Те, кого ты предал (СИ) - Лу Берри

вот точно так же попрекал Настю всем подряд, хотя стоило бы сказать «спасибо». Потом мысленно ругал себя — признавать свою вину вслух было просто выше его сил — но в следующий раз делал ровно то же самое…

Видимо, мы на каком-то генетическом уровне порой повторяем поведение своих родителей.

— Я ещё поговорить с тобой хотел, — произнес он, когда мать наконец вылила все свое недовольство и, скрупулёзно сложив ракеты из-под продуктов в другой пакет из-под них же, повернулась к плите, чтобы вскипятить воду для чая.

— А? — отозвалась она коротко, оборачиваясь к нему с таким видом, словно уже заподозрила нечто неладное.

Он помолчал, мысленно подбирая слова. И ругая себя за то, что вообще завёл этот разговор…

Он ведь давно уже был взрослым мужчиной и мамино одобрение в важных решениях ему совсем не требовалось. И все же… промолчать, скрыть от неё такую вещь ему казалось чем-то сродни смертному греху…

Мама вырастила его одна. Она была ему и мать, и отец, и Господь Бог. Он не мог её обманывать — все казалось, что мама непременно это почует, обидится…

А обижать её он не хотел. Где-то на подкорке сознания были словно выжжены её слова, которые она часто ему повторяла: женщин у тебя может быть много, а мама — только одна…

Маму нужно беречь.

Поэтому он все же не сказал ей, что прописал в подаренной ею квартире сына. Мама была против и этого, совершенно уверенная в том, что если он там кого-то пропишет — квартиру у него непременно отберут. Пусть даже речь шла о годовалом ребенке.

— Ну, в общем… — проговорил неловко, так и не придумав, как лучше начать разговор. — Мы с Настей денег копили в последние годы, чтобы квартиру для Лизы купить и вот… накопилось. Так что…

Он оборвался, потому что мамины глаза стали размером с блюдца и она испуганно схватилась за сердце.

— Опять ты за старое! Ну как ты не видишь, что твоя жена делает?!

— А что она делает? — спросил спокойно, хотя ответ уже предвидел.

— Да развести она тебя хочет на имущество! То сначала выдумала, что ты должен сыну долю в своей квартире отписать, теперь ей вообще целую квартиру подавай!

— Но это же не для неё, а для дочки…

— Это она говорит так! А потом как уйдёт от тебя к другому мужику — и отхватит у тебя половину этой квартиры! Не вздумай даже такое делать!

Слова о том, что Настя может уйти к другому, его даже насмешили. Она же такая невзрачная, простенькая… да кто вообще на неё позарится? И его она просто обожает. Так что такую вероятность он даже не рассматривал.

Другое дело — Катя… при мысли о ней в груди привычно кольнуло. Он ведь уйдёт к ней однажды, так что, может, и впрямь не стоит сейчас никаких квартир покупать, чтобы с Настей потом не делить?

Мамина ладонь накрыла его руку.

— Но вообще-то, идея купить квартиру — правильная, — проговорила она задумчиво. — Алексей, ну который тётки твоей Антонины зять, недавно рассказывал, что сейчас самое время, чтобы недвижимость покупать… А знаешь давай как сделаем? Ты квартиру купишь, но на моё имя. Чтобы Насте при разводе, в случае чего, ничего не досталось. А уж потом, после моей смерти, все равно тебе все отойдёт, и ты тогда решишь, что с квартирой делать… Вдруг тоже женщину получше встретишь?..

Так они тогда и поступили.

А лучшую, как потом оказалось, женщину он в итоге потерял.

***

Настоящее время

Я терпеливо дослушала этот рассказ, испытывая при этом только новый приступ жалости и презрения.

Саша был безнадёжно ведомым человеком. Запутавшимся. Метающимся по жизни в бесконечных поисках чего-то лучшего, а в итоге рисковавшим остаться вообще ни с чем…

И ни с кем.

— Ты прав — тебя это совсем не оправдывает, — вынесла я свой вердикт в ответ на его полный мольбы, выжидающий взгляд. — Тебе не пять лет, Саша. Давно уже пора жить своим умом… или просто жить с мамой, раз уж без неё не научился. Не думала, что скажу такое после всего… но Катю мне даже жаль. А теперь, если ты закончил…

Саша вдруг вскочил со своего места, метнулся ко мне, крепко вцепившись пальцами в плечи…

— Да как ты не поймёшь — не хочу я к ней идти! Давно уже не хочу! И чем больше она настаивала, чтобы я развёлся, тем больше я понимал, что… с тобой хочу остаться. С детьми. Что, видимо, когда-то давно придумал себе мечту, грезил о ней, а на самом деле она никогда мне и не нужна была по-настоящему. Потому что мне с тобой было хорошо. И я не хотел этого терять…

Я едва не рассмеялась в ответ на это признание.

— Да ты прямо Скарлетт О'Хара, Саш! Давай, скажи ещё, что любишь меня!

Он замер. Посмотрел мне в глаза… и негромко выдохнул:

— Люблю…

Я поняла вдруг, что слышу от него эти слова впервые в жизни. Он никогда не говорил такого вслух, а я наивно полагала, что он просто такой человек — закрытый… и пусть он не кричит о любви, но на самом деле, в глубине души, меня любит, раз мы вместе и у нас все хорошо…

Выходило, в этом он и не лгал мне вовсе. Не любил — вот и не говорил.

Я прислушалась к своим ощущениям. Внутри ничего не дрогнуло от его признания, ответом была лишь абсолютная, равнодушная пустота.

Пожав плечами, я спокойно сказала:

— Очень жаль, если это действительно так. Потому что я тебя больше не люблю.

Я произнесла это — и остатки прошлого, ещё давившие на грудь, в этот момент словно растворились без следа. Стало легко и свободно…

— Неправда! — едва не выкрикнул он в ответ. — Неправда!

— Можешь не верить. Но я уже подала на развод, так что, все кончено, Саш.

Он схватился за голову, заметался по кухне взбесившимся зверем…

— Нет! Ты не понимаешь! Я хотел уйти от неё, все порвать! Но тогда она лишила бы меня всего… это ведь она дала денег на автомастерские, поэтому ей принадлежит почти все…

— Она и Рома, — вставила я холодно.

— От Ромки были одни копейки — этого бы не хватило ни на что! А Катя… уйди я от неё — и она бы просто выпнула меня с работы! И что бы мы тогда делали, на что жили?!

Мой спокойный, ровный тон резко констатировал с его истеричным.