание вместе с тем вполне информативно — нетрудно представить состояние людей живущих сутки за сутками в напряжённом ожидании и готовности к самым напряжённым действиям. Просто бытовая деталь — раздеваться на ночь для необходимого отдыха в спальных мешках, или нет? Забегая вперёд, лишь отмечу, что эта не самая важная бытовая проблема осталась проблемой для живущих на дрейфующем льду в последующие десятилетия.