Тропический рейд - Сергей Зверев

Программист попробовал дотянуться до притихшего дознавателя и кулаками потревожить целостность его лица. Ему уже два раза удавалось такое проделать.

Но на сей раз Свешников вовремя оттолкнул недавнего пленника от Стоуна, показал здоровенный кулак и пригрозил:

— Если не успокоишься, студент, то я тебя обратно в клетку посажу. Еще меньшую, чем та, в которой ты загорал две недели. Или свяжу покрепче дикаря отмороженного. — Усатый капитан повернулся к дознавателю. Пристально оглядел его с головы до ног и полюбопытствовал: — Слышь, мужик, а чего это он тебя убить-то так усиленно хочет? Что ты ему такого сделал, если он тебя разорвать голыми руками готов, а? Следов пыток вроде на нем не видно, тогда почему?

Стоун не ответил, еще больше нахмурился, шмыгнул разбитым носом, потупил взгляд.

Андронова вытерла рукавом мокрое лицо, подсела ближе и пояснила:

— Ролями они поменялись. Так всегда бывает. Наш подзащитный сидел в клетке, терпел издевательства, мучился в тесном помещении. Теперь отыгрывается. Если мы покинем их на несколько минут, то в живых наверняка останется только один. Довольный, отомстивший и очень даже спокойный. Улыбающийся во всю свою программистскую рожу.

— Тут ты права, Наталья Максимовна. У озверевшего российского программиста лучше во врагах не числиться.

Никифоров пихнул мрачного дознавателя, хмыкнул и заявил:

— Если не расскажешь нам все как на духу, то мы тебя с Виктором наедине оставим. Чуешь, чем это пахнет?

Стоун поерзал, втянул голову в плечи и промолчал.

Спуск в предгорья прошел вполне нормально. Десантникам удалось преодолеть ревущие потоки воды и перетащить через них двух слабаков. Справились они и с ураганным ветром.

Теперь вся группа сидела под раскидистым деревом, промокшая до нитки, и даже не думала о том, чтобы обсушится. Ливень не переставал ни на миг.

Капитан Кузнецов сосредоточенно обматывал мокрыми бинтами царапину на ноге, вполголоса матерился, прихлебывал спирт из фляжки и горстями употреблял антибиотики. Тем самым он превентивно избавлялся от всех местных заразных бактерий, включая и тех, которые приносят лихорадку.

Младший лейтенант Никифоров сокрушался над тем, что все его хитрые приборы были повреждены во время экстремального спуска с гор, промокли напрочь и теперь их хоть выкидывай. Он ходил туда-сюда, размешивая грязь ботинками, ругался, пинал ветки, траву, кусты, зло поглядывал на пленного дознавателя, из-за которого чуть не утонул. Ему пришлось бросать аппаратуру в грязь и вылавливать неуклюжего Стоуна из бурного потока, куда тот по неосторожности свалился.

Батяня задумчиво курил, зная, что сигаретный дым забьет ливнем и никто его не учует. Он рассматривал карту, засунутую в непромокаемый прозрачный чехол, выбирал дорогу, вспоминал прошлые свои похождения в этих краях. Увы, приборы Никифорова накрылись во время спуска. Теперь придется идти без них, по старинке, надеясь только на собственные глаза и уши.

Свешников, весь в грязи, следил за освобожденным программистом, которого так и подмывало напасть на пленного дознавателя.

Андронова немного погоревала о своем внешнем виде, потом плюнула на все эти неудобства. Делать нечего, придется потерпеть.

Программист понемногу отлеживался. Он уже проявлял тягу к жизни и движениям, набирался сил. Через несколько часов бедолага сможет самостоятельно передвигаться.

Дознаватель же просто чудом сохранял остатки спокойствия и нервов. Во время движения его не пинал разве что Батяня. Все остальные обращались с ним как с врагом народа в тридцать седьмом году, особенно когда программист рассказал немного о своеобразных увлечениях сахарного палача. Десантники волокли, швыряли, пинали Стоуна, от всей души отвешивали ему подзатыльники. Когда по его вине Никифоров утопил свою электронику, дознаватель просто чудом остался жив. Теперь он сидел, весь нахохленный, грязный, оборванный, и не знал, что с ним будет.

Местность, озаряемая встающим солнцем, лучи которого едва пробивались сквозь тучи, выглядела унылой, мокрой и противной. Всюду вода, ручьи, грязь. Медленно плывут наносы мусора, ветки, сухие листья. От земли поднимается пар, дышать приходится с трудом.

Еще пара дней, и у кого-нибудь из группы начнется лихорадка, если не выбраться на свежий воздух. В принципе медикаменты должны защитить от этой дряни, но кто знает наверняка?

Батяня оставил карту, внимательно оглядел спасенного программиста и спросил:

— Со здоровьем как у тебя, Виктор? Прививки делал перед Колумбией?

— Делал. А здоровье нормальное. Я с Новосибирска родом, закаленный.

Батяня усмехнулся, явно не поверил и заявил:

— У вашего брата компьютерщика из-за долгого сидения перед монитором атрофируется весь иммунитет. Так что не хвастайся. Антон, у тебя аптечка не промокла?

Свешников пощупал набедренный карман, вытащил медпакет.

— Сухая вроде.

— Тогда накорми человека лекарствами, а то он лихорадку запросто подцепит. Надо его до дома в целости и сохранности дотащить, иначе все зря, — проговорил майор и опять углубился в изучение карты.

Тут впервые с момента захвата заговорил дознаватель, который тоже берег свое здоровье:

— А мне кто-нибудь даст антибиотики или противомикробное?

Андронова пихнула капитана в плечо и осведомилась:

— Усатый, как думаешь, дать ему таблеток?

Свешников пристально глянул на пленника и выдал:

— Я ему сейчас в голову дам, да так, что потом никакая зараза не пристанет!

Мистер Стоун опасливо отодвинулся от него. Ему уже доводилось получать оплеухи во время пути.

Батяня определился, как идти до границы, убрал карту, с сожалением выкинул промокшую сигарету. Майор решил разобраться с пленным, тем более что тащить его с собой не было никакого смысла. Он только задерживал движение группы.

— Ну, рассказывай, мастер пыточных дел, чего тебе от Лымарева Виктора Николаевича нужно было?

Тот нахохлился, исподлобья поглядел на десантников, обступивших его, и процедил сквозь зубы:

— Ничего я вам не скажу. Можете бить, пытать, сдирать кожу, но ни слова от меня не добьетесь. Я умею терпеть любую боль. Приучен.

Майор пожал плечами и сказал начистоту:

— А мы и не собираемся из тебя ничего вытягивать, у нас времени на это нет. Просто если расскажешь что-то стоящее, то возьмем с собой. Отсидишь несколько лет, потом выйдешь на свободу. Ну а будешь упрямиться, привяжем к дереву и оставим тут. Тогда тебе придется беседовать с диким зверьем, которое с немалым удовольствием тебя сожрет. Испытаешь на себе все, о чем долгими вечерами рассказывал Виктору.

Дознаватель вскинул голову и твердо ответил:

— Привязывайте. Ничего я вам не скажу.

Батяня посмотрел на Свешникова, улыбнулся и сказал:

— Антон, помню, ты однажды применил очень даже эффективный способ дознания. Еще раз покажешь?

Свешников кивнул:

— Да запросто!

Через сорок минут группа уже уходила с места привала. Дико визжащий дознаватель выложил довольно ценную информацию. Сам этот бедолага остался лежать в грязи. Десантники не стали его добивать. Они оставили это дело местному зверью, которое обязательно скоро появится завтракать, привлеченное запахом человеческой крови.

Всю ночь напролет Мартинес следовал за русскими, соблюдая все меры предосторожности и ничем не выдавая своего присутствия. Ливень нисколько не мешал ему, тем более что точного направления можно было не придерживаться. Вниз вела только одна дорога.

Иногда он даже видел русских, спускающихся довольно быстро, и сам увеличивал скорость. Порой Мартинес просто следовал короткими путями. Разбиться он не боялся, горы знал как свои пять пальцев.

Да Мартинеса сейчас и не особо волновала собственная жизнь. Гораздо важнее было отомстить русским отморозкам, которые безжалостно убили всех его парней во время освобождения пленного программиста. Сперва надо поквитаться с ними, а потом уже со спокойной душой думать, как жить дальше и стоит ли набирать новую команду.

Теперь, когда рассвело, Мартинес сидел в сотне метров от спецназовцев, весь грязный с головы до ног, вдобавок еще и облепленный листьями для маскировки. Он слышал, как пленный Стоун дико визжал и в коротких паузах что-то сбивчиво рассказывал русским спецназовцам. Прямой видимости не было, да и слов Мартинес не понимал. Но он не сомневался в том, что эти ребята просто начали допрашивать дознавателя с пристрастием. Теперь он пел им все то, что они хотели услышать. Иного и не помыслишь. Этот бедолага нарвался на достойных конкурентов, стал жертвой собственного… увлечения, пристойно говоря.

От земли поднимался пар, в воздухе реяли мельчайшие капельки воды. Пройдет еще пара дней, и сельва станет вовсе не пролазной. Уровень воды поднимется на один-два метра. Все раскиснет, станет практически непроходимым болотом.